Грезы Мануэлы

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного.

— Ай, мама! Говори.

Мерседес улыбнулась.

— А ты что такое наговорила? Придумала, что влюбишься в какого-то мужчину с глубокой печалью в душе.

— Это же мечта, и ничего больше, — ответила Мануэла.

Она подошла к окну и поправила занавески. Мерседес показалось, что Мануэла обиделась. Дочь ее была, конечно же, умна и послушна. Но что это за бредовые фантазии? В реальной жизни надо быть осмотрительной.

— Зачем тебе, Мануэла, какие-то мечты? Ты могла бы, например, подумать и о Руди.

— Я думала о Руди, мама.

— Ну и что?

Мануэла опустила голову.

— Но я не смогу его любить так, как я любила бы кого-то другого.

— Кого другого? Мужчину твоей мечты?

Мануэла кивнула.

— Знаешь, мама, — сказала она. — Я не хочу больше говорить ни о Руди, ни о ком-нибудь другом, ладно?

— Хорошо, — сказала Мерседес и подошла к Мануэле. — Я не собираюсь влиять на твой выбор. Это тонкие и глубоко личные вещи. Но мне бы хотелось, чтобы ты поняла, что и Руди мог бы быть для тебя подходящей партией.

Мануэла опять отвернулась к окну.

— Возможно, — тихо сказала она. — Но почему этой партией не может быть мужчина моей мечты?

— Да потому, что это только мечта и ничего больше. А Руди, он здесь, рядом, понимаешь?

— Нет, мама.

— Ты просто неисправима. Ладно, дочка, уже пора готовиться к завтраку. Ты ведь пойдешь завтракать с нами, не так ли?

— Да, мама, — ответила Мануэла и улыбнулась ей.

Мерседес последовала в свою спальню. От беседы с дочерью у нее сложилось какое-то двоякое впечатление. Мерседес никак не могла понять ее, разобраться, кем Мануэла вырастет и чего хочет получить от жизни. Она привыкла сравнивать дочь с собой, ее поступки и ошибки — со своими поступками. Но так, видно, дальше было нельзя. У Мануэлы другая жизнь, и Мерседес нужно смириться с этим.

«Наконец-то я достигла того, что вначале казалось целью моей жизни или, по крайней мере, венцом человеческих желаний, — думала иногда Мерседес. — Я могу любоваться своими нарядами, собственным домом, своей обстановкой и счетом в банке. Есть у меня друзья — в обычном смысле этого слова, то есть люди, готовые склоняться передо мною и улыбаться в знак признательности. Обо всем этом я когда-то мечтала».

Но сейчас жизнь у Мерседес складывалась совсем по-другому, не так, как она представляла себе раньше. И теперь это было для нее неудивительным. Ведь растет дочь, и вполне естественно, что всю свою энергию, весь свой жизненный опыт Мерседес должна передать ей, своей Мануэле. Пускай не все ей нравится, пускай не все ее устраивает в дочери, но Мерседес готова на все ради ее счастья.

Мерседес уже оделась и хотела, было, спуститься вниз, как в дверях спальни показался Коррадо. Вид у него был озабоченный, и Мерседес первым делом подумала: «Не случилось ли чего-нибудь страшного?»

— Мерседес, — глухо обратился к ней Коррадо и присел на кровать.

— Что такое, Коррадо?

— Я зашел к тебе посоветоваться по одному важному вопросу. Ночью я долго думал и решил, что мне это необходимо…

— Что случилось, дорогой? Ты так взволнован.

Мерседес подсела к мужу. Глаза у него выглядели усталыми. «Он действительно не спал», — пронеслось у нее в голове.

— Ничего особенного не случилось, Мерседес, — сказал Коррадо. — Просто мне необходимо срочно съездить в Буэнос-Айрес.

— В Буэнос-Айрес?

— Да.

— Что все-таки случилось?

— Да ничего. Успокойся. Дело в том, что мне надо заняться предстоящей выставкой.

— Да ведь там все в порядке.

— Конечно. Мы к этой выставке вполне готовы, но мне нужно уладить еще кое-какие дела.

— Я тебя не понимаю, Коррадо, — возмущенно проговорила Мерседес. — То у тебя все в порядке, то ты вдруг срываешься с места и мчишься куда-то. Что произошло? Объясни.

Коррадо на секунду замешкался, собираясь с мыслями.

— Понимаешь, — медленно начал он. — В Буэнос-Айресе когда-то очень давно я встречался с одним человеком. Он очень богат и увлекается лошадьми.

— Ну и что с того?

— Я подумал, что он очень помог бы нам в проведении выставки.

— И это все? И это ты называешь причиной столь поспешного отъезда?

— Не только это. В Буэнос-Айресе у меня много и других дел. Нужно еще решить много организационных вопросов и окончательно договориться о сроках проведения выставки.

— Но, Коррадо, разве мы не договорились, что всем этим займется Руди?

— Я думал над этим.

— Ну и что?

— Я передумал.

— Почему же? — удивилась Мерседес.

— Во-первых, Руди еще не хватает опыта в проведении таких выставок, и я пока опасаюсь взваливать на его плечи такую ответственность.

— А что во-вторых?

— Во-вторых, мы с тобой забыли о его отъезде. Ведь совсем скоро Руди едет на учебу в Италию. Он не может разорваться на части.

— Не знаю, — нерешительно произнесла Мерседес. — Но эта его поездка…

— Вот именно! — оживился Коррадо. — Это ведь для него самое важное, Мерседес. Он ведь продолжит учебу в одном из самых престижных университетов мира. Ведь ты этим можешь гордиться, не так ли?

— Я и горжусь, — ответила Мерседес, и лицо ее приняло озабоченное выражение. — Только мне очень страшно, что он вернется в Италию.

— Успокойся, — сказал Коррадо. — Рим очень далеко от Сицилии.

— Да, но…

— И кроме того, Руди теперь аргентинец.

— Да, — вздохнула Мерседес и печально взглянула на Коррадо. — А тебе следовало бы реже ездить в Буэнос-Айрес.

— Почему ты так считаешь?

— Ведь это расшатывает твои нервы. Ты уже не молод.

— Но ведь это необходимо, и, кроме того, я обещаю тебе, что буду беречь свое здоровье.

— А кто он, тот человек, которого ты хочешь разыскать? — спросила Мерседес.

Прищурившись, Коррадо задумался, стараясь извлечь из прошлого хоть какую-нибудь информацию.

— Нас познакомил с ним один мой случайный приятель, — сказал Коррадо. — Это было лет десять назад. Этот человек был еще очень молод. Но меня удивило то, что он очень хорошо разбирается в лошадях. Мы побеседовали с ним, и он пообещал мне, что сможет оказать помощь в разведении чистокровок. Но так получилось, что мы с ним больше не встречались.

— И что же ты хочешь от него теперь?