Грим
Шрифт:
Что же ответят его друзья на подобное заявление?
Малфой расхохотался, но из-за ревущего ветра не услышал своего смеха. Драко мог бы сейчас вернуться в Хогвартс, провести время с друзьями, обсуждая с ними какие-нибудь темы, проигранный ими матч с Гриффиндором.
Но он не станет тратить время на бессмысленнее разговоры. Не так он хочет проживать жизнь.
Внизу куранты Биг Бена пробили полночь.
«Минус еще один день от моей жизни», — подумал Драко и трансгрессировал.
Он всегда хорошо видел в темноте. Но с недавних пор лучше любого человека. Зрение, обоняние и слух заметно
Он увидел Гермиону сразу. Она сидела на широком подоконнике, задумчиво глядя в окно, и, кажется, не заметила появления Драко. В ее руке была чашка. Малфой принюхался. Кофе.
— Здравствуй, Грим.
Заметила.
— Не спится.
— Как видишь. Сегодня первый раз за неделю не идет снег, и на небе видны звезды.
— Ты прямо-таки юный звездочет, — с сарказмом произнес Грим.
— Нет. Я всего лишь восхищаюсь красотой мира, в котором живу. Кофе будешь? — без перехода спросила Гермиона. — Из твоих личных запасов.
— Буду, — ответил Драко и присел рядом с ней.
Гермиона взмахнула волшебной палочкой — в его руках появилась чашка. Драко зашипел от боли, фарфор обжег ему руку.
— Извини…
— Сам виноват, — отмахнулся от нее Грим. — И зачем ты восхищаешься красотой мира?
— Зачем? Странный вопрос, — протянула Гермиона и сделала глоток кофе. — Просто наслаждаюсь, а вдруг завтра мне не представится такого шанса. Никто из нас не вечен. Кто знает, доживу ли я до утра?
— Доживешь.
Они пили кофе молча. Малфой смотрел на звезды, размышляя о словах Грейнджер. Восхищаться красотой мира вполне в ее духе.
И в его.
Наслаждаться каждым мигом своего существования, пытаться запомнить этот мир. Память — единственное, что у него останется там. Хотя он не знает этого, но надеется.
Его время летит слишком быстро. И он все чаще проводит его в обществе Грейнджер.
Есть ли здесь скрытая причина? Да какая к черту разница? Ему все равно. Нет времени думать, анализировать, понимать что-то. Только жить.
— Грим, я почти две недели сижу взаперти и не выхожу на улицу, как рекомендовал мистер Добсон. Я так скоро с ума сойду. Мои легкие требуют чистый свежий воздух. — Гермиона замерла, не решаясь продолжить. — Может, прогуляемся?
Драко беззвучно рассмеялся. Храброй гриффиндорке понадобилось немало усилий, чтобы решиться пригласить «страшного и ужасного» Грима на прогулку. Он чувствовал исходящие от нее волны смущения и неуверенности.
— Возьми мантию.
Он не видел, но скорее почувствовал, что Гермиона улыбается. Она быстро схватила мантию со стула, надела ее и с готовностью протянула Гриму руку. Драко крепко сжал ее ладонь и трансгрессировал.
Они оказались на крыше одного из небоскребов.
— Отсюда открывается отличный вид на ночной Лондон.
Ночной город раскинулся внизу подобно огромному живому существу, сотканному из тысячи разноцветных огоньков. Ярко освещенный Тауэрский мост, ровная блестящая гладь Темзы, темно-золотистые росчерки магистралей, бесчисленные огоньки освещенных квартир, офисов, магазинов и ночных клубов.
Гермиона молчала, не в силах оторвать взгляда от великолепной картины.
Восхищение.
То же чувство охватило Драко, когда он впервые побывал здесь.
Это было так давно, когда проигранный матч казался самой страшной вещью в мире.Начался снег. Белые хлопья кружились в воздухе и медленно оседали на крышу. Драко поднял лицо к небу. Снег ложился на его лицо, оставляя на щеках влажные полоски.
Внезапно возникшая мысль пронзила Драко. Захотелось кричать громко, неистово, с надрывом, лишь бы выплеснуть скопившуюся боль.
— О чем ты думаешь, Грим?
— Как же хочется жить…
Гермиона с тревогой и недоумением посмотрела на него.
— Но ты ведь и так живой, твое сердце бьется.
Она положила ладонь на его грудь, затем переместила руку к шее и спустя несколько секунд резко отдернула ее.
— Не понимаю.
— Я мертвый. Всего лишь труп, — на лице Малфоя появилась злая, искаженная болью улыбка.
Ее Непонимание и страх…
Его отчаяние и боль…
Гермиона порывисто обняла Грима, уткнулась лицом в его грудь, глотая подступающие к горлу слезы.
*
Гермиона застегнула молнию на сумке и устало опустилась в кресло. Вещи, наконец, были собраны. Сегодня она возвращалась в Хогвартс. Гарри и Рон в письмах заверили, что встретят ее в Хогсмиде, так как им просто не терпится увидеть подругу. И лишние полчаса, за которые карета доедет до ворот школы, они просто не выдержат.
Милые мальчишки… Как же она любила их, и как ей не хотелось лгать им.
Гермиона закрыла глаза и тяжело вздохнула. Шрамы исчезли с ее лица, она полностью выздоровела, прекрасно себя чувствовала, возвращалась к друзьям, по которым сильно соскучилась. Тогда откуда непонятная грусть в душе и нежелание покидать маленькую уютную квартиру, на две недели ставшую ее домом?
Я мертвый. Всего лишь труп.
Слова Грима назойливо вертелись в голове, не давали покоя, откровенно пугали.
Его сердце не билось. Как такое вообще может быть? Существуют же какие-то законы физиологии, биологии… Существуют.
Но в случае с Гримом не действуют никакие законы: ни человеческой жизни, ни магии.
— Здравствуй, Грим, — произнесла Гермиона, не открывая глаза.
Она знала, что он здесь. Просто чувствовала. Дуновение ветра, шорох мантии, приветствие Грима — так привычно за две недели.
— Собралась?
— Угу, — Гермиона открыла глаза. Грим сидел в кресле напротив нее, сжимая зеленую папку в руке. — Что это?
— Информация о семье Марлок.
— Нашел что-нибудь полезное?
— Мне не давали покоя слова лже-Катарины, о которых ты мне рассказала. Настоящая Катарина не состояла в Ордене. Значит, ее мать передала свои знания кому-то другому. Раскрыть тайну она могла лишь члену своей семьи, сестре, тете, племяннице, но обязательно вейле. Но в соответствии со сведениями, полученными мною из надежных источников, семья отвернулась от Анжелины сразу после того, как Катарину посадили в Нурменгард. Отвернулись все кроме родного сына — брата-близнеца опозорившей весь род Катарины. Он, как бы выразиться, вейл. Специально уточнил у специалистов, если у него родится дочь, она будет вейлой. То есть, по сути Анжелина все сделала верно.