Грим

— ГРИМ!

Он рассмеялся, положил на вешалку полотенце и вышел.

Гермиона проследила за тем, чтобы дверь плотно закрылась, и только тогда позволила себе выпустить из рук шторку.

«Мерлин! Это же надо было забыть полотенце, халат и шлепанцы! А все из-за этого проклятого кристалла, сбил меня с мыслей!» — негодовала девушка, пытаясь получше завернуться в полотенце.

Гермиона вышла из душа с некоторой опаской и надеждой на то, что Грим уже куда-нибудь трансгрессировал. Надежды не оправдались.

— Я пришел за трубкой, — произнес Грим, внимательно осматривая Грейнджер.

Гермиона поежилась. По сравнению с ванной в комнате было прохладно. Тем более в одном полотенце и босиком. Она быстро пробежалась по ковру к столу, какое-то время искала в ящике маленькую коробку.

Найдя ее, Гермиона повернулась и тут же оказалась лицом к лицу с Гримом.

— Вот, — правой рукой протянула ему коробку, левой попыталась подтянуть сползающее полотенце.

— Почему ты не пришла?

— Я что, как собачка должна подчиняться тебе? Ты позвал, и я должна бежать сломя голову и нести трубку в зубах?

— По-моему, это ты напрашивалась следовать со мной в тот бар, к цыганке, — заметил Грим, улыбаясь. Гермиона молчала, наблюдая, как у него от улыбки появляются ямочки на щеках. Почему-то ей это ужасно нравилось.

— Лови полотенце!

Гермиона тут же подтянула полотенце. Успела вовремя.

— Жаль, что я это сказал, — произнес Грим разочарованно. — Интересно взглянуть на тебя без него. Ты ведь понимаешь, что я легко мог стянуть его с тебя все это время?

— Что? Да ты… ты… — Гермиона никак не могла подобрать нужных слов.

— Да, это я! — согласился Грим и растворился в воздухе.

*

Рон остался в Больничном крыле один. Мадам Помфри, убедившись, что он принял все необходимые лекарства, отправилась отдыхать в свою спальню. Перед этим она рассказала Рону о потрясающем убранстве Большого зала, о самых разных костюмах учеников. Гриффиндорец все это слушал, вздыхая. Ему очень хотелось побывать на вечеринке.

Это было неприятное чувство. Вся школа веселится, танцует, отмечает Хэллоуин. А ты даже не можешь встать с кровати, не то чтобы сделать танцевальное па.

«Это ж надо было получить травму перед самым праздником и игрой к тому же. Хотя главное сейчас — прийти в форму до матча. У нас нет замены голкипера», — думал Рон.

В разгар праздника к нему пришли Гарри и Джинни, принесли сладости и ворох новостей про остальных гриффиндорцев. Джинни в самых ярких красках описала наряды школьников и особенно Луны Лавгуд. Судя по всему, там было, на что посмотреть и чему удивиться.

— У Симуса был фотоаппарат. В общем, потом принесем тебе фотографии, и ты всех увидишь! — заверил Гарри. — Нет, ну, Луну надо видеть. Меня ее костюм поверг в шок. А я уж думал, что ей больше не удастся меня удивить.

— Ладно, мы пойдем. Мы к тебе тут заскочили, чтобы ты не скучал. И, конечно же, хотели показать тебе наши костюмы. Чтобы ты по достоинству оценил нас, братец! — сказала Джинни.

— Не хотел бы вас встретить в темном переулке, — произнес Рон, улыбаясь. — А ведь наряд ваш уж очень с намеком.

Джинни и Гарри только рассмеялись.

Рон же снова остался один. Минуты текли медленно, словно кто-то заколдовал время, чтобы оно ползло еле-еле. Наверное, это такой закон жизни. Самые радостные моменты пролетают незаметно, ты даже не успеваешь запомнить всех подробностей. А так хочется сохранить их до мельчайших деталей.

А неприятные моменты, как назло, длятся слишком долго. Да и врезаются в память во всех подробностях, которые почему-то очень долго не забываются.

Закон времени. А может, и закон подлости.

Рон не знал, сколько времени уже прошло. Минуты, часы, дни. В темноте циферблат часов на стене не разглядеть. И тут гриффиндорцу почудился какой-то шорох. Он отчетливо прозвучал в тишине лазарета. Затем все стихло.

«Наверное, ветер», — мелькнуло в голове.

Через какой-то промежуток времени раздался еще один шорох.

Рон нашарил на тумбочке волшебную палочку.

— Люмос! — произнес он.

Дрожащий огонек на конце волшебной палочки осветил пол возле кровати гриффиндорца. Трое пауков поспешно убегали от света. Это их мохнатые лапки произносили тихий шорох.

— Фу! Мерзость какая! — произнес Рон. Его взгляд остекленел. Огонек на волшебной палочке осветил остальную часть лазарета.

Больничное крыло просто кишело пауками. Они были везде. На стенах, полу, кроватях, тумбочках, лампах и шкафах с лекарствами. Большие и маленькие, все они медленно шевелили лапками, направляясь к кровати Рона. К единственному месту, незанятому островку в паучьем море.

Лицо Рона помертвело от ужаса. Он потерял дар речи. Попытался что-то произнести, но ничего кроме хрипа не вырвалось из его пересохшего горла. Больше всего на свете он боялся пауков, ненавидел их всеми фибрами души, даже один их вид в иллюстрациях переносил с трудом. После того похода в Запретный лес на втором курсе ему еще долго снились кошмары о том, что вся его комната наполняется пауками, которые лезут к нему.

Сейчас же это был не сон. Рон попытался ущипнуть себя за руку. Больно.

«Не сон», — отчаянно мелькнуло в голове.

А реальность между тем становилась страшнее тех детских кошмаров. Откуда-то стали появляться новые пауки. Но не те малютки, что были вначале. Огромные мохнатые пауки, восьмиглазые, восьминогие — акромантулы. Их было не меньше дюжины. Они неспешно пробирались к Рону, наступая на своих меньших собратьев. Раздавался отвратительный треск, когда они раздавливали меньших пауков.

— Остолбеней! — тонким голосом крикнул Рон. Луч толкнул одного акромантула в грудь. Но паук не перестал двигаться, заклинание ему ничего не сделало.

— Остолбеней! Остолбеней! — кричал Рон. Заклинания осветили лазарет, попадали в пауков, сталкивались между собой, попадали в стены. Но пауки продолжали двигаться.

— Инпедимента! — отчаявшись, воскликнул гриффиндорец. Луч попал приближающемуся акромантулу точно в голову. Но паук лишь отвратительно лязгнул челюстями.

«Мерлин! Да что же это такое!»

Огромный акромантул, наконец, достиг кровати. Рон почувствовал, как ему на ноги оседает огромная тяжесть. Мохнатые лапы придавили грудь. Паук приблизил к лицу Рона свою уродливую со жвалами голову. Челюсти громко лязгнули.