Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

— Можно? — услышал он над собой; поднял покрасневшие глаза, поморгал с довольно глупым видом.

Эва. Она явно собиралась подсесть к нему, он вскочил, с готовностью пододвинул ей соседнее кресло. Повеяло слабым ароматом духов.

— Предупреждаю вас, — не слишком любезно выговорил он.

— О чем?

— Боюсь, я не веселый человек.

— А если я ищу разнообразия? — она ободряюще улыбнулась. — Смотрите: все они наверняка воображают, что очень остроумны.

— В таком случае разнообразие вы обнаружили, — кивнул он. — Я — весьма экзотический зверь. — И на удивленно поднятые брови Эвы объяснил. — Вы умеете молчать? Представьте: у меня нет ни прибыльного торгового предприятия, ни процветающей фабрики, назначенной к национализации. Не правда ли, странно?

Эва рассмеялась мелким горловым смешком.

— По-видимому, вы о них дурного мнения?

— Вот именно так.

— Я тоже. Хорошего они не стоят: кормятся отбросами и жиреют на них. Назовите кому-нибудь из них, ну, хотя бы… имя Франц Кафка — они и не слыхивали. А вы, ручаюсь, слыхали.

— Быть может.

Эва с интересом заглянула ему в лицо и тряхнула головой.

— Однако их можно извинить. Кто хочет заработать много денег, не смеет отвлекаться. Делать деньги — это сложная специализация. Но поговорим лучше о вас.

— Вы серьезно? Ведь мы — среди людей, которые уже разучились интересоваться друг другом! И потом, я скучен. Я вас предупредил. Что вы хотите услышать? Вероятно, что вы — красивы? Так это вам уже известно.

Она рассерженно откинулась в кресле.

— Бррр, это больно! Боюсь, теперь вы пригласите меня танцевать.

— Не беспокойтесь, вряд ли. Я вас предупредил и умываю руки, как Пилат. Вечерами я обычно решаю кроссворды — пущусь теперь разгадывать вас. Вы меня заинтересовали, и я задаю себе вопрос, хотя он и дерзок: кто вы? К этой компании вы не подходите.

— Пожалуй, теперь и я должна отплатить вам предупреждением. Послушайте, у меня такое впечатление, будто вы за мной ухаживаете. В общем… я согласна, но с одним условием: купите мне на ярмарке пряничное сердечко с надписью: «Вечная любовь». А какой приз вы настреляете для меня в тире? Иначе — какой же вы ухажер? Видите, я требовательна! Довольно вам, чтоб отказаться и не рисковать?

— Я ничем не рискую — рискуете только вы. Подумаешь, один скучный вечер! А кроме того, не верю я вашему цинизму. Это — оборона, панцирь против всего, что ранит. Циник — обычно человек, у которого есть ранимые места, вот он их и защищает. Неприятно только, что при этом он ранит других, и его защита иной раз — нападение. Трудно ему живется.

— Где вы это вычитали? — живо поинтересовалась она, наклонившись.

— Не помню. А что?

— Не хотите же вы убедить меня, что есть еще люди, способные сами что-то придумать? Все остроумное и мудрое уже было когда-то написано. Возможно, вы правы, но нее это куда сложнее! — Улыбнулась устало. — И все же: с вами не скучно. Вы даже заинтересовали меня, один из всех этих добродушных отцов семейств. С вами приятно разговаривать. Вы ведь все знаете, не так ли? Любопытно, какую цель вы этим преследуете? Хотите, чтоб я стала вашей любовницей?

Брих изумленно воззрился на нее — такая откровенность его покоробила.

— Вы так меня поняли? Неужели простой интерес к человеку представляется вам такой роскошью?

— Да нет! Это я на всякий случай предупредила вас — как и вы меня, не более.

Они разговорились как старые знакомые. Эва рассказывала о себе с поразительной откровенностью, а он все меньше и меньше понимал ее. Расспрашивал, о чем только мог, стараясь сохранить необычность беседы. После небольшой паузы спросил:

— Слышите пластинку? Это поет Поль Робсон. Как странно. Сынки богачей слушают и — растроганы. Чтобы птица пела, надо ей выколоть глаза… Вы говорите по-английски?

— И порядочно, — ответила она с лукавой усмешкой. — Я ведь всю войну прожила в Лондоне, до сорок шестого. Довольно?

— Замужем?

— Какое это имеет отношение к сказанному?

— Кое-какое имеет. Эта песня — жалоба негра, закабаленного белыми людьми.

— Послушайте! — новый интерес пробудился в ней. — Вы коммунист?

— Нет.

Она вздохнула с некоторым разочарованием.

— Жаль! Я бы хотела поговорить с настоящим коммунистом. Стало быть, вы, как нынче говорят, — реакционер?

— Дешевый ярлык. Я его отвергаю. И не просите, чтобы я вам объяснил. Это очень сложно, и вы, быть может, будете смеяться. Я пытаюсь заполнить пропасть людьми… но оставим это!

Он тряхнул головой и замолчал.

— Не старайтесь быть оригинальным, — упрекнула его Эва. — Не надо. Я поняла, вы — не пустышка. Но знаете что? Принесите-ка мне выпить.

К ним подкрался комичный человечек, подвижный, как персонаж водевиля; тщательно подстриженные усики напрасно пытались прикрыть заячью губу. Со старинной галантностью человечек поклонился Эве:

— Приветствую вас, милостивая пани! Все еще в этой неприютной атмосфере?

— Тише, пан инженер! — осадила она его с наигранной серьезностью и незаметно показала на Бриха. — Этот господин, знаете, из полиции и, быть может, завтра явится забрать вас!

Озорно усмехаясь, она избавилась от испуганного человечка.

Брих встал, пошел за вином.

В кабинете у бара шли дебаты в мужском кружке. Хозяин говорил сам, опираясь локтями на прилавок:

— Ерунда… Хотеть делать дела тут — просто ребячество! Утопия, пан фабрикант!

— Да нет же! — возражал его оппонент. — Хорошие листовочки, шепотки, беспорядки на заводах, смута… Меры, испытанные во время войны!

— Война… — с пьяным ужасом пробормотал седой, почтенного вида человек; его неподвижный взор был устремлен в пространство, губы кривились, и весь он покачивался на высоком табурете. — Снова такие жертвы…

— Это в вас заговорил врач, — Раж успокаивающе похлопал его по плечу.

— И пьяный к тому же, — согласился седой; хрипло засмеявшись, он церемонным жестом поднял рюмку, подержал ее перед глазами. — Видите — не дрожит! Хирургу нужна твердая рука. Как и политику…

— Не думал я, что и хирурги бывают сентиментальны, — с этими словами Раж подлил ему коньяку. — Что же касается политиков, особенно наших, то это уже доказано неопровержимо…

— Вот мой диагноз: после опьянения — нравственное похмелье, — угрюмо проворчал врач и трясущимися пальцами провел по седым волосам. — Неприятное осложнение…