Грёзы и предостережения
Шрифт:
Краем глаза видела, как Оретт, дернулся, чтобы его остановить, но дорогу ему заступили непонятно откуда появившиеся преобразившиеся. И стена… Мерцающая стена, через которую не пробиться.
Я же не могла даже закричать, не то, что двинуть пальцем. Чувствовала себя подобно марионетке, послушно подымающей руку по воле хозяина.
— Конечно, лучше бы все это прошло, когда ты была бы в моей постели и извивалась подо мной, но и так сойдет, — распинался мне на ухо в Киариз, пока его отец продолжал читать надо мной свой затянутый речитатив, — Да, и к наследникам я пока не готов. Так что спокойно подожду другую подходящую
«Если будет, кому ждать», — хотелось возразить мне, но язык отказывался поворачиваться.
Дернул полы халата, разрывая тонкую ткань рубашки и обнажая мою грудь, живот. Нож прошелся между двумя полушариями, оставляя загадочный символ в районе солнечного сплетения, но боли я снова не почувствовала, будто и не с моим телом творили сейчас непотребное. Я, конечно, умела абстрагироваться, но не настолько же…
Новый символ на животе… Откуда-то пришло знание, что он последний, и изменить что-то я могу только сейчас.
Занесенный кинжал, нацеленный мне в грудь, пять тоненьких ниточек опутавших его…
И моя, шестая, тонкая и золотая, что устремилась к ним, коснулась, сплелась и…
Собравшись, резко дернула на себя этот клубок. Действовала быстро, надеясь на пресловутый эффект неожиданности. И буквально услышала, как зазвенели натянувшиеся нити, а потом оборвались со звонким свистом, чтобы уже свободно следовать за моей ниточкой-потоком. Первая, вторая, третья…
Каждый звон я встречала с неимоверной радостью и торжеством. И когда оставалось совсем немного, толстая грязно-синяя нить вынырнула из груди Некодоса, вцепилась в две оставшиеся тоненькие полосочки силы. Ринулась ей навстречу, смело отгораживая уже захваченные в мой плен потоки, и не теряя надежды отвоевать оставшиеся.
Вспышка и моя золотая нить стала толще, а потом к ней добавился красный поток, и серый, и черный, слились воедино, взяв в кольцо три маленьких тонких струйки, и резко дернули на себя.
Драконы… Все мои драконы — Джури, Круд, Олвад и Дрейм, безостановочно вливали в меня силы, ограждали, защищали, поддерживали. Вот что значит быть Предводителем — слышать всех драконов, видеть их всех внутренним зрением, заимствовать силы в случае опасности и делится при необходимости.
Но ведь Некодос тоже почти дракон, тогда я могу…
Дернула на себя грязно-синий поток, впивая и поглощая всю его боль, страдания, злобу, ненависть. Последней было особенно много, я словно вся изгваздалась в грязи. Мерзко, противно. Брр…
Никогда не ощущала такой гадливости, но если чтобы спасти тех немногих, кого я люблю мне нужно извозится в дерьме — не побрезгую.
Коричневый, как то самое гуано, поток Киариза, устремился ко мне, стоило только немного зацепить ниточку его силы. И я потянула, впитывая, пропуская через себя, но каким-то чудом успев огородить от них те пять, цветных ниточек, за которые и шла борьба.
И когда к моим ногам свалилось две иссушенные мумии, вспыхнули ярким оранжево-синим пламенем, потянулась за новыми пульсирующими потоками. Дергала на себя эти спелёнатые клубки цветных змей, окутанные синей грязью, очищала и отпускала обратно…
Не сразу, но до меня донеслись чьи-то крики, а потом чьи-то руки обняли меня, прижали к себе:
— Успокойся, — шепнул один родной голос.
— Все закончилось, — дополнил его второй не менее родной голос.
Подняла глаза, возвращая себе зрение, и едва сдержала
панический крик — я горела, охваченная ярким оранжевым пламенем:— Отойдите! Вы обожжётесь! — вскричала, высвобождаясь из двух пар рук.
— Нет, — долетел тихий смех, — огонь ишессы не страшен иши.
Что-то царапнуло меня на этих словах. Какое-то несоответствие, нестыковка. И голос, пусть и родной, но звучит странно. Не шипит. Подняла глаза на преобразившегося, да так и застыла. Нет, он не был принцем из моих грез. Принц вырос вдали от меня, возмужал и даже немного зарос щетиной, но пытливо смотрящие глаза моего Шая, были полностью человеческими. И на лице… То что я приняла за щетину — мелкие чешуйки на подбородке и щеках. И ничего. Больше никаких отличий.
— Шай, — прошептала, поднимая охваченную огнем руку и проводя по щеке. Огонь стал затухать, едва коснулся гладких, теплых чешуек, и они исчезли, заменяясь человеческой кожей.
«Сильная, — вернулся в мою голову, притихший было голос, — Буду твоим сыном. Только поторопись у тебя всего две ночи!», — по-хозяйски распорядился незваный гость, и я не удержала нервного хихиканья, а когда до меня дошел смысл сказанного хихиканье переросло в громогласный хохот.
Наверное, я выглядела странной или скорее чокнутой — грязная, голая, окровавленная, едва стоящая на ногах, с размазанными потоками недавних слез на щеках, я смеялась от облегчения и даже одобрительное урчание согласной на такого сына Джури, не могло разрушить это паническое веселье.
— Нужно показать Предводительницу лекарю, — сказал кто-то, когда меня окутали заботливые руки Нарсара, пряча в огромный плащ.
— Поздравляю, у нас сын, — сквозь очередной приступ хохота выдавила я: — Наглый, противный, бесцеремонный, в общем, весь в папочек, — перевела шалый взгляд с одного лица на другое, заметила их задумчивые переглядывания, и добавила: — Будет, если успеем за две ночи.
И пошатнулась на шатких ногах.
— Ты не имел права подвергать ее такой опасности! — сквозь дымку вязкого марева, прорвался полный обвинения и упрека громкий голос Айвира.
«Айвир кричит? Никогда не слышала»
— Она не была в опасности, — вторил ему спокойный и какой-то отрешенный голос Оретта. Усталый, будто кто-то не спал даже не пару ночей, пару месяцев. Хотя почему будто? Точно не спал.
— Откуда такая уверенность? Киариз убил бы ее, — так, а это злой Нарсар.
Было немного странно, я чувствовала себя так, будто рядом включен телевизор, в котором говорят знакомые герои, а вот сил открыть глаза и посмотреть, не было. Да, и желания выдавать свое пробуждение тоже.
— Не убил бы, — неожиданно поддержал Оретта, такой же спокойный голос Шая. — У нас все было под контролем.
Спелись, эти двое точно спелись. И когда только успели? Хотя пара часов в катакомбах в окружении злобных тварей, способны сплотить даже самых лютых врагов. Так чему я удивляюсь? А их спокойной реакции на то, что произошло…
— Рине ничего не угрожало. Только она сама, если бы не приняла силу и не научилась контролировать потоки.
На минуту в комнате повисла тишина, в которой казалось слышно, как вертятся шестеренки в головах у собравшихся. Я тоже пыталась размышлять о сказанном, но в голове было пусто, словно все мои тараканы разбежались и затаились, спрятавшись по углам.