Грехи отцов. Том 2

— Вики, — это был Джейк, который пробирался ко мне. — Мне бы хотелось представить тебе еще одного гостя. Извини, Дон...

Я вовремя улизнула.

— Забавный человек, — сказала я Джейку. Я чувствовала себя, как будто меня подняли за шиворот и потрясли так, что мои зубы стучали.

Аристократический рот Джейка искривился, но все, что он сказал, было: «Дорогая, продолжай покупать его акции».

— Прости Джордан, но я не могу больше закрывать на это глаза. Я думала, что смогу, но нет. В любом случае не могу сказать, что это хорошо для женщины, спать со своим брокером.

— Это потому, что я еще женат. Развод начнется со дня на день.

— Это не имеет никакого отношения к твоему разводу.

— Тогда потому, что я моложе тебя?

— Нет, Джордан. Ты всего на два года моложе. И прекрати эти церемонные разговоры.

— Тогда потому, что...

— Прекрати, я не хочу, чтобы наш разговор превращался в пародию ежедневных опросов в «Новостях».

— Но тогда в чем дело?

— Дело в том, что я фригидна. И разве не все таковы?

— Фригидна! Так бы и сказала! Послушай, Вики, есть чудная техника...

— Нет уж, увольте, у меня достаточно было проблем с курением и алкоголем.

— Вики, я всеми уважаемый брокер! Просто у меня есть замечательное пособие по сексу.

— Джордан, дорогой, прекрати это. Мне сейчас станет нехорошо.

— Ты имеешь в виду, тебе сегодня нездоровится? Нужно было сказать сразу. Я позвоню завтра.

— Не утруждай себя. Только потеряешь зря время.

— Но ведь ты не знаешь...

— Я все знаю, — ответила я, — поверь мне.

— Но...

— Спокойной ночи, Джордан.

Я избавилась от него и захлопнула дверь.

Затем я легла в кровать и стала думать о Скотте.

Прошло много времени с ноября 1963 года, и я уже привыкла к новой жизни, к жизни без него. Но мысль о близости с каким-нибудь другим мужчиной была невыносима.

Я уже три года его не видела. Он приезжал в Нью-Йорк три-четыре раза в год, но я всегда заранее уезжала на время его пребывания в городе и на случай, если вдруг в какой-то момент мне захочется все забыть, броситься в «Карлайл» и припасть к его ногам. Возвратившись из своего вынужденного изгнания, я узнавала, как у него идут дела. Отец всегда отвечал, что у Скотта все хорошо. Я часто пыталась заставить себя думать о нем как об умершем, но каждую весну я чувствовала, что он жив. И каждый раз, когда в Нью-Йорке на деревьях начинали распускаться листья и небо становилось по-весеннему лазурно-голубым, я начинала думать о нем и жить воспоминаниями.

Наступила весна 1967. Эрику исполнилось семнадцать, и дела у него шли хорошо в Чоате. Он стал носить очки, которые сразу превратили его в более серьезное подобие Сэма. Пол отказывался стричь волосы и увлекался музыкой «Роллинг Стоунз», а Саманта интересовалась мальчиками более, чем когда-либо и вытягивала из меня деньги, а над ее кроватью висел плакат, изображающий Мика Джеггера. У Кристины были другие проблемы: она сильно отставала в школе и каждый день плакала при мысли, что нужно идти туда. Бенджамин продолжал оставаться таким же ребенком-монстром; однажды я обнаружила его нюхающим клей в туалете и сильно отшлепала, после чего он дня два был тихим.

Отец посоветовал мне прочесть детям лекцию о вреде наркотиков, но я возразила, что лекции подобного рода портят установившиеся отношения и способы общения в семье. Во время обсуждения молодого поколения Рози заметила, что на Среднем Востоке все по-другому, там никто и не думает сжигать свои призывные повестки и курить марихуану. Лори же сказала, что ее дети, слава богу, никогда не будут этим заниматься, что конечно же нельзя сказать о моих. Алисия просто отметила, что все мы живем в ужасное время, и я знала, что она думает об Эндрю, который, пережив один срок службы во Вьетнаме, вернулся туда на второй срок и теперь снова регулярно писал письма о войне.

Уже заросла травой могила Кеннеди, а кровь все продолжала проливаться в Америке, и все возрастающая ярость продолжала витать в воздухе, которым мы дышали.

— Что нового? — спросила я, садясь за стол одним весенним утром шестьдесят седьмого года.

— Ничего особенного, — ответил Пол, просматривая утреннюю газету. — На следующей неделе будет парад в поддержку войск во Вьетнаме. Представляешь? В Чикаго еще одно массовое убийство в поддержку парня, который убил восемь медсестер в прошлом году... Еще один мятеж и еще один черный призывает к революции. В общем, обычный газетный мусор, ничего важного.

— Боже, — сказала я, — однажды, встав утром, я вдруг подумаю, что все в Америке сошли с ума. Наверное, Себастьян правильно сделал, что уехал в Англию.

— Англия! — вздохнула Саманта, — «Стоунз»! Мик! Оу-у!

— Ну хватит, — произнес Пол, — это ужасно, жить под одной крышей с помешанной на сексе двенадцатилетней девчонкой!

— Ты говоришь так, потому что ты неповоротливый малый, да ни одна девушка не согласится показаться с тобой на людях!

— Пол, Саманта, прошу вас! Я не могу это слушать за завтраком, когда еще не успела выпить и чашку кофе.

Зазвонил телефон.

— Я возьму, — вскочила Саманта, которая недавно получила счет за телефонный разговор с одноклассником, который переехал в Калифорнию, на 300 долларов.

— Если это Билл, — прокричала я ей вдогонку, — непременно выясни, не звонит ли он за счет абонента, — родители Билли быстрее меня узнали об этих междугородних звонках.

Потом наступила пауза, спасительная передышка, пока Пол читал новости спорта, и в тишине я выпила свой кофе. Кристина и Бенджамин были где-то наверху с няней. Слышен был голос Бенджамина, но я не предала этому значения.

— Мама, это тебя, — Саманта выглядела разочарованной.

— Хорошо, — я быстро поднялась. — Знаешь, кто это?

— Это дядя Себастьян. Телефонистка сказала, что звонок из Англии.

— Господи, — я бросилась в спальню к своему телефону, Себастьян звонил только на день рождения Эдварда Джона. Только бы все было в порядке.