«Домострой», насколько можно понять, единоличным творением протопопа Сильвестра не является. Однако по меньшей мере одну версию, дополненную знаменитой 64-й главой, он определенно редактировал. Об этой главе – «Письме сыну Анфиму» – следующее стихотворение.
Наставление Анфиму
1565
Павлину, журавлю, птенцу струфокамиладано бокалом плыть на царское застолье.Давно доказано: что дорого, то мило,а что наоборот, – доказано тем боле.Анфим, утешься ты простым грибом вареным,лебяжье крылышко обгладывай в сторонке,и к родичам не лезь волчищем разъяреннымза то, что в прошлый пир пропали две солонки.Коль отобедали, Анфим, избу проветри,гостей не уличай во многих злополучьях,зане обожрались любители осетрийв шафранном соусе, а также ксеней щучьих.В людскую отошли богату кулебяку,содей трап'eзу там и радостну, и сочну,а восходить к жене в ночь можешь не во всяку,лишь в понедельничну, равно и в четверточну.Поварню соблюдай во неизменном благе,не то содеются в единый день поганыбратины, мерники, чумички и корчаги,корцы, ставцы, ковши, извары и кумганы.Коль нечто укупил, то в торге будь смиренек,и с лютым должником не обращайся злостно,но привечай его и дожидайся денег,как светлых праздников мы ждем великопостно.Но ежели, Анфим, ты не мудрее бревен,и разорить себя позволишь, как разиню, —то, значит, грешен ты, и потому виновен.А дальше думай сам; я ж ныне зааминю.
Карстен Роде
Государев пират. 1570
Пируэт, кувырок, и опять пируэт,и умение шарить в чужом огороде.Двадцать два
корабля и полгода побед, —вот и все достижения Карстена Роде.Торговал он когда-то, отнюдь не скучал,но торговец грабителю польскому лаком.На поляков датчанин весьма осерчали решил отомстить неразумным полякам.И к чему бы такой затевать маскарад?Заявился в Россию вполне самозванноэтот склонный к легальной работе пират,этот личный пират государя Ивана.Для пирата удача – балтийский туман,в этой мути таится немало навару.В слободе Александровской царский фирманбез особых стараний достался корсару.Глянь: купецкие флаги в полоску и вкрапь,и в квадратики, и в разноцветные пятна.Всех поляков, которых изловишь, ограбь,ну, и шведов не менее грабить, приятно.Не настолько-то стал он в веках знаменит,не настолько по темным легендам задерган,чем какой-нибудь Дрейк и какой-нибудь Кидд,чем какой-нибудь Флинт и какой-нибудь Морган.Раньше времени все же, пират, не ликуй,государь ожидает плодов поединка.Для Балтийского моря негоден ушкуй,но как раз подойдет трехмачтовая пинка.Поднимай паруса и орудуй веслом!И норд-осты помогут тебе, и зюйд-весты.Изумрудный штандарт с двоеглавым орломзаплескался на мачте «Веселой невесты».Благородное дело во славу царя,скажем так – дипломатия без диалога.От начала весны до конца октябрядвадцать два корабля – это все-таки много.С Копенгагеном все же тягаться не след,на суде хоть молчи, хоть дойди ты до крика.Ты выкладывай выкуп, московский сосед, —так решил окончательный суд Фредерика.Только царь не предвидел подобных затрат,да и вовсе затрат не любя никоторых,так что сам виноват, что попался, пират,так сиди при заветных своих луидорах.Вот и плаванья более нет кораблю,сгинул капер, к свободе уже не готовясь.Царь еще предлагал отступных королю,только тут обрывается грустная повесть.На ветшающих реях стоят мертвецы,облекается в темень Балтийское море,и в легенду уходят корсары-купцы,а не только могильщик и принц в Эльсиноре.
Генрих Штаден
Опричник. 1572
Императору в Прагу, секретно и лично.Пресветлейший венгерский и чешский король!Много лет я сражался за войско опричнои теперь отчитаться об этом позволь.Но прошу мою просьбу не счесть за причуду,о письме не рассказывать впредь никогда:у великого князя шпионы повсюду,коль прочтут они это, случится беда.Я проник в государство, покрытое мраком,основательно рылся по всем тайникам.Чем отдать этот край мусульманским собакам,так уж лучше прибрать его к нашим рукам.На страну эту выдвинуть войско непросто,ибо здешние очень коварны места:хоть живет московит, как собака бесхвоста, —но для драки ему и не нужно хвоста.Нужно двести баркасов и двести орудий,и еще десять тысяч по десять солдат, —и сдадутся немедленно здешние люди,и Европу немедля возблагодарят.Состраданье сколь можно подалее спрятав,надо твердо идти на Москву напрямки,там казнить и князей, и других аманатови развесить на сучьях вдоль Волги-реки.В отдаленную местность покуда не лазя,не идти на Казань, не соваться в Сибирь;но поспешно, поймавши великого князя,сделать графом и сразу спихнуть в монастырь.…Здесь ученость подобна бесплодной пустыне,здесь не читан ни Ветхий, ни Новый завет;здесь не знают по-гречески, ни по-латыни,по-еврейски и вовсе понятия нет.Я описывать жуликов здешних не стану,каждый мытарь чинит превеликий разор,но никто не противится князю Ивануот которого Курбский свалил за бугор.Чуть не так – под секиру главу ты положишь,право древнее в этой стране таково:если грабить не хочешь ты или не можешь,то убьют и ограбят тебя самого.Право, в мире земли не сыскать непотребней,пребывает в великой печали страна;здесь пусты погреба, и поварни, и хлебни,ибо в них не везут ни вина, ни зерна.Слишком много здесь рабской и подлой породы,но как только повергнем сей тягостный гнет,богомерзкую схизму в короткие годыевропейская вера за пояс заткнет.Чтоб Европе не ведать великого срама,я советником быть добровольно берусь,и покуда никто здесь не принял ислама,надо срочно спасти эту бедную Русь.Император, ты знаешь, сколь благостны войны!Припадает к стопам твоим в горькой тоскепрозябающий в бедности аз недостойный.Дальше подпись, число и сургуч на шнурке.
В письме от 1579 года бывший опричник Генрих Штаден предложил императору Рудольфу II «План обращения Московии в имперскую провинцию», прибавив сведения о стране и ее правлении и свою биографию, обмолвившись в ней о том, что «за получение от меня такого описания король польский очень много дал бы мне, когда я был послан в Польшу», умолчав при этом о том, что этот план захвата Московии он разработал вначале для немецкого пфальцграфа Георга Ганса и обсуждал его с ним. В автобиографии, посланной императору, Генрих Штаден прямодушно рассказывает, какой он удачливый малый, как он, сумел обвести вокруг пальца своих друзей и противников и каким будет императору бесценным советником по вопросам будущей провинции Московии.
Михаил Воротынский
Взятие Казани. Спасение Москвы. 1573
Не особенно юн, не особенно стар,не умелец кропать мемуары,не любил Михаил Воротынский татар,и его не любили татары.От лихих басурман защищая Москвуматюгов на врагов понабуркав,неизменно любил заносить булавуна татар, на ногаев, на турков.Был в бою воевода отнюдь не бахвал,но, врагов замотав и замаяв,постоянно с охотой большой убивалвсяких турков, татар и ногаев.Воевода был прям в выраженьях и груб,никогда не искал компромиссов,да к тому же держал выдающийся зубна монголов и на черемисов.…То ли старый Сахиб, то ли юный Девлетбыл раздолбан в бою бестолковом.Тут за ним Воротынский помчался вослед, —и на поле догнал Куликовом.Десять лет для России со скрипом прошло,и для прочих прошло как в тумане.Князь подумал-подумал, вздохнул тяжелои явился под стены Казани.К многодневной осаде готовился князь,тут явились послы от чувашей,и, за быстрой победой отнюдь не гонясь,он чувашей не вытолкал взашей.Но, поскольку властитель казанских судебне хотел уступить полюбовно,воевода содеялся очень свирепи Казань раздербанил на бревна.Только сила взрастала в Крыму у врага,о казанских радевшего братьях.У татар оказались большие рога,и пришлось очень долго ломать их.Все по кругу пошло через несколько лет,засверкало татарское жало:под Москвой появился кровавый Девлети прибрал все, что плохо лежало.Ты унялся бы, хан, коль тебе повезло.Быть тебе, негодяй, бездыханну!Воротынский на хана взъярился зелои устроил мочилово хану.Надоел Воротынскому Крым, как комар,князь как следует всыпал Девлету,для Девлета Москва превратилась в кошмар,а Девлет – превратился в котлету.…Все по морде получишь, куда ни ударь,вдруг последние силы пропали.Долго бороду князя терзал государь:Михаил оказался в опале.Не откинешь державного гнева покров,даже сердце владыки растрогав,не пройдешь между двух исполинских кострови не выдержишь черных ожогов.Вот и кончено всё. Ни рыданий, ни слез.Стихнул ветер и небо беззвездно.Так всегда: начинается все не всерьез,а кончается очень серьезно.
Якоб Ульфельдт
Горе-дипломат. 1578
Ну и холод же в этой стране окаянский!Европейцу такое – ложись-помирай!Мы, похоже, прогневали Хольгера Данске,что притопали в сей отмороженный край.Здешний царь – это очень серьезная птица,мы намучились только и ездили зря:с нами землями Русь не желает делиться,все
забрали себе воеводы царя.Никого не женив, никого не просватав,уезжаем, за это себя не казня,но уж если не слушают здесь дипломатов,то придется Европе послушать меня.Здесь ничто завершиться не может удачей,здесь послов и торговцев берут на измор,а когда говорить начинает подьячий, —то похож на шипенье его разговор.Подменяют крещенье потением банным,и в обычае здешнем, того не таю,расписным поклоняться ужасным чурбанами считать христианством неправду свою.Тут нельзя продохнуть от чесночного смрада,россиянину всякая дрянь хороша,и душе его истины вовсе не надо,потому как заполнена ложью душа,Тут царю ни к чему ни жена, ни царевна,перед ним вся держава повержена ниц;здесь ликует народ, ибо царь ежедневнопо традиции портит по сорок девиц.Да, Россия Европой изучена худо;без письма моего не проведали бы,что народ там не пашет, не доит верблюда,но столетьями сушит и солит грибы.Стерлядь – лучшая рыба, но прочих дороже;на пирах там огромных едят осетров,кресноперку и всякое прочее тоже,только в нашу-то честь не давали пиров.Там бывает порой, что трясешься со страха,кабана повстречав или дикого пса;говорят, что в лесах там живет росомаха,потому не ходили мы в эти леса.Там различные водки наместо обедов;на закуску морковь да капусты кочан.Убивают в России всех более – шведов,но, когда подвернутся, то бьют и датчан.Я завидовать каждому стал домоседу,повидав этот край нескончаемых бед:я за званье барона туда не поеду,и за графское тоже, наверное, нет.Словом, как ни старались, – пришлось отступиться.Царь не хочет добром уступить города.Ну, а ежели он вот такой вот тупица,так зачем было даже кататься сюда?
Якоб Ульфельд – датский государственный советник, посетивший Россию в 1578 году во главе посольства, целью которого было возобновление русско-датского договора. Для Ульфельда эта поездка была крайне неудачна. Мало того, что во время пребывания в Московии он чувствовал себя больше пленником царя, чем его гостем, Фредерик II отказался ратифицировать обновленный договор, в результате чего все усилия послов оказались напрасны.
Элизеус Бомелий
Жертва искусства. 1579
Отнюдь не знахарю, что хочет только денег,не лекарю, что мнит бесценным опыт свой,я посвящаю жизнь: порукой в том дербенник,поименованный людьми плакун-травой.Болезней имена – как жернова для слуха,как старые глаза, они слезоточат:чудовищен столбняк и тяжела желтуха,и чуть не хуже всех – мучительный камчат.Расперстица, рватва, надута в сердце жаба,иные признаки болячек и туги:заушница, окорм, водянка и расслаба,нутрец, падучая и тяжкий дух цинги.Весь обратись во слух, гляди пристрастно в оба,свои познания как бы смешай в горсти:на все отыщется лекарство и лечоба,коль не поленишься аптеку запасти.Запомни список трав отнюдь не для забавы,напротив, следуя науке непростой,ты сыщешь для всего целительные травы,на коих сделаешь декокт, или настой.Полны что лес, что луг разнообразных зелий,следи, чтоб твой больной от должного вкусил:коренье марьино толки с молитвой велей,булгасову траву, осот и девясил.Забудь потворствовать солдатам и купчинам,к которым близок тать, крадущийся в ночи,их помещай в катух над паром чепучинными жаркой банею томящихся лечи.Ползучей немочи отнюдь не будь потатчик,горчичники лепить не почитай за труд:не смей пренебрегать взрезанием болячек,кровобросанием и алчностью гируд.Но только помни – смерть, она с тобою рядом,царь нынче, что ни день, заказывает яд;и тут уж все равно, – кого ты травишь ядом,иль сам готов принять, иль принял час назад.Царь гостогонствует, и он не чужд веселий,задуть любую жизнь он волен как свечу,а виноват ли тот Элизеус Бомелий,то вовсе не врачу решать, а палачу.В том сумрачном краю, где властвует косая,где память брошена в темницу тишины,слова, лишь изредка печально воскресая,спать в подземелиях веков обречены.Заботиться ль о том, чтоб вовсе не истлели?Кому они нужны? Царю? – и то навряд.Уйдет в небытие, чт'o было в самом деле,останется лишь то, что люди сочинят.Последней милостью судьба не осенила,единой глоткою ревет народ как зверь,и все дописано, и высохли чернила,и обух бердыша высаживает дверь.
Есть серьезные основания предполагать, что личный врач Иоанна Грозного Элизеус Бомелий был оклеветан, ибо стал жертвой своего же ремесла: «Злобный клеветник Бомелий составлял губительное зелье с таким адским искусством, что отравляемый издыхал в назначенную тираном минуту» (Карамзин) – чем он, несомненно, занимался по приказу царя. За год до смерти царь, справедливо полагавший, что лекарь знает слишком много, приказал зажарить его живьем.
Джером Горсей
Яхонты русского царя. 1584
Эфиопский владыка, зовущийся негус,или кесарь российский, известный тиран,одинокой дорогой на ветхих tilegosудаляются в темень, в туман и буран.В мемуарах ревниво хранятся улики:в томе лжи есть и правды хоть несколько слов.Царь московский и прочий, соуколд char’ veliki,у себя принимает английских послов.К нраву царскому с явным усильем приладясь,даже малый поклон почитая за труд,за тяжелую дверь в государеву кладезьдва Джерома без лодки неспешно плывут.Царь плывет впереди, сразу следом – charowich,богомолец, наследник царева жезла;допускать ли бояр к созерцанью сокровищ,царь не знает, – однако допустит посла.Может, старость, а может, и просто чахоткаразморила царя, и блюдет караул,чтобы слуги его аккуратно и кроткоопустили теперь возле ряда шкатул.Пусть Европа ответит на эдакий вызов,всё расскажут послы, как вернутся назад;ухмыляется деспот над горстью туркизов,между пальцев держа дорогой заберзат.Что ни камень, то слюнки восторженных судий,царь не зря попирает наследственный трон.Сундуками – тумпаз, августит и нефрудий,антавент, и белир, и прозрачный тирон.Здесь не властен ни сглаз колдуна-домочадца,ни возможность подохнуть в угаре хмельном,только здесь и решается царь утешатьсякорольком, калаигом, бурмицким зерном.И хорошего вам, господа, понемножку,полагается помнить про здешний устав.Царь, ни слова не бросив послам на дорожку,pochivated желает, смертельно устав.За серебряный рубль расплатиться полушкой, —таковое любому в Москве по уму.Говорят, что царя удушили подушкой,только это неважно уже никому.Век уходит за веком, сомнения сея,сколько было их в мире, так все и прошли.Огорченно твердят мемуары Горсеяпро великую глорию русской земли.Не крестись, если в доме не видишь иконы,о величии собственном лучше не лги:кто в Москве побывал, тот запомнил законыподступившей к границам Европы тайги.Это ж надо, – дожить до подобной годины,чтобы ездить впустую за десять земель?Много ль толку рассматривать тут альмандины,если их убирают обратно в кошель?Не желает страна затевать лотереи,и не ждет дорогих из Европы гостей.Лучше дома сидеть, чем смотреть на трофеи,что нахально плывут из английских сетей.
Накануне своей смерти Иван Грозный пригласил английских послов Джерома Бауска и Джерома Гордея в свою сокровищницу, о чем Горстей оставил подробные воспоминания.
«…Каждый день царя выносили в его сокровищницу. Однажды царевич сделал мне знак следовать туда же. Я стоял среди других придворных и слышал, как он рассказывал о некоторых драгоценных камнях, описывая стоявшим вокруг него царевичу и боярам достоинства таких-то и таких-то камней. <…> „Магнит, как вы все знаете, имеет великое свойство, без которого нельзя плавать по морям, окружающим землю“ <…> Он приказал слугам принести цепочку булавок и, притрагиваясь к ним магнитом, подвесил их одну на другую. „Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руку, их природный цвет ярок; а теперь положите их на мою руку. Я отравлен болезнью, вы видите, они показывают свое свойство изменением цвета из чистого в тусклый, они предсказывают мою смерть. Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями. <…> Найдите мне несколько пауков“. Он приказал своему лекарю <…> обвести на столе круг; пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них убегали, другие подыхали. „Слишком поздно, он не убережет теперь меня. Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз – самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Я никогда не пленялся им, он укрощает гнев и сластолюбие и сохраняет воздержание и целомудрие; маленькая его частица, стертая в порошок, может отравить в питье не только человека, но даже лошадь“. Затем он указал на рубин. „О! Этот наиболее пригоден для сердца, мозга, силы и памяти человека, очищает сгущенную и испорченную кровь“. Затем он указал на изумруд. „Этот произошел от радуги, он враг нечистоты. Испытайте его; если мужчина и женщина соединены вожделением, то он растрескается. Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненным чувствам, полезен в высшей степени для глаз, очищает их, удаляет приливы крови к ним, укрепляет мускулы и нервы“. Затем он взял оникс в руку.