Граф Орлов и мелкий фюрер

– До свидания, Самошина! – донеслось из аудитории насмешливое.

– До свиданья! – тут же зазвенело весёлое в ответ. – Мой любимый город…

Александр Григорьевич хмыкнул и покачал головой. Вот же странное существо. Извинялась тут ещё… птичка-певичка, блин. И ведь не обиделась даже.

========== 3.О пользе и вреде печенек или неудобненько вышло ==========

Прошла ещё одна неделя. Хотя номинально на календаре ещё была осень, в городе уже окончательно и бесповоротно обосновалась зима. На обочинах кое-где стали намечаться первые сугробы, водители проклинали мокрую кашу на дороге, прохожие кутались в шарфы, дули на замёрзшие пальцы и пониже натягивали шапки. Радовались только дети и пингвин в красном пуховике, которым на самом деле была укутанная по брови Аня. Она восхищалась узорами инея в тех редких случаях, когда их удавалось увидеть, фотографировала снежинки и вообще была бы счастлива, если бы не странные мысли в собственной голове. Они преследовали девушку везде, их не изгонял ни горячий чай, ни холодный воздух, и спокойно существовать с ними в голове было очень-очень сложно. Например, приходя в знакомую аудиторию Графа, Аня начинала думать о массивном преподавательском столе. О том, что деревянную дверь кто-то смазал, и она бы уже не скрипела обречённо… О том, что Александру Григорьевичу тоже стоило бы носить шарф, а то простудится. И ему обязательно нужно привезти с родной земли тульский пряник! Ну а вдруг он ещё не пробовал? Порадуется. А когда Александр Григорьевич радуется, у него глаза немножко темнеют, и это очень красиво. И сильные, явно привычные к работе руки, это тоже красиво. И имя у него красивое. Александрррррр. А ещё Александр Григорьевич очень умный. Он столько всего знает и читает, и рассказывает так интересно, и голос у него такой, хочется слушать и слушать, и… На этом моменте Аня обычно тормозила и приходила в тихий ужас. А потом слух снова улавливал быструю английскую речь, и всё начиналось сначала.

Александр Григорьевич странные взгляды мелкой первокурсницы замечал, но для себя интерпретировать не мог и решил не обращать внимание. Слушал её забавные комментарии и подначивал в ответ.

– Be quit please! I want you to listen! – (пожалуйста, тише! Я хочу, чтобы вы слушали!) повысил голос Граф. Первая пара – ужасное время, когда все хотят доспать или поговорить за жизнь. Последнее раздражало особенно.

Студенты затихли, а из второго ряда зазвучало писклявое:

– You can’t always get what you wa-ant! – (не всегда ты получаешь то, что хочешь!). Эту песню Аня вообще любила, так ещё и в тему пришлось.

– Певица оперетты, я тебя сейчас на своё место поставлю и заставлю объяснять материал, вот таким же комариным писком, - пригрозил Александр Григорьевич

– Простите, - покаялась девушка совсем на грани ультра звука и замолкла.

Слово «Заставлю» закоротило мозг на каких-то совсем неправильных ассоциациях, и по спине пробежали мурашки, а в животе что-то ухнуло и запульсировало. Кажется, сердце искало экстренный выход к пяткам. И если бы от страха… Не от страха, и это самое ужасное.

После каждой пары на многих студентов неминуемо нападал жор. Кто-то бежал к буфету, а Аня, как маленький хомячок, носила с собой маленький термос и какие-нибудь вкусняшки, которыми даже делилась. Только иногда и не со всеми.

– Ваше благородие, хотите печеньку? – вот кого девушка всегда хотела накормить, так это Графа.

– Пожалуй, хочу, - признал Александр Григорьевич и подошёл к мелкой благодетельнице. – Сейчас ещё за чаем схожу… - мечтательно протянул он, аккуратно вытаскивая из пачки круглое овсяное печенье.

– Ой, да вы тогда ещё возьмите, - щедро предложила Аня и попыталась достать ещё печенье, не уничтожая при этом пачку.

Так старалась, что смахнула локтем свой пенал. Девушка уже привычно подхватила падающую вещь, только пальцы коснулись не мягкой ткани, а горячей чуть шершавой кожи. Почему-то, вместо того, чтобы забрать пенал и поблагодарить Аня подняла удивлённый взгляд на Александра Григорьевича и чуть погладила большую руку. Сам Александр Григорьевич с печенюхой в одной руке и трофеем в другой, до того тихо посмеивающийся над ситуацией, резко замолчал и тоже удивлённо посмотрел на девушку. Потом на свою руку и маленькие пальцы с короткими коготками. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но Аня вдруг дёрнула головой так, что коса упала на плечо, и начала делать всё сразу: многословно благодарить преподавателя, ругать себя за неловкость, собирать вещи и доставать печенье. Хорошо, что голодные студиозы уже убежали, и этот позор видела только всепонимающая Юля, поджидающая у двери. Ну, и Граф, конечно, но тут он сам виноват, нечего быть таким… аристократично-обаятельным, вот! Извинившись до кучи и вручив обалдевающему преподавателю аж три печеньки, Аня вылетела из кабинета.

– Ну ты, конечно, мдааа, - сказала Юля в коридоре.

– Сама знаю, - Аня печально вздохнула и потрогала горящее лицо. – Неудобненько вышло.

– Ты там, походу, шарф оставила…

– Та млииин! – совсем расстроилась девушка. Такой дурой она себя не выставляла давно. – Ну нафиг, завтра заберу.

И никто не знал, что мягкий тёмно-розовый шарф Александр Григорьевич в тот день зачем-то унёс с собой. Завтра придётся вернуть, конечно, но если мелкая фюрерша надеялась забрать вещичку после ухода преподавателя, её ждёт разочарование…

========== 4. О шутках юмора или газету мне, газету. ==========

Пятница — это замечательный день, когда студенты радуются, несмотря ни на что, как же, можно оторваться и выспаться! И когда у Ани по расписанию нет пары английского языка, но к Александру Григорьевичу всё равно идти пришлось, шарф же. После четвёртой пары универ, как правило, начинал пустеть, и быстрее всего закономерно исчезало большинство преподавателей. Александр Орлов в этот раз не исчезал, ждал странное существо, числящееся у него на первом курсе. Аня об этом не знала и костерила себя за рассеянность и глупую привычку откладывать всё на самый последний момент, шагая по пустым коридорам и лестницам. А если Александр Григорьевич уже ушёл? А если не ушёл, как в глаза ему смотреть и что говорить после вчерашнего позора? Не только неуклюжая и не в меру говорливая, так растяпа… Да и вообще, за сегодняшний день шарф вполне могли свистнуть. Это в том случае, если он вчера ещё в стенах универа остался… Шарф-то, как раз, вчера обитель знаний покидал, но об этом Аня тоже не знала.

Тёмная металлическая дверь была ещё не заперта, и девушка, надеясь на чудо и одновременно задаваясь вопросом «А что, собственно, делать, если чудо совершится?», тихонько поскреблась в дверь деревянную, потом надавила на ручку. К удивлению, облегчению и ужасу студентки, дверь поддалась, и ей ничего не оставалось, кроме как поправить рюкзак за спиной, судорожно и вполне бесполезно пригладить волосы… и, наконец, войти.

Александр Григорьевич сидел за неизменным своим столом, на котором, правда, не было никаких бумаг, и до того, как в дверь постучали, непедагогично раскачивался на казённом стуле. И гипнотизировал взглядом вязанную прелесть, аккуратно сложенную в центре стола. А потом в аудиторию просочилась очень виноватая на вид Самошина, и пришлось стать серьёзным и строгим педагогом.

— Здравствуйте, Александр Григорич, — тихонько поздоровалась вежливая студентка, неуверенно семеня к преподавательскому столу.

— Здравствуй-здравствуй, Самошина, — бодро отозвался Граф. — За имуществом пришла?

— Ага, — сказала Аня уже у самого стола и улыбнулась немножко извиняющейся улыбкой.

— И что его, отдавать тебе, что ли? — с сомнением спросил мужчина, наблюдая за сменой выражений лица своей студентки. Вот улыбка из извиняющейся трансформируются в смущённую, потом в удивлённую, на щеке появляется ямочка, одна бровь забавно приподнимается. Глаза из каре-зелёных становятся просто зелёными. Во превращение, хамелеону и не снилось! — Ну что ты удивляешься? Ты тут оставила такой замечательный шарф. Я его сберёг. И вот отдам я тебе шарф, а ты мне что?

— Я с вами вчера печеньками поделилась! — с обидой в голосе напомнила девушка, округляя глаза и театрально вздёргивая брови.

— Но это было вчера, — серьёзно возразил Александр Григорьевич и придвинул шарф к себе, чтобы Аня не дотянулась. — А вчера я поймал твой пенал. К тому же, у тебя, оказывается, вон какой яркий платок есть. Не жадничай.

— Ну Александр Григорич… — просительно протянула Аня, с удовольствием помогая преподу ломать комедию и чувствуя себя при этом крайне странно. Она даже попыталась незаметно стянуть предмет спора прямо из-под рук Александра Григорьевича и, кажется, весьма его при этом позабавила.

— Что, всё-таки отдать? — прищурился Граф. И задумался, пригребая шарф ещё ближе к себе. — Чего бы у тебя за него попросить, Самошина?

— А чего у меня за него попросить? — чуть напряглась Аня. Сердце как-то очень не кстати снова попыталось экстренно пробраться к пяткам. И вообще, весь организм какие-то странные процессы запустил. Без участия мозга, видимо. Александр Григорьевич думал.

— Даже не знаю, — мужчина откинулся на спинку стула. — Чай мне заваривает Антонина Юрьевна. По сыну она, видишь ли, скучает. Песни ты и так поёшь всё время. Стихи рассказывать ты уже слишком большая… — Александр Григорьевич позволил себе намёк на улыбку и неожиданно выпрямился, сверкнув глазами. — Знаешь что, Самошина? А нарисуй мне газету, — предложил он, опираясь локтями о стол.