Гражданская война
Шрифт:
— Ты, — срезал Климов веревки со следующего. — Добить раненых.
Этот оказался умнее и вскоре на поле воцарилась полная тишина.
— Более того, у вас теперь нет права даже на имя! Будет только номер!
«Как у клонов», — мелькнула мысль.
Ну а дальше пошел процесс переодевания. Все необходимое привезли на грузовиках. Штрафникам выдали старую форму и тут же через жестяной трафарет вытравливая ткань хлором наносили номера, на грудь, спину и рукава. На шинели так же наносили номер, а самим шинелям обрезали полы до середины бедра, а из получившегося куска ткани приказали скрутить остроконечный колпак загнув макушку назад. Нормальных шапок не хватало для нормальных солдат.
Порядки ввел как
Что до номеров, то тут все просто. Первым шел цифровой номер батальона, к примеру «1», далее буквенное обозначение роты, например «Б» и личный номер штрафника с добавкой в конце если это командиры сотни (КС), полусотни (КП) и десятка (КД) с дополнительной циферкой.
К примеру, тот понятливый добивальщик заимел номер 4-В-302-КП1. То есть четвертый батальон, рота «В», порядковый номер 302, командир первой полусотни.
Командира у батальона как такового не было, его роль исполнял выделенный офицер от той бригады, к которой придавался штрафбат. Естественно, что этот комбат просто посредник в передаче приказа от комбрига и в атаку штрафбат не поведет.
Всего в роте насчитывалось сто человек, то есть пять взводов по двадцать штрафников, а в батальоне три роты. Порядковые номера шли сквозными по батальону, ибо их предполагалось придавать различным подразделениям, а не сводить в полки.
Всего сформировали десять штрафбатов. Каждому дали штандарт из белого полотнища с черной «решеткой» из четырех прутьев и цифрой внутри.
«Ну вот, теперь можно развивать наступление», — удовлетворенно подумал Михаил.
Запредельная жестокость по отношению к криминалу, что конечно же станет известна всем и каждому, имела второе главное дно. Ибо это не жестокость ради жестокости, а элемент психологического прессинга для остальных. Урки при приближении РОДа чтобы не попасть под пресс с последующим пополнением штрафбатов из тех, кто останется в живых после зачисток, либо начнут массовый исход из городов и вообще из зоны влияния РОДа, либо станут собираться в крупные банды-отряды, чтобы обороняться вместе с большевиками и это их единение можно и дальше продолжать использовать против политических противников. И даже если большевики вдруг решат официально откреститься от союза с бандитами, наконец осознав, что теряют доверие простых людей из-за непрекращающегося насилия, устроив охоту на варнаков еще более жесткую — тоже в общем-то неплохо, ибо с организованной преступностью нужно кончать без сантиментов и неважно от чьих рук они все полягут.
Текст от Sturmflieger
Сидя за письменным столом в номере одесской гостиницы «Бристоль», где разместился штаб РОД, Елена размышляла над тем, какая сумасшедшая жизнь у неё началась с недавних пор. Могла ли она подумать ещё пару лет назад о чём-то таком? Размеренное житьё-бытьё в отцовском особняке в Париже, светские сборища, общение с парижским бомондом и парижской же богемой — две планеты двигающиеся по мало соприкасающимся орбитам. Словно и нет никакой войны.
Всё изменилось с момента знакомства с штабс-капитаном русского экспедиционного корпуса. Нет, это нельзя было назвать любовью с первого взгляда. Поначалу этот нахал даже не слишком ей понравился — как раз своим нахальством и тем, что опрокинул её идеалы, довольно смутные и наивные, как оказалось. Но Климов всё же впечатлил девушку, запомнился, и заставил думать о новой встрече. Которая состоялась, а потом ещё и ещё...
Грубоватый и циничный офицер оказался интересным собеседником, и вообще неординарной личностью. Елена вскоре поймала себя на том, что с Климовым ей было намного проще
и легче чем со своими парижскими знакомыми и даже с семьёй. На всякие условности Михаилу было глубоко пофиг, как он выражался, за время их знакомства она услышала от него много слов и выражений которые раньше слышать не доводилось, но они довольно точно подходили к ситуации. А его песни! Необычные, непривычные, но берущие за душу! В светских салонах и богемных сборищах она никогда такого не слышала!Постепенно Елена стала ждать их встреч с нетерпением. А затем, революция в России сблизила их ещё больше. Климов вовлёк ее в политическую деятельность, и ей это очень понравилось. Всё таки, она похоже, родилась авантюристкой. Не такой, конечно, как Жанна де Клиссон, Львица Бретани, или Жюли д'Обинье, но тем не менее...
Это с рождения приглушалось в ней родительским воспитанием, нянюшками, боннами, гувернантками, учителями, классными дамами, и кто знает, пробудилось бы, если бы не знакомство с Климовым. Вспомнив учительниц и классных дам в Смольном, Елена хихикнула — что бы они сказали, увидев её сейчас? Впрочем, она тоже не могла представить как может теперь выглядеть Смольный, ставший штабом большевиков и резиденцией их правительства.
Печатанье и распространение листовок и прочей агитации от имени ФРФ, привлечение богемных знакомых к революционной пропаганде, наконец, участие в похищении братца Грегуара, для давления на папА, вместе с его дружками-идиотами (последних совсем не было жалко — нечего было пускать на неё слюни и раздевать сальными взглядами!). Разъезды по бурлящей революционной Франции под чужими именами, и наконец, Первый Мужчина в её жизни, который оказался именно таким как она мечтала ещё девчонкой в Смольном и даже лучше! Елена вспомнила рассказы более опытных подружек об «этом», и победоносно усмехнулась: её Михаил и в постели оказался лучше! Во всяком случае он научил её многому такому, о чём те подружки явно даже и не слышали...
Девушка покраснела и тяжело задышала, почувствовав жар в нижней части живота...
«Так, хватит подруга, возьми себя в руки! — приказала Елена самой себе. — Ещё не хватало чтобы все увидели, что товарищ Извольская по товарищу Климову даже не сохнет, а мокнет! Хотя, те кто нас видел, наверняка догадываются».
Счастье Елены немного отравляли догадки о количестве женщин, с которыми её полковник так «натренировался», но она старательно гнала эти мысли от себя: «Плевать, сколько их там было до меня! Больше не будет! Теперь у него буду только я!»
Елена попыталась вернуться к лежащим на столе бумагам. Работы было много. В ходе фантастического похода корпуса из Шампани в Бессарабию, через пять европейских стран, сразу после её присоединения к РОД, на девушку навалилось много обязанностей. Она стала фактически личным секретарём и переводчицей Климова, благо хорошее знание французского, английского, немецкого, и некоторое знакомство с итальянским позволяли ей делать эту работу вполне качественно. Кроме того, она возглавила структуру, которую Климов окрестил непривычным но точным словом «политотдел».
Основанием стало устное поручение полковника на совещание в штабе: «Товарищу Извольской заняться информационным и агитационным обеспечением корпуса». Поначалу «политотдел» состоял только из неё одной, но к счастью, это продлилось недолго. Проездом через Швейцарию и Италию к РОД присоединились полтора десятка эмигрантов, застрявших в этих странах ещё с 1914 года. Ехать после свержения царя в Россию в запломбированных вагонах через Германию, они не захотели, выбраться через страны Антанты тоже не получилось из-за строгостей с пересечением границ во время войны и отрицательного отношения к самой войне и «временным». Люди это оказались достаточно принципиальные (другие уехали бы тем или другим способом), и Елена убедила Михаила взять их с собой. О чём ни разу не пожалела.