Град огненный
Шрифт:
Информационная сеть для роя.
Возле скамейки, где я когда-то курил с Рассом, поджидает первый васпа. Совсем мальчишка. Наверное, неофит. Его лицо размыто, четко видны лишь глаза, испуганные и блестящие, как слюда. Я не дохожу несколько шагов: колени подгибаются, в голове нарастает гул. На какой-то миг я соскальзываю в бессознательную пустоту, но кто-то подхватывает меня под руки и дергает на себя. Тьма с неохотой разевает беззубый рот, а я вываливаюсь в реальность, полную звуков, запахов и неоновых силуэтов.
— Вы в порядке, господин преторианец? В порядке?
Встревоженный голос неофита
— Не на… зывай меня… так…
В горло течет солоноватая слюна: должно быть, прикусил губу. Молча показываю на скамью возле себя. Неофит садится на край, прячет подбородок в шарф. На меня он не смотрит, но я ощущаю взволнованное биение его сердца, его страх, инеем выступающий на коже. Он боится меня как преторианца, как лидера, как Зверя. Но ждет и молчит. Тогда я начинаю говорить.
Они подходят до самого вечера, бывшие солдаты и офицеры, а ныне дворники и разнорабочие. Иногда группами, но чаще поодиночке. Я называю три адреса: Расса, Пола и станции техобслуживания. Васпы не задают вопросов. Они знают, что делать: смотреть, слушать, запоминать и докладывать. Те, кто явился на зов, передадут инструкции дальше, куда не дотянулась информационная паутина. Но вскоре, через два-три дня, все васпы Дербенда окажутся подключены к агентурной сети.
Я знаю теперь, наша сила — в единстве.
28 апреля (вторник)
Вчера состоялся Суд чести.
Думал, это будет похоже на Совет Десяти — высшую власть претории, вызывающую трепет у каждого неофита. Они умели только казнить, но не миловать. Они ждали в полумраке купола, черные и пустые, высосанные Королевой досуха. В них не было ни чувств, ни мыслей, ни желаний, а только Ее воля. Я знаю, я был на Совете дважды: в первый раз после убийства Харта, во второй — в составе самого Совета. Они ненавидели меня, а я не мог понять, за что. Теперь понимаю: люди отметили меня печатью Зверя. Королева думала, я приведу ее к величию. Но я привел ее только к смерти.
В этом мире наиболее уязвимы те, кто ожидает помощи. Они протягивают руку, а получают удар в спину.
Утром двадцать седьмого у меня 'отходняк'. Довольно точное слово, описывающее состояние после приема АТ: я заторможен, мрачен и неразговорчив… более обычного. Но кажется, люди не замечают разницы. Они слишком озабочены встречей 'важных гостей', как называет Торий четверых пожилых мужчин и двоих женщин, прибывших точно к девяти.
Торий лебезит перед ними, а те неспешно шаркают по коридору, отвечают сухо и неслышно. Я наблюдаю из лаборантской и давлюсь от смеха. Они не похожи на Совет Десяти. Никто из них не выхватит стек, не воткнет в горло на два пальца выше воротника. Никто не скажет глухое и страшное: 'Смерть…' Эти ученые опасны не больше, чем озерные черепахи. Так чего же их бояться?
Меня вызывают ближе к обеду.
К этому времени я успеваю заполнить накладные и провести технический осмотр лабораторного оборудования. Так и заявляюсь на кафедру взъерошенный и потный, в халате, изъеденном реактивами.
Комиссия
заседает полукругом. Перед ними в зале расположилась половина нашей кафедры. В первом ряду — Торий со свитой. Марта машет мне и указывает на пустующую трибуну. Это напоминает телешоу, только на этот раз не я в главной роли.— Ян Вереск? — вопрос задает кто-то из стариков.
— Так точно, — отвечаю, а сам выискиваю в зале профессора Полича. Но его нет. Зато на другом краю от Тория сидит долговязый и прямой как палка Феликс. Его губы растянуты в снисходительной улыбке.
— Расскажите о вашем знакомстве с профессором Торием, — снова произносит старик.
Скрывать мне нечего, поэтому рассказываю, как есть.
— Я бежал из Улья. За мной гнался рой преторианца Рихта. Увидел чужаков с воздуха. Мне требовалась помощь. Я воспользовался случаем.
— Вы убили всех участников экспедиции, — старик не спрашивает, констатирует факт, и я соглашаюсь:
— Да.
— Почему вы оставили профессора Тория?
Хороший вопрос. Тогда я сказал Виктору, что выбрал его за интеллект. На деле оказалось немного иначе.
— Кроме него я видел еще двоих. Солдата и женщину. С солдатом могли возникнуть проблемы. С женщиной тоже, но… другого рода. Виктор подошел идеально. Ведомый, слабый и…
— У нас совпала группа крови! — перебивает Торий и почему-то зло на меня смотрит.
— Да, — подтверждаю. — Я это учуял. Чтобы заключить договор на крови, нужна одинаковая группа.
— Вы знаете, для чего нужен договор? — вклинивается с вопросом женщина. Ее голос дребезжит, словно разболтанные петли.
— Теперь знаю. Люди хотели управлять нами. Сначала так и было. Я зависел от хозяина, — старики переглядываются между собой, но я не обращаю на них внимания и спокойно продолжаю: — Недолго. Потом подействовал яд.
— Вы хотите сказать, потом профессор Торий сам зависел от вас? — мягко спрашивает мужчина, сидящий с самого края.
— Нет! — подскакивает Торий.
— Да! — я слегка повышаю голос. — Иначе ты бы не стал лгать о своем открытии.
Торий мнется под перекрестными взглядами ученых, неуверенно тянет:
— Наверное… я сначала хотел убедиться сам…
— Ведь если не зависел, — продолжаю, — ты не покрывал бы мои преступления, правда?
Виктор плюхается обратно в кресло.
— Да, — говорит он. — Я зависел. Совершенно точно доказано, что васпы ядовиты. Вспомним эксперимент с муравьями и гусеницами бабочек-голубянок. Муравьи питаются выделениями гусениц и под воздействием этих веществ выполняют команды и охраняют гусениц. Дело в том, что в мозгу снижается уровень гормона дофа…
— Здесь не лекторий, профессор! — женщина с дребезжащим голосом постукивает по столу карандашом. — Ближе к делу.
— Васпы могут стать доминантами по отношению к людям, — подводит черту Торий. — Сейчас мы работаем над противоядием, хотя тест Селиверстова уже показывает хорошие результаты…
Женщина снова стучит по столу.
— Мы не обсуждаем Селиверстова. Мы обсуждаем вашу работу.
Феликс самодовольно надувает щеки и говорит, манерно растягивая слова:
— Надо отдать должное профессору Торию, он начал разработки антидота одновременно со мной. Жаль, что трудился на Эгерское королевство.