Говорящие с...

– Нет! Брось мне мою сумку! Да пошевеливайся же!

– Что вы делаете?
– спросил кто-то.
– Слушайте, да в чем дело-то! Вы здесь не одни!

– У кого-нибудь часы идут слишком быстро?
– Эша вывалила на пол содержимое сумочки и начала рыться в нем, отыскивая катушку с нитками. Она всегда носила с собой нитки, как и множество других самых неожиданных вещей. Никогда не знаешь точно, когда что-то вдруг может пригодиться.
– Постаревшие, проверьте часы!

– У меня!
– подала испуганный голос администраторша.

– У меня тоже, - сказал стоматолог, пытливо вглядываясь в циферблат - так ограбленный вглядывается в лицо предъявленного подозреваемого.

– Что бы это значило?

– Снимайте их, - Эша обмотала конец нитки вокруг браслетов своих и Севиных часов и резким толчком отправила их к стойке, поблизости от которой никого не было.
– На тот случай, если я ошибаюсь, - пояснила она сардонической усмешке Севы.
– Подтянем обратно и...

– Зачем нам снимать часы?!
– завизжала Юля.
– Нам нужно снимать цепи, а не часы! У тебя совсем крышу снесло?!

– Можешь не снимать, - сказала Шталь, пристально глядя на свои ногти.
– Интересно, какая из тебя получится бабулька?!

Петр Семенович захихикал, привалившись к стене, и его хихиканье мало чем отличалось от бряцанья цепи на его подрагивающей ноге. Подружка метнула на него яростный взгляд. Стоматолог задумчиво огляделся и так же задумчиво начал расстегивать браслет своих часов.

– Это, конечно, невозможно, - оправдывающеся сообщил он в пространство, - но на всякий случай...

– Что скажешь?
– спросила Эша у Севы, сосредоточенно созерцавшего свои обгрызенные ногти. Тот глубоко вздохнул и сообщил:

– Конечно, я могу и ошибаться. Но, похоже, перестало.

– Бросьте часы подальше - к стойке или к двери, - сказала Эша, облегченно с размаху шмякаясь на пол.
– Только постарайтесь сделать это аккуратней, чтоб они остались целы.

Стоматолог и администраторша незамедлительно выполнили это указание. Юля нерешительно сняла часы и, держа их вытянутой рукой, точно дохлую крысу, оглядывалась, ища поддержки или объяснений.

– Что все это значит?
– осведомился специалист по фильмам, отталкивая от себя часы.
– Откуда ты знаешь? Что ты вообще знаешь?

– Да ни хрена я не знаю!
– огрызнулась Эша, пытаясь удержать в пальцах зеркальце.
– Просто я тоже много фильмов смотрела. У меня появилась теория, и я ее проверила.

– Это ты все и устроила!
– торжествующе заявила Юля, тряхнув сильно отросшими кудрями.

– Тогда почему я тоже постарела?

– Не знаю, - Юля округлила глаза, наблюдая, как Петр Семенович яростно сдирает с запястья свои дорогие часы.
– Петя, ну ты-то!

– Вы ж не постарели?
– в один голос удивились кремовый и лимонный костюмы.

– А откуда мне знать, что будет через пять минут?!
– буркнул тот немного смущенно и резким толчком избавился от часов. После этого заявления и прочие начали расстегивать часы, очевидно, решив, что раз хозяин "Слободки" последовал совету Шталь, то и им стесняться нечего. При этом на всех лицах было написано, что они в столь нелепую теорию нисколечко не верят. Эшу это мало заботило - не только мнение окружающих, но и сами эти окружающие не представляли для нее никакого интереса. А вот то, что и лицо Севы отражало то же неверие, ее задевало.

– Кто-нибудь сможет дотянуться до тех двоих?
– она махнула на дремлющую парочку, погребенную под ворохом пепельных спутанных косм, которые медленно, но вполне заметно удлинялись.
– Или разбудите их, или заберите у них часы.

Официантка, в чьих возможностях было дотянуться до парочки, отодвинулась подальше и заявила, что в жизни не дотронется до их часов. Коли, взмокшие после долгого сражения с цепями, но кажущиеся удивительно невозмутимыми, переглянулись, после чего Коля-первый поднялся, подошел к диванчику и, страдальчески скривившись, начал шарить в волосяной копне. Копна вдруг всхрапнула, содрогнулась, и разбитый старческий голос сонно потребовал из самой ее середины:

– Еще два по сто пятьдесят и судачка!

Коля отдернул руку, потом, фыркнув, сунул ее обратно и вскоре с торжествующим видом вытащил серебристые мужские часы. Пошарил еще и извлек женские, густо усеянные стразами. Копна глубоко и печально вздохнула, после чего неожиданно мелодично исполнила:

Где ты, Люся, Люся, Люся?

Не дождуся я тебя!

Веселюся, Люся, Люся,

Хоть в кармане три рубля!

Прервав музицирование, ворох косм негромко захрапел. Коля-первый сдавленно хрюкнул и, переправив часы к стойке, вернулся на свое место. Кто-то засмеялся, но смех немедленно перекрыли кремовый и лимонный костюмы, которые окончательно рассмотрели себя в зеркальца и заревели в голос. Шталь, отыскав в груде своего барахла на полу маникюрные ножнички, вручила их Севе и жалобно попросила обрезать ей ногти, попутно громко сказав остальным:

– Можете начинать смотреть и в другие стороны! Никаких объяснений я вам дать не в состоянии!

– На ногах ты уж сама, - Сева хмыкнул, неловко орудуя ножничками.
– Эша, это не может быть кто-то из наших. Я никого не чувствовал. И я никого не чувствую.

– Значит, он приходил, когда мы были без сознания, а теперь наблюдает за нами через камеры, как поступает множество уважающих себя маньяков! Один из ваших, Гриша, сказал мне как-то, что некоторым из ваших слишком сильно нравится то, что они умеют. И они изменились. Попросту говоря, они спятили. Правда, и сам Гриша был не очень-то...

– Говорящий бы почувствовал меня!
– возразил Сева, изумленно разглядывая отрезанный ноготь длиной с хороший столовый нож.
– Даже спятивший Говорящий не стал бы меня сажать на цепь вместе с остальными, не задав хоть пары вопросов! К тому же, если он умеет говорить с часами... тогда ведь такого бы не было! Часы бы вели себя необычно... но это!.. Тогда ведь получается, что он говорит не с часами. Он говорит со временем. Я не верю, что бывают такие Говорящие! Время - это физическая величина, это...

– Я счастлива, что ты столь образован, мой ... хм-м... юный друг, но взгляни на это иначе. Разве события ускоряются? Разве за окном не все та же ночь? Разве еда протухла и ресторан зарос паутиной? Ничего этого не происходит. Меняемся только мы. Подумай, что вообще представляют из себя часы? Они показывают нам то время, которые мы для них определили. Мы их выставляем, мы их переводим... Помнишь, ты говорил, что никому не интересно, все ли из кроватей хотят быть удобными? Так же никому не интересно, какое время хотели бы показывать часы? И хотели бы они показывать его именно нам? Хотели бы, чтоб мы их переводили? Может, они были бы не прочь тоже перевести нас? Ничего не меняется, посмотри! Меняется только наше биологическое время! И так ловко, что нет ни истощения, ни дикого голода, ни обезвоживания, ни, хм-м, прочего...