Грёзы и предостережения

Когда же я со слезами откашлялась, Нарсар решил прекратить пытку едой, и отнес меня в подготовленную лохань, полную теплой воды. Я нежилась в этих легких бережных, ни к чему не обязывающих, прикосновениях и возвращалась мыслями к тому, что знала, казалось, с рождения.

О том, что у девушек обрётших драконицу, есть двое истинных, тех, кого она чувствовала, принимала и с кем одержимо стремилась слиться. Почему двое? Не знаю, но эта незыблемая истина впиталась в меня с молоком матери и подкреплена была двумя парами отцовских рук, таких нежных и таких сильных. А еще я инстинктивно понимала, что наличие двух самцов это вопрос выживания в этом мире — двоим проще защитить одну женщину, легче выжить, да и возможную потерю одного избранница легче перенесет, если есть второй, способный утешить и отогреть. А потерь с приходом людей в этом мире стало слишком много. Мужчинам в этом вопросе было сложнее — потеря предназначенной им самки решала все, и только наличие нуждающегося в них ребенка удерживало от ухода за грань. Так было с дедом, пережившим потерю пары и побратима, и оставшимся с маленькой мамой на руках. Так было и с моим родным отцом, запертом со мной в другом мире.

Мысли вновь вернулись к прошлому и Игорю, оказавшемуся моим родственником. Выходит, его отец тоже дракон? Но почему он очутился в другом мире? Да, и тесты. Как могли их сделать и не заменить наше отличие от людей? А может, и нет этого самого отличия? Может, оно в самом мире имеющем магию? Но тогда… Подавила новый виток мелькнувших в голове догадок, отбрасывая прошлое как ненужный хлам.

А вот заглушить настойчивое осознание, что без меня Шай будет медленно и мучительно умирать от оглушающей боли утраты, заглушить не удавалось. Почему он ушел? Отгородился от меня, даже не поговорив, обрек себя на медленное угасание? Навязчиво царапалась какая-то мысль, но облечься в более осязаемое что-то она не могла и я, вздохнув, решила, что подумаю об этом позже, когда тело перестанет быть беспомощным мешком костей с каплей крови.

Меня обернули полотенцем и вытянули из огромной лохани. Безвольное тельце опустили на кровать, чтобы тут же заставить выпить горьковатую гадость.

От вороха разнообразных мыслей кружилась голова. Постепенно расслабленное состояние переросло в странное отупение, и я совершенно перестала реагировать на раздражители. Так и уснула, все еще ворочая в голове странный разговор полный намеков и недосказанности.

Во сне меня преследовали мои мужчины — Айвир, смущённо что-то спрашивал, периодически сокрушенно качая головой, Нарсар испуганно и так самозабвенно впивался в мои губы, будто с этим поцелуем мог влить в меня жизнь,

— Она мне не простит, — удручённо качал головой Оретт, даже в моем сне отказываясь от меня.

— Почему нет Шая? — простонала я, недовольная отсутствием моего звероящера.

Но мысли из головы тут же вылетели с очередным животворящим поцелуем, ласковых и властных губ.

— Прости, — извинился за что-то Оретт, легонько отстраняясь от терзаемого им рта.

Захныкав, потянулась обратно к таким желанным губам. Пусть во сне, но хоть тут я могу ощутить, что значит быть любимой моим каменным големом. Нарсар ласковый теплый бриз, такой нежный, игривый и бережный, и такой безудержный в своей любви и страсти. Айвир, спокойный, добрый великан, подаривший мне в своих объятиях незыблемое чувство защищённости.

Оретт. Скала. Сильная, вросшая корнями в свое прошлое, и устремившаяся в будущее. Он как натянутая каменная стрела, если мы трое были здесь и сейчас, то этот упрямец растянулся между прошлым и будущим.

— Манипулятор, — выдохнула я, когда дыхание перехватило от его близости. Мне так хотелось впитаться в него, раствориться в нем, стать важной для него.

— Моя, — шепнул мне на ухо это неуловимый рейттар.

Мечтательно улыбнулась, выгибаясь ему навстречу:

— Твоя…

А потом я ощутила незыблемую потребность быть с ним. С ними…

***

— Как она? — нетерпеливо поинтересовался рупантари, стоило Айвиру выйти на улицу.

— Нормально, — пробормотал сквозь зубы рейттар.

Говорить с тем, кого еще намедни видел своим врагом и пытал в клетке, было непросто. Как и забыть, сколько раз пускал кровь этому самого преобразившегося или вливал в него разные зелья, призванные убить, уничтожить. Но что-то заставляло его не просто терпеть присутствие вчерашнего врага, а переживать, сочувствовать ему, испытывая искреннюю благодарность за спасение брата. Бесило и отсутствие ревности к той, которую он уже считал своей единственной. Хотя, если верить Олваду, у этого ящера на нее больше прав, чем у них с Нарсаром вместе взятых.

— Она спрашивала о тебе, — сказал и сам удивился брошенным словам, но заметив, как в глазах преобразившегося сверкнула нечаянная радость лишь повел плечом и кивнул, подтверждая сказанное. — Пойдешь к ней или составишь мне компанию внизу?

— Ссс тобой, — прошипел рупантари.

Айвир согласно кивнул, втайне довольный таким решением — выпускать преобразившегося из полязрения было опасно, а встречи рупантари с малышкой, которую он уже привык считать своей рейттар боялся. Трусил в ожидании ее, как мальчишка перед первым смертельным боем. Пусть и знал, что она неизбежна, но отсрочить все же хотелось.

— Ты чего? — остановился он возле замершего у клетки преобразившегося.

— Ззздесссь я впервые ее почувссствовал, — признался рупантари. Или Шай? Наверное, пора ему уже называть его по имени.

— Так это ты набросился на нее?

— Хотел прикоссснутьсся, проверить точчно ли это она, а не миражж выззванный одним из твоих ззелийю.

— Прости, — буркнул рейттар, увлекая рупантари за собой в кабинеты, которые ему ранее были недоступны.

— Нечего прощать, мы были врагами, — пожал плечами рупантари.

— А теперь?

— А теперь я вверил в твои руки сссамое ццценное, что у меня есссть, — просто ответил Шай, легко поведя укрытым чешуйкой плечом.

Эти небрежно брошенные слова, словно утяжелители воздух между нами, сделали его густым, осязаемым и Айвир, поспешил разрушить эту звеняшую тишину:

— Расскажешь, как так случилось, что вы остались такими, не превратившись в безжалостных зверей?

— Ессли бы я ззнал… Когда это сслучилоссь, я был ещё ребенком не готовым принять ипосстассь. До сСогда осставалсся целый оборот и я терпеливо жждал церемонии. Как бы я не храбрилсся, но неиззвесстноссть пугала, а мучительное любопытсство требовало удовлетворения. В ту ночь я решшилсся поссмотреть на церемонию и прихватил сс ссобой ссвою малышшку. Ее вссегда влекло и приворажживаривало вссе новое, а мне нравилсся блесск ее воссторжженных глазз и то ощущение, что она дарила ссвоим полным воссхищения вззглядом. Я чувсствовал ссебя богом от этого не вззгляда…

Ссперва вссе было вполне обычно, в церемонии не оказзалоссь ничего пугающего и волнительного. А потом мы сстали ссвидетелями убийсства главного жжреца. Насс сспасс ее дед и потащил к порталу. На одном изз поворотов я отвлексся, расссслышшав жжалобный молящий писск, а когда понял, что нападающие нашшли кладку и похищают яйца, вззбессилсся. Ссам не понял, как атаковал эту троицу. В ходе драки одно изз яиц упало, покатилоссь и сстукнувшшиссь о выпирающий камень тресснуло, а ужже в сследующий миг, я раззрывал противников на чассти и такая яроссть клубилассь внутри. Хотелоссь рвать кусски ссопротивляющейсся плоти, лакать, ссмакуя, хлещущую изз расстерззанного горла кровь, исспытывая при этом какую-то беззумную жжажжду.

Исспуганный писск моей Дары, ззаглушшил вссе эти беззумные жжелания, и я помчалсся на помощь. Усспел увидеть, как один изз преобраззившшихсся рвет ее мать на чассти, а моя девочка рыдает в сстрахе и ужжассе. Окрылённый предыдущей победой всступил сс ним в бой, но меня проссто отшшвырнули, как ничтожжного шшарха, удар о сстену и вссе ссмыло волной боли и пусстоты. Пришшел в ссебя, когда ужже было вссе ззакончено. Окружжённый мертвыми телами, ззаляпанный чужжой и ссвоей кровью, выбралсся изз храма в поиссках жживых, но нашшел только ссожжжжённые дома и трупы. Ссовершшив обряд над отцом и родителями Дары, пошшел к оззеру, там и увидев ссебя преображженого, — на этих словах Шайраст усмехнулся, во взгляде на мгновение проявилась давно забытая боль.