Группа Брэда

В каюте, от усталости, он даже раздеваться не стал, просто рухнул на постель, и тут же провалился в беспросветный сон, как в глубокую пропасть.

БАЗА «ЭС»

«Они докладывают, и докладывают, — думал Координатор, принимая очередное сообщение, очередного руководителя сектора, — а я слушаю, и почти ничего не слышу. Я жду, кто из них сообщит о провале группы».

На самом деле он знал, кто именно должен это сделать, ибо знал сектор, в котором могло произойти событие. Но он знал и Лидера, поэтому ожидал неприятного доклада из любого сектора.

Однако дело было не только в ожидании конкретного провала — последние дни Координатора не оставляло ощущение, что он упустил какую-то важную информацию, в своё время проскочившую мимо внимания. Сколько он ни копался в памяти, как ни пытался сопоставить разрозненные факты, которые были вот же — прямо на виду, единой цепочки всё равно не связывалось, и это было очень неприятно.

«Есть две фигуры, явно принимающие участие в деле. — Анализировал Координатор. — Или — не явно? Это я убеждён, что Своровски, мягко говоря, не очень хороший человек, и ведёт непростую жизнь. Но ведь им занимались серьёзные люди. Плотно занимались, а он всё равно всплыл. Как и сволочь Грибаустен, который тоже ещё плавает, хотя гири ему на ноги явно уже заготовлены. Вроде бы всё понятно, но почему меня не оставляет ощущение, что есть кто-то третий, не явно стоящий за их спинами? Фактов нет, зацепок нет, есть лишь ощущение, но его к делу не привяжешь. Стоп! О чём он говорит?».

Руководитель одного из секторов докладывал о происшествии в Лунной зоне. Координатор слушал информацию о некоем Дрейке выведшем, наверняка в пьяном угаре, двигатель яхты на закритические уровни, и поплатившемся взрывом самой яхты. Слушал о спасательной операции, ещё не начатой по неизвестным причинам, и чувствовал, как отлегает от сердца. Разумеется, он и бровью не повёл относительно затягивающейся операции, потому что околоземное пространство было зоной ответственности других служб, а проявлять особый интерес к инциденту, в этой ситуации, было недопустимо.

"Значит, сработали правильно! — подумал, слушая доклад следующего руководителя. — Теперь у них хороший запас времени, и главное, чтобы сейчас ничто не помешало выйти в зону перехода. Чёрт, если так дальше пойдёт, скоро начну бояться собственной тени — что может им помешать? Или — кто? Настолько мощной силы я пока не вижу... а может дело именно в этом? Не вижу, но ощущаю той самой точкой, на которой прочно сижу? Или уже не прочно? Может под неё даже не гиря — динамит заведён? Дилайдед слишком непростая фигура, чтобы наблюдать за ситуацией, благостно сложив лапки. Может это он стоит за нашими фигурантами? Нет — он стоит рядом, практически не скрываясь. А за его спиной находится Гревер, и его тоже приходится держать в поле зрения, ибо парень непростой, и дело своё знает. Настолько, что угрозу для нас представляет более чем серьёзную. Там, внизу. — Координатор невольно посмотрел на бело-голубой диск, одиноко висящий на обзорном экране. — А мы там, внизу, не имеем права работать. Юридически. Практически — пока не поймают. И это создаёт определённые трудности. А у них трудностей, с такими-то капиталами, никаких. Могут купить, кого захотят. Нет, это я перегнул — кого захотят, не могут, иначе не закрутилась бы эта история. И парней моих они купить не могут, потому что те уже вышли на другой уровень восприятия больших денег, давно пройдя уровень первый, гласящий, что без денег ты ничто, потому как ни на что не способен. На уровне следующем приходит осознание, что если за деньги ты способен на всё, то неизбежно становишься ничем. Без альтернатив. Господи, почему именно сегодня меня тянет на морализаторство? Нечем больше заняться? Есть, и много чем. Вон, какой вал информации, только разгребай, а я не могу сосредоточиться — в голове сидят тройки, да пятёрки. Тройка финансовых бандитов, и пятёрка моих, способных на многое, если их не подставят. С уровня премьера благословение получено, с иного уровня — ничего конкретного. Вроде бы есть обещание смотреть в другую сторону, если понадобится. И не переспросишь, что именно это означает? То есть, что именно — понятно, но не спросишь, то ли именно, что понятно. Организует Дилайдед перехват, или будет выжидать, чем дело кончится? Есть у меня подозрение, что будет ожидать, потому что какая-то возня у него здесь есть, и есть ощущение, что возня эта для него куда важнее всяких там перехватов. Но это опять-таки — ощущение, без какой либо конкретики. Всё! Стоп! Этак я запугаю себя до полусмерти, и скачусь в непозволительную панику. Не имею я права скатываться в панику! Чёрт, как неуютно с этой штукой на голове. И какая сволочь придумала Медного Всадника? Узнаю... Впрочем, чего уж теперь, когда укоренилось и устоялось. Медный, и всё, чтоб тебе...«.

ГРУППА

Окончательно взбесившаяся голова кружилась, шаталась, и пыталась идти, кажется, во все стороны сразу. Брэд терпеть не мог это состояние, наступавшее после выхода корабля из гиперпространства.

В мире ничего не происходит без последствий, ибо так он устроен: всегда и за всё приходится платить. А иногда и расплачиваться. За возможность пробивать дыры в пространстве, кому-то приходится расплачиваться, элементарной невозможностью пережить маленький промежуток времени. Кому-то — обязанностью пережить совсем не маленький период жуткого состояния организма, по сравнению с которым дикое похмелье — наслаждение прямо-таки райское.

Первые были в самом начале, и очень недолго, пока не выяснилась генетическая особенность организма, вторыми были все остальные, и это не нравилось никому. А кому понравится состояние дурноты, пусть и разной степени тяжести, неизбежно следовавшей за скачком в пространстве, физику которого вообще мало кто понимал.

Брэд вывалился из защитной капсулы, сел на унитаз, и долго боролся с позывами насмерть перепугать сантехническое чудо рвотным рефлексом. В конце концов, ему удалось победить, и унитаз остался нетронутым. Когда опасность миновала, Брэд с трудом поднялся, и влез под ледяной душ, чтобы испытать наслаждение куска железа, прыгающего между молотом и наковальней. Эта пытка тоже завершилась победой, и голова кое-как вернулась в состояние «хомо» мыслящего. Не очень ещё хорошо, но теперь хотя бы можно было плюхнуться на постель, чтобы какое-то время чувствовать себя выжатой тряпкой, до которой никому нет дела.

«Хоть бы какая-нибудь тварь догадалась придумать средство от этой пытки! — опустошённо думал он, наслаждаясь разливающимся по телу блаженством покоя. — Ну, хоть наркотик какой-нибудь безобидный. Нормальное обезболивание перед тоннелем пробовали. Вроде как на входе было ещё ничего. Зато после выхода — вспоминать не хочется. Без всего этого жить тоже можно, только сил, чтобы жить, уже не остаётся. Вот у Ганки силы остаются, она теперь наверняка нагрузки жмёт на тренажёрах, чтобы ломоту из мышц выгнать, а мне об этом и подумать страшно. Какой идиот запустил нелепый миф, будто мужики сильнее женщин? На самом деле они и сильнее, и выносливее, а мы просто умеем поднимать тяжести, вот и всё преимущество. Надо вставать, надо идти, надо, чёрт возьми, работать... а как не хочется! Лежать, и ни о чём не думать, вот сейчас высшее наслаждение!».

Он нехотя встал, натянул свежий комбинезон, проверил, всё ли на месте, и не расстёгнуто ли где-нибудь, что-нибудь? Глубоко вдохнул, выдохнул, почувствовал себя кое-как готовым к работе, и не так чтобы очень уж сильно помятым.

«В ходовой, или тренажёрный? — думал, выходя из каюты. — Если всё нормально, Ганка уже в тренажёрном, если нет — ещё в ходовом. Как она умудряется это выдерживать, уму непостижимо. Её исследовать надо, может, кому и удастся найти защиту от этой подлости гиперпространства?».

Ганка на самом деле была в тренажёрном отсеке, и работала без скидок, обильным потом вышибая из тела дурь, и хмарь перехода. Брэд остановился на пороге, и какое-то время стоял так, наблюдая изумительное зрелище. Потом стоять надоело, и он, не оставляя прежнего занятия, присел на соседний тренажёр.

— Вместо того чтобы глазеть, — расстёгивая ремни на руках, запыхавшись проговорила Ганка, — лучше бы размялся после капсулы — помогает, не знаешь как.

— Не знаю! — согласился Брэд. — И узнавать не хочу, и так чувствую себя неудачно прошедшим камнедробилку. Я лучше на тебя полюбуюсь, хоть какая-то, да отрада.

— А-а! — протянула она. — Ну, любуйся, поднимай тестостерон. Только смотри, чтобы не зашкалил.

— После капсулы-то? — усмехнулся Брэд. — Слушай, я вот давно хотел спросить, а какого чёрта тебя, с такой-то фигурой, в наш гадюшник занесло? Нет, правда? Тебя на подиум, наряды демонстрировать — с руками оторвали бы. Знаменитостью б была, в лучах славы бы купалась, с таким телом — есть чем гордиться. А здесь только одна слава — тупой солдафон, и всё. Дальше — полное забвение.

— Ни черта ты, Лидер, не понимаешь! — рассмеялась Ганка польщённо. — Гордиться телом, это неплохо, но стоит ли ради этого гробить короткую жизнь? На подиуме в лучах купаются те, кто тряпки на вешалки вешают. На те, — пояснила, в ответ на недоуменный взгляд, — которые в тряпках гордо вышагивают, полагая, что кто-то смотрит именно на них. Не понимают, что множественность неизбежно сливается серую массу, расцвеченную красками шмотья. И радуются популярности, которой нет практически ни у одной. Ну, может у одной и есть, а остальные мимо пролетают. А я не вешалка — личность, и здесь на своём месте, к тому же — единственная на подиуме, и даже ты это разглядел.

— Ну, уж бараном-то меня не считай! — смутился Брэд. — Давно разглядел!

— А чего тогда руку и сердце не предлагаешь?

— Руку? — повторил Брэд задумчиво. — Моя рука всегда в твоём распоряжении, ты же знаешь, а сердце... При нашей работе надо быть садистом, чтобы предложить женщине сердце, и обречь её на постоянное ожидание неизбежного вдовства. Поэтому я и бессердечен, поэтому и предложить мне нечего.

— Ну ладно! — смилостивилась она. — Так уж и быть — прощаю. Кстати, чего это остальные не подтягиваются, унитазы, что ли, зачищают?