Грозный год - 1919-й. Огни в бухте

Вокруг на коврах разморившиеся и полусонные люди мелкими глотками пили из выгнутых стаканчиков, напоминающих винные рюмки, черный настой чая и курили пряный табак.

Увидев Гюнтера, Джафар на какое-то мгновение изменился в лице, и Гюнтер не понял, было ли это проявлением радости или испуга. Но Джафар тут же овладел собою и, подозревая, что посетители могли на его лице заметить испуг, и желая их разуверить в этом своей улыбкой, заулыбался пуще прежнего. И опять Гюнтер ничего не понял, ибо Джафар всегда и всем улыбался. Он сидел раздраженный и чувствовал, что обращает на себя внимание посетителей. Но вот Джафар ловко взял один из подносов, поставил на него стакан, сахарницу, кальян, снятый с угольков чайник с закипающим чаем и, держа поднос на уровне головы, направился к нему.

Завсегдатаи чайханы, немало удивленные тем, что этого пришедшего обслуживает сам Джафар, стали перешептываться между собою. Раздражение снова овладело Гюнтером, и он, вместо долгожданного вопроса: «Что с парнями?» - сказал Джафару, расставлявшему на ковре чайный прибор: «Старый ишак», и Джафар снова изменился в лице и, пятясь назад, стал уходить к буфету.

Гюнтер был взбешен. Он пошел вслед за Джафаром.

–  Где русские парни?
– спросил он, уверенный, что Джафар скажет: «Не видел, не знаю». Но Джафар, приложив палец к губам, шепнул ему:

–  Не просыпались еще, спят еще…

«Значит, они здесь! Значит, все обошлось благополучно! Не пойманы и не погорели! Значит, все хорошо!» Но как это ни было хорошо, ему приятнее было бы услышать что-либо другое… Он желал бы гибели этих двух русских парней, и это, лишь только это могло его успокоить и обрадовать.

Он посмотрел на приоткрытую дверь черного хода, ведущую в ту тайную половину чайной, где сейчас спали рыжеволосые парни, и, подумав: «С ними что-то надо делать», стал курить кальян, жадно затягиваясь дымом, невольно прислушиваясь к разговорам в чайхане…

Археологические раскопки в Египте, Лионская ярмарка, беспорядки в Рурской области, налаживающаяся связь с персидскими и турецкими купцами, сбор денег на седьмую эскадрилью Доброхима, проблема бакинского трамвая, десятки, лиры, фунты, туманы - все это занимало посетителей, и ни слова в их разговоре о пожаре в Сураханах, точно этого пожара и не было. «Какое им дело до нефти!
– усмехнулся Гюнтер и, достав из кармана измятую газету, разгладил ее на колене, спокойно прочел первые ночные известия о пожаре в Сураханах.
– Какое им дело до меня и до парней».

Гюнтер встал, спокойный и решительный…

Первая комната за чайной была глухая, без окон, и свет в нее падал сверху через отверстие в потолке, как в восточной бане. На паласе в самых различных позах сидело и лежало человек десять. Это были тэриакеши - курильщики дрянного третьесортного опиума: они были безмолвны, точно загипнотизированные, глаза у всех горели лихорадочным огнем.

Гюнтер прошел во вторую комнату. Здесь было светлее и просторнее. Свет падал из небольшого оконца, напоминающего бойницу. Пахло постным маслом и жженым маком. У стены стояла тахта, мерцали коптилки; над ними, склонившись, люди курили опиум.

На Гюнтера никто не обратил внимания, и он прошел в третью комнату - эта была меньше двух первых и выглядела чище, уютнее и светлее.

На тахте сидели два военных моряка и между ними девушка. Моряки, нанюхавшись кокаину, улыбались девушке. Она держала на коленях поднос с сушеными фруктами и сортировала эти фрукты, отделяя в одну кучу финики, в другую - чернослив, в третью - очищенные орехи, а сама жевала мелкие сливы, от которых у нее сводило скулы.

Дверь в четвертую и последнюю комнату была заперта. Только Гюнтер хотел повернуть назад, как ему навстречу показался Джафар. Он открыл дверь, и Гюнтер увидел рыжеволосых парней, навзничь лежавших на полу. Остап был без рубахи. Аркаша лежал, зажав в руке пустую бутылку из-под вина.

Глядя на парней, Джафар, потирая руки, сказал:

–  Ночью они пришли… Совсем поздно. Араку много пили, песни пели… Потом три порции курили… И не просыпались еще…

–  Им спать надо, - сказал Гюнтер, наступил Аркаше на руку и, когда тот разжал пальцы, носком ботинка вышиб у него бутылку.

2

Было уже темно, когда Гюнтер оставил чайхану Джафара.

–  Ты головой отвечаешь за этих парней, помни наш уговор, - погрозил он Джафару и через черный ход вышел на улицу.

Базар был пустынен, мутным светом горели лампочки над магазинами.

«В конечном счете, - думал Карл Гюнтер, спускаясь к Парапету, - они никуда не денутся. Теперь, пожалуй, еще сами станут искать меня. Но от них надо избавиться. Пусть уедут из Баку. Городов на Кавказе много. Завтра же уедут».

–  Сделали свое дело - и хорошо, - сказал он вслух, точно парни шли с ним рядом. И вновь ему пришла мысль, что было бы хорошо, если бы парни погибли в огне…

У остановки конки Гюнтер лицом к лицу столкнулся с фотокорреспондентом газеты «Бакинский рабочий» Мартыном Вайнштейном. Они поздоровались и пошли по Ольгинской.

–  Откуда, куда?
– спросил Гюнтер.

Мартын тряхнул висящим через плечо фотоаппаратом.

–  Был в Сураханах, на пожаре, прямо с поезда. Потрясающее зрелище!

–  Потрясающее? Да, да, надо посмотреть.

–  Обязательно поезжай. И в огне надо видеть поэзию. Вот знаю, что редактор поместит только два-три снимка, а нащелкал все-таки тридцать. Одно дело - профессия, пропади она пропадом, другое - душа.

Мартын хотя и спешил в редакцию, но Гюнтер все же затащил его в первый попавшийся ресторан, все расспрашивал про Сураханы.

–  Такой пожар вижу впервые, - рассказывал Вайнштейн, уплетая котлеты.
– Говорят, хитро задуманный поджог. Поймали каких-то сторожей!

–  Всегда все валят на бедных сторожей!

–  Говорят, за ними уже несколько раз было замечено, что они курят по ночам. А в общем, думаю, разберутся. Киров с утра там.

–  Без нас разберутся, - махнул рукой Гюнтер и поднял бокал. Ему пришла мысль: «Хорошо бы взять у Мартына эти снимки и отправить их туда - в Париж и в Берлин. Пусть старики убедятся, что их деньги расходуются не зря. А то все скулят. И еще этот мистер Леонард Симпсон!» И он сказал Вайнштейну:

–  Я у тебя кое-что возьму из снимков и с очерком о пожаре отправлю в… Москву, в журнал «Красная панорама».

–  Пожалуйста, бери хоть все!

В десятом часу они вышли из ресторана и на Ольгинской разошлись в разные стороны.

На улице было многолюдно.

В витринах магазинов, у кинематографов, на крышах домов - везде и всюду мелькали огни световых реклам. Синие, красные, зеленые, они зазывали на «Поплавок», в ресторан-кабаре «Кружок артистов», на Веру Холодную в картине «Позабудь про камин, в нем угасли огни», на грандиозный салонно-трюковый фильм «Авантюристка из Монте-Карло» с участием «несравненной Эллен Рихтер». Мелькали рекламы - торговые и газетные, рекламы гостиниц и винных погребов.