Гроза зреет в тишине
Шрифт:
Партизаны слушали с восхищением, а когда чех кончил, в один голос заявили: «Они! Регулярники. Их почерк!» А один из командиров, человек не без юмора, похлопал Миколу по плечу и при всех сказал:
— Вот, хлопец, учись! Это тебе не с помощью кота мост взрывать!
Микола смолчал, но тут же решил доказать и языкастому ротному и регулярникам, что и он, Микола Скакун, не лыком шит и способен сделать еще и не такое!..
V
В штаб бригады прибыл связной и сообщил, что в райцентре объявился
Через пять минут Скакун уже был в штабе бригады. Но связного не застал.
— А зачем он тебе? — спросил Васильев, начальник штаба, протирая толстые стекла очков и жмуря хитрые близорукие глаза.
— Болтают, что приехал какой-то генерал.
— Почему — болтают? Точно приехал. Вместе со своей дивизией. Есть сведения, что генералу поручено провести карательную экспедицию против нас.
Васильев надел очки, облокотился на стол и сказал не то шутя, не то серьезно:
— Вот, Микола, и тебе подвернулся случай показать свое мастерство, — пригласив разведчика в свой отсек, сказал начальник штаба Васильев, бывший сельский учитель.
Скакун промолчал, сделал вид, что не понимает, на что намекает начальник штаба.
— А птица, говорят, важная! — тем временем продолжал Васильев, отлично знавший характер своего бывшего ученика. — Связать такой крылья — о-го-го! Вот только боюсь, что регулярники уже взяли ее на прицел...
Этого было достаточно.
— Дудки! — стукнул кулаком по столу Микола, да так, что коптилка, тускло горевшая рядом с телефонным аппаратом, вспыхнула и потухла. — Не выйдет! И мы не лыком шиты! Да я... я, Павел Игнатьевич, говоря честно, уже направил на заборьевскую дорогу, по которой тот генерал ездит в имение, своих хлопцев. Петька Бакан пошел, и еще трое. Сейчас и я там буду. Сцапаем генерала!
— Вот что, Микола, — уже вполне серьезно продолжал начальник штаба, зажигая коптилку. — Ты горячись, да не очень. К такому делу подходить надо с ясной головой. Взять генерала! Ты представляешь, что это такое? Вижу, понимаешь, но не совсем. И советую тебе вот что. Сейчас нам прежде всего необходимо знать, зачем пожаловал сюда этот немецкий генерал. И действительно ли он готовит против нас карательную экспедицию. Вот так. А теперь действуй, но будь осторожен!
— Есть! — козырнул Скакун и мгновенно выскользнул из штабного отсека.
VI
Говорят, что собака, узнав вкус человеческой крови, становится страшнее волка. Нечто подобное случилось и с горбуном. После расправы над жителями Лозового, он совершенно озверел, не мог прожить дня, если не видел человеческой крови.
Еще слышались стоны из лозовских хат и колодцев, а он уже лихорадочно обдумывал планы новых налетов.
На этот раз он решил испепелить Заречье.
Заречье он выбрал не случайно. Надежные, свои люди донесли ему, что в их деревне живет человек по фамилии Войтенок, который приходится Вале Ольховской родичем
и знает, где прячется она со своей теткой.Горбун тут же ринулся к коменданту.
Обер-фюрер фон Зейдлиц выслушал путаную речь горбуна внимательно, а когда тот замолчал, вдруг спросил:
— Бургомистр, вы знаете, что такое Заречье?
— Заречье? Небольшая деревня, дворов, кажется, тридцать...
— Заречье, — спокойно уточнил шеф, — партизанская зона. И, насколько мне известно, партизаны там часто устраивают засады, и потому подойти к этой деревне бесшумно почти невозможно.
— Я поведу людей сам! — горячо воскликнул горбун, и лицо его стало почти синим. — У меня есть люди, которые знают эту деревню, которые...
— Я не дам вам ни одного своего солдата, — снова холодно оборвал бургомистра обер-фюрер. — И вообще, категорически запрещаю до особого указания нападать на какие бы то ни было деревни. Партизаны должны жить спокойно.
— Я... я вас не понимаю, — обмяк горбун и плюхнулся в кресло.
— И плохо, что не понимаете. Вы ведь знаете, что к нам прибыли две дивизии?
— Да, знаю, — горбун посмотрел на коменданта и глаза его загорелись. — Значит...
— Удар должен быть неожиданным. А потому и тревожить партизан пока незачем. Пусть думают, что мы смирились.
...Через три часа, уже глубокой ночью, горбун и десять его самых надежных полицейских украдкой подъезжали к Заречью.
VII
Последние два дня Василь почти не выходил из своей землянки и мало с кем разговаривал. Шаповалов и остальные разведчики решили, что причиной всему — трагедия, которая разыгралась в Лозовом, и потому старались не попадаться на глаза своему командиру.
Двое суток Валя напряженно ловила каждый шорох за своими дверями, прислушивалась к каждому голосу, к каждому шагу. Ждала Василя.
...Она знала, что в штаб бригады прилетела новая радистка, девушка, как говорили, очень красивая, что она знает Кремнева, даже посылает ему приветы. Когда Валя спросила об этом у Кремнева, он не стал таиться, рассказал обо всем, что между ними когда-то произошло. Сказал, что эта девушка теперь для него чужая, что он раз и навсегда вычеркнул ее из своей жизни. Уже тогда чутким женским сердцем Валя поняла: Василь искренен, говорит правду.
И вот теперь, пытаясь понять столь резкую перемену в его настроении, Валя вдруг вспомнила эту радистку. Все же, где-то в глубине души она затаила тревогу, страх за свою любовь. Наконец не выдержав, Валя, запахнувшись в полушубок, пошла к Кремневу в землянку.
Василь лежал на нарах и курил. Девушка присела к нему, осторожно дотронулась до его руки, спросила:
— Что с тобой?
— Ты слышала, что они сделали в Лозовом? — вместо ответа спросил Василь.
— Слышала, — зашептала Валя, и на глазах ее выступили слезы. — От этих извергов всего ждать можно. Я понимаю тебя, милый. Все, все понимаю!