Грёзы и предостережения
Шрифт:
— Как бы то ни было, ты все же прошла запечатление. Я знал, что тебя ждёт…, - Оретт снова замолчал, собираясь с мыслями и откидывая те, говорить о которых сейчас было неуместно. Ну, не признаваться же ему в том, что он никогда не мечтал стать Предводителем, ему и обязанностей тиера было выше головы. Да, и сам брачный полет вызывал у него отторжение и гадливость. Но когда на кону встала она… Тряхнул головой, прогоняя все эти мысли.
— И ты отправился в брачный полет, чтобы стать Предводителем? — с заметной грустью спросила Рина, и рейттар
— Отправился, — горько усмехнулся Оретт, — мы должны были тебя догнать.
— Почему вы не сделали того, что должны были? — тихо поинтересовалась девушка, и он понял, про что она спрашивает.
— Ты была не готова. Вся фонила страхом, болью и отвращением. Я знал, что если дотронусь до тебя и возьму больше, чем ты готова дать, потеряю, — поморщившись, бросил он, вновь возвращая взгляд к листве за окном.
— Но уже вечером я готова была отдать тебе все, — с горьким упрёком пробормотала девушка, комкая краешек простыни в руке.
— Я…, - Оретт растерялся, не зная, что ответить. Он никогда не оправдывался, жил не перед кем не отчитываясь, и не давая никому объяснений, и всегда поступал так, как считал нужным. Сейчас же приходилось объяснять, и это было очень непросто: — Я не хотел, чтобы ты влюблялась в меня.
— А почему я должна была влюбляться в тебя? — с вызовом и обидой воскликнула Рина.
— Не должна, — грустно улыбнулся он, ощущая горечь признания на устах, — но девушки обычно привязываются к тому, с кем проводят жаркие ночи.
Несколько долгих ударов сердца в сгустившейся тишине она смотрела на него, потом на миг, прикрыв глаза, устало полюбопытствовала:
— И зачем тебе была нужна моя «нелюбовь».
— Это уже не важно, — отмахнулся Оретт.
А она разозлилась, вспыхнула, подобно огоньку на стене:
— Раз я спрашиваю, значит важно! — отрезала грубо.
Рейттар вновь отвёл глаза, пряча свои чувства, что готовы были выплеснуться на волю:
— Я видел, свое позавчерашнее сражение с преобразившимися.
— Видел?
Он повернулся, приблизился, встав за спинкой кресла, в этот раз ему хотелось видеть ее лицо.
— Да, это дар или скорее проклятие моего рода. Выхватывать частички видений прошлого, настоящего или будущего…
— Ты ясновидящий?
— Если бы это было так, — он даже рассмеялся, — то, что я вижу скорее кусочки какого-то полотна, из которого только ещё предстоит пошить вычурный костюм без лекал… Я никогда не вижу всю картину целиком. Только ключевые события, к которым она приведет.
— И ты решил, что умрёшь? И решил, спокойно дождаться смерти и позволить нам отпеть тебя? — презрительно выплюнула Рина.
Оретт не выдержал, пальцами сжал тонкую деревянную спинку кресла так, что она раскрошилась в труху, но голос его прозвучал тихо и бесстрастно:
— А что твоя смерть от рук Некодоса была бы лучше? Или толпа преоьрившихся разрывающих беззащитных детей? Или предпочла бы похоронить Нарсара
и Айвира?— Значит, решил пожертвовать собой? — горько усмехнулась Рина.
— Решил, — такая же горькая улыбка в ответ, — но перед этим хотел обезопасить вас, передав власть достойному.
— И тебе это удалось, — хмыкнула она.
— Удалось, — кивнув, признал Оретт.
— Это все что ты мне хотел сказать? — взлетела вопросительно изогнутая бровь.
— Все, — невольно качнулся он на пятках, чувствуя, как на щеке пульсирует напряженный нерв, а в груди все разрывается на мелкие осколки.
— Уходи, — еле слышно попросила Рина, за густыми ресницами пряча свои чудные глаза.
Рейттар лишь усмехнулся, делая шаг к двери. Что ж он добился своего. Снова преуспел. Впрочем, как и всегда…
— И Оретт тебе не удалось, — бросила она ему в спину.
Мужчина застыл у двери с напряженно выпрямившейся от этого неожиданного выпада спиной:
— Что? — и столько затаенной надежды было в этом коротком возгласе, что Оретт поморщился.
— Ничего, — отмахнулась от объяснений Рина.
Он постоял ещё пару минут, ожидая непонятно чего, а потом просто сделал шаг, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 18
Нарсар возник в комнате с подносом, сразу едва тихо захлопнулась дверь. Будто стоял и ждал там, на пороге, пока они не поговорят. Хотя почему будто? Наверняка стоял и ждал.
Есть не хотелось. А еще стоило бушевавшим эмоциям чуть утихнуть, как я вновь ощутила нарастающую слабость, словно во мне была дыра, в которую и вытекала вся моя энергия.
Нарсар что-то говорил, но я не слушала. Поняв, что я не в состоянии удержать ложку, он принялся меня кормить, выбирая самые вкусные кусочки. Я механически жевала и глотала, не ощущая ни вкуса, ни аппетита. И думала, думала, думала.
О том, что все действия Оретта всегда имеют подоплеку, понять которую даже с его объяснениями неимоверно сложно, а когда он вот так вот недоговаривает, то и вовсе нереально.
О том, что их всегда было трое и разделить их, вбив кол ревности между ними, просто невозможно. Вспомнив о том, с какой готовностью меня покинули мужчины, которых я уже считала своими только, чтобы дать нам поговорить, я даже немного взгрустнула — хотелось бы и мне такой преданности, любви и безграничного доверия.
О том, как настойчиво этот упрямый рейттар возводил между нами невидимую стену и как он ошибся, решив, что я в него не влюбилась. Может, прав был Онегин со своей всемирно известной истиной: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»? Вот и я попалась в ловушку Татьяны. Осталось только дожить до «но я другому отдана, я буду век ему верна». Хотя это уже свершилось и других оказалось сразу двое. На этом рассуждении я мысленно прыснула со смеху и, что вполне закономерно, поперхнулась ложкой влитой в меня жидкости.