Грим
Шрифт:
*
Внутри Драко все кипело от злости на Гермиону, Кристиана, флиртующего с ней, на проклятый город с инферналами, Орден, из-за которого он, собственно, и очутился в Тарбете.
Мысли путались в голове. Проклятый город, из которого невозможно выбраться, мертвецы, завтрашняя попытка побега… Какие шансы, что она окажется удачной? Что такого могли придумать Френсис и Майкл, чего не смогли осуществить за тридцать лет запертые в городе люди? Даже если и так: бежать придется несколько
Драко не знал, сколько времени провалялся без сна на жесткой неудобной кровати в холодной комнате. Мысли о Гермионе не давали ему заснуть.
Он ревновал к Кристиану, бессовестно улыбавшемуся ей весь вечер; к Поттеру, который успокаивающе сжимал ее руку всякий раз, как Трегеру приходило в голову провоцировать Гермиону; к Уизли, желавшему быть с ней. К остальным гриффиндорцам, с которыми она смеялась, шутила, на кого не смотрела с неприкрытым презрением в глазах.
Что ж, Малфой сознательно не позволял Грейнджер взглянуть на него другими глазами.
А сегодня он снова подверг ее жизнь опасности.
Достаточно. Пришло время прекратить эти странные отношения и выполнить, наконец, данное еще в сентябре обещание стереть память Грейнджер о Гриме.
Тихо скрипнула входная дверь. Малфой разглядел в темноте чей-то силуэт. Кто-то долго стоял, не шевелясь, словно не решаясь войти.
— Ты спишь? — Драко узнал голос Гермионы.
Он не хотел отвечать, вести бессмысленный разговор, выслушивать глупые оправдания ее поведению или извинения. И тем более не хотел слушать о Кристиане.
Погрузившись в размышления, Драко не заметил, как Гермиона приблизилась к кровати. Он очнулся, когда ее теплая ладошка коснулась его лица.
— Прости меня.
Драко почувствовал, как ее губы почти невесомо коснулись его щеки.
Впервые в жизни Малфой не знал, что сказать: он ожидал что угодно, но не это. Гермиона Грейнджер снова поразила его.
С каждым разом он открывал в ней новые черты: удивительная сила духа, индивидуальность, легкость в отношениях с окружающими людьми, проницательный ум и поистине неиссякаемая любовь к жизни.
Грязнокровка Грейнджер с факультета Гриффиндор, которую Малфой ненавидел почти все школьные годы, оказалась интересным человеком.
Гермиона медленно опустилась на кровать и нерешительно прижалась к Гриму. Драко едва сдержал порыв обнять ее. Чувствовать ее так близко, вдыхать сладостный аромат ее волос было пыткой.
«Глупо отрицать очевидное».
Когда же все началось? Когда видеть, разговаривать или находиться рядом с ней стало для него необходимым?
Он не мог дать четкого ответа.
Ветреным сентябрьским днем Гермиона неожиданно ворвалась в его жизнь и навсегда изменила ее. Незаметно из презренной грязнокровки превратилась в его друга. Именно ее в день смерти матери, после совершения кровной мести, после потери самого себя, он хотел видеть. И никого больше.
Когда Драко вернулся в школу и срывался на всех из-за своего горя, боли, безысходности, то неожиданно для себя почувствовал, что нуждается в Грейнджер. Он летал вместе с ней, упивался полетом, свободой и невиданной легкостью, которую
она ему подарила, просто находясь рядом.Малфой мучился от своей миссии, от своей обязанности убивать, от того, что видел несовершенство окружающего мира, все его страшные изъяны, уродство людей, убивающих друг друга из-за денег, зависти, злобы, болезненных прихотей, калечащих чужие жизни и получающих от этого извращенное удовольствие. Но возвращаясь к Гермионе, чувствуя ее чистую светлую душу, он верил, что мир еще не настолько пропащий.
И тогда, после взрыва в доме Катарины, Малфой знал, что сойдет с ума, если Гермиона погибнет. Потому что только рядом с ней он ощущал себя человеком.
Гордость и предубеждение.
Какая ирония… Стоило умереть и воскреснуть, чтобы преодолеть их.
*
Город лежал перед ним как на ладони. Невысокие дома со снежными шапками на крышах, росчерки темных фонарей, цепочка следов на мостовой, очертания далеких холмов, угадывающихся где-то за зданием бывшей мэрии, вздымающимся к мутно-перламутровому утреннему небу всеми своими семью этажами.
И тишина. Ни звука человеческих голосов, ни шороха ветра.
Безмолвие.
Малфой вдохнул морозный свежий воздух. Ему вдруг захотелось закричать какое-нибудь ругательство или бессмыслицу, только бы развеять могильную тишину города.
— Хватит любоваться, Френсис зовет всех нас на собрание. — Майкл хлопнул Драко по плечу. — Скорей бы уже ночь, терпеть не могу ожидание.
Малфой кивнул и последовал за стариком обратно в собор.
— Сколько вы пробыли в Тарбете?
— Кажется, всю жизнь, — горько усмехнувшись, сказал Майкл. — Через двенадцать дней будет шесть месяцев, как я гнию в этом городе. Может, тебе говорили: здесь никто не выживает больше полугода. Город выпивает их до остатка, а затем умерщвляет. Так что у меня крайне мало времени.
— И неужели никто не прожил больше? — усомнился Малфой.
— За всё время моего вынужденного пребывания в Тарбете я видел около двадцати разных смертей. И смерть Хосе была не самой страшной. Но сегодня ночью все закончится.
— Почему вы так уверены?
— Я слишком долго шел к этому, — загадочно произнес старик, сворачивая в один из коридоров. За поворотом находилось помещение, в котором и проводил собрания Френсис. — Судя по оставшимся записям, здесь раньше находился кабинет настоятеля церкви, — объяснил Майкл и поприветствовал присутствующих.
Кристиан сонно махнул рукой и зевнул, Гермиона ограничилась сухим кивком, Моника демонстративно отвернулась — она единственная сидела на табурете, остальные стояли. Френсис, не отрывая взгляда от карты, расстеленной на столе, произнес:
— Вы заставили себя ждать, мистер Джон, — недовольно сказал он. — Раз все в сборе, приступим к повторению, а для некоторых к ознакомлению с нашим нехитрым планом. Подходите ближе. Это карта Тарбета. Собор святого Ренгвальда, в котором мы сейчас находимся. — Френсис ткнул пальцем на карту. — Мост, ограничивающий наше передвижение по городу, а вот и черта города, которую инферналы не могут пересечь.