Грешники

Хлопнула дверь соседнего подъезда. И я машинально покосилась туда - на отца, что бодрой походочкой отправился в магазин за горючим.

– Хочешь, отца твоего в клинику пристроим?
– проследил за моим взглядом Кирилл.
– Лучшую найдем. Забудет, как бутылка выглядит. Ну Злата. Ну скажи что-нибудь.

– Нужно документы оформить, - выдохнула и подняла глаза к его лицу.
– На развод.

Сказала это. И уверилась, что нам, правда, надо разойтись, ведь я и сама не безгрешна, я прошлой ночью, привязанная к клетке, позволяла другому мужчине делать со мной такие вещи, что от воспоминаний горит лицо.

И того, другого мужчину я жду здесь, во дворе, от нетерпения сгораю.

Не мужа.

– Мне жаль, что мы с тобой...- начала и осеклась, когда хватка на моих плечах стала сильнее. И съежилась, когда Кирилл, не стесняясь прохожих и детей на детской площадке замахнулся.

И отвесил мне оплеуху.

В ушах зазвенело, и его лицо на миг перед глазами расплылось, я не ожидала удара, ведь он так извинялся. Я думала...

И теперь почти ничего не соображаю.

– То есть тебе жаль, Злата, - повторил Кирилл, стискивая мое плечо, на месте меня удерживая.
– Я тут распинаюсь, отца твоего гребаного вылечить хочу, на колени встать готов. А тебе жаль.

– Отпусти меня!
– выкрикнула и дернулась из его рук. Ткань футболки жалобно затрещала.
– Кирилл, отпусти. Или я так заору. Что вся округа сбежится.

Ухо горит, в ушах до сих пор стоит звон, мой голос тоже звенит, мне хочется, чтобы этот мужчина, лицом и фигурой которого можно обложки журналов украшать - хочется, чтобы он просто убрался отсюда.

Как быстро. Теплые чувства к нему обратились в страх.

– Ясно, - процедил муж. Отпустил меня так резко, что я пошатнулась. Он растер лицо и усмехнулся в ладони.
– Злата, ну цирк. Ты живешь в клоповнике. Море только на картинке видела. Как и рестораны, в принципе. Шмотки нормальные. Да нихрена ты не видела. И ты меня бросаешь, да? Самой не смешно.

У меня болит ухо и мне не смешно. Поэтому жду, когда веселиться закончит он. Смотрю ему за спину, на разбросанные по асфальту продукты.

Какой-то автолюбитель уже размазал по дороге апельсин и ярко-оранжевая каша разлетелась по нарисованным мелом классикам.

Смотрю по сторонам.

Из магазина на углу вышел отец с черным непрозрачным пакетом. Махнул рукой таким же небритым мужикам, что в нетерпении трутся у турников, на которых женщина в цветастом платье хлопает ковер.

Обычный июльский день в обычном дворе.

– Папа с друзьями пошел отмечать очередной праздник в своем синем календаре, - сказал муж и тоже посмотрел на счастливую компанию, сворачивающую за угол дома. Перевел на меня взгляд и понизил голос, словно секрет мне хочет открыть.
– Так и допиться можно. Не до белочки, если бы. Глядишь, не сегодня-завтра водкой паленой траванется. И загремит в деревянный макинтош. Да, Злата?

– В смысле?

– В прямом.

Моргнула раз, другой. Тупо уставилась на мужа, отказываясь понимать.

Это угроза сейчас или что это такое, не может это быть угроза, мы ведь про моего отца говорим, да и вообще...про жизнь.

– Я на работу, а ты решай пока, - Кирилл с удовлетворением кивнул. Достал ключи из кармана брюк и отступил.

– Буду ждать тебя дома, Злата. Подумай. И не затягивай. А то пока ты капризничаешь - время идет. Отец твой - хороший мужик. Жалко будет, если где-нибудь в подворотне прирежут, - цокнул он языком.

И двинулся в сторону машины.

Глава 43

В десятый раз за вечер выглянула в окно и отпила остывший чай.

Поставила кружку на подоконник и высунулась по пояс, всматриваясь в темень двора.

Уже почти полночь, но по площадке носятся дети, слышно их визг и видно маленькие фигурки, когда они подбегают к фонарю у выезда на проспект.

Двенадцать часов летом - это не так уж и поздно, потому, что каникулы, отпуска, потому, что только ночью спадает проклятая жара и дует прохладный ветерок.

Молодежь гуляет, в кафешке на углу дома гремит музыка и у входа топчется народ с сигаретами.

Снова посмотрела на часы.

Взяла телефон со стола и набрала папу.

Абонент недоступен - эту механическую фразу я слышу со вчерашнего дня. Отец частенько не ночевал дома, и это нормально.

Было.

С Кириллом мы виделись в среду, сегодня пятница. И я до сих пор не вернулась в его дом, муж и не звонил больше, словно затаился.

И вот теперь отец пропал.

Походила туда-сюда по кухне, поглядела на аккуратно застеленное чистым бельем раскладное кресло.

Я всё перестирала, вычистила и вымыла, сменила перегоревшие лампочки, даже бачок в туалете сама починила.

И теперь не знаю, куда деть себя от волнения.

Добавила звук на стареньком телевизоре - он с моего детства занимает почетное место на холодильнике и показывает два канала.

Когда мама встретила обеспеченного иностранца, бросила нас и умотала в другую страну - бабушка говорила: ты на нее не злись, Злата, бывает такое, проходит любовь.

И я поначалу, правда, не злилась.

А потом отец начал пить, пропадать из дома, часто ночевал в обезьяннике и почти всегда молчал.

Потом умерла бабушка.

И я перестала понимать, что это такое - "проходящая любовь". Если бы мама тогда нас не бросила...

Не выдержала и снова взяла телефон.

Не могу я сейчас только о себе думать.

Мне надо знать, все ли в порядке с отцом.

В журнале нашла номер мужа и уже занесла палец над значком трубки, как экран вдруг мигнул.

И заиграла веселая мелодия входящего вызова.

Цифры знакомые, все другие мысли в моей голове расстреляли, я этого звонка ждала со вторника...

Чертов сосед, почему он так долго молчал.

Но ведь он звонит мне, звонит.

Пусть.

Музыка отыграла, сотовый затих в моей руке. Осторожно положила его на стол и вытерла о футболку вспотевшую ладонь. Подождала, в нетерпении кусая губы. И вздрогнула от радости, когда экран вспыхнул еще раз.

Да, он хочет слышать меня.

По-глупому пригладила растрепанные волосы, словно Савва меня и видит тоже. Приняла вызов.