Грязные игры

– Ах, Иван Павлович, - потянулся генерал.
– Консерватор ты, брат! Этот мальчик сказал больше, чем ты смог бы из него вытянуть. Хоть ты и мастер!

Подумай: он фактически признал, что МБ проводит в Москве серию терактов. И это запротоколировано! Под такое признание можно много чего подверстать. Мы узнали также, что в МБ неоднозначно воспринимают жесткую линию по отношению к мятежникам.

– И еще мы узнали, - пробормотал Толмачев, - что кто-то надеется под прикрытием подавления мятежа потеснить нас. Недаром же он проговорился... о трудоустройстве! Значит, ветер носит мечты и вожделения.

– Ничего, - похлопал его по руке Савостьянов.
– Мечтать не вредно. Их много было на нашем веку, мечтателей-то. И где они все?

На Рождественский бульвар вернулись при полном солнце. Вскоре доставили аккуратную распечатку беседы с Семенцовым. Генерал прочитал ее и сложил в черную папку.

Тут раздался телефонный звонок. Савостьянов послушал и закрыл трубку ладонью.

– Быстро на запись!

Толмачев снял отводную трубку, отрегулировал записывающее устройство. Щелкнуло.

– Я тебя слушаю, Лозгачев, - сказал Савостьянов.
– Ты почему не спишь? Совещаловку ведешь?

– Уже провел. Уже навешал тем, кто упустил взрывника. Скажи своим головорезам, Юрий Петрович, чтобы вели себя повежливее. Мы же не на фронте, честное слово!

– Присылай своих ребят к нам на стажировку!
– хохотнул Савостьянов.
– А про какого взрывника речь?

– Да ладно тебе, Юрий Петрович...
– с обидой сказал Лозгачев.
– По его душу и звоню. Помоги, будь так любезен!

– Ага, "помоги"... А почему я тебе должен помогать? Ты за мной хвосты пускаешь, а я тебе - помогай?

– Ну, когда это было... И то сказать, для порядка хвост пустил.

– Еще скажи: для моей безопасности! Ладно.

Зачем тебе нужен взрывник?

– Не мне, Юрий Петрович. Начальству.

– Которому? Шляпникову, что ли?

– Ему.

– В интересное время живем, Лозгачев. Один посылает человека на задание, другой готов ему за это задницу разорвать. Ну и раздрай у вас в конторе, полный раскардаш!

– И неудивительно... Нас же недавно организовали. Есть бардачок, конечно. Но это болезни роста.

– Бывают такие болезни, Лозгачев, которые до старости не проходят, до самого сдоху. Болезнь Дауна, например. Она же олигофрения. А без мозгов нельзя работать.

– Без тебя знаю, не топчись на мозолях, Юрий Петрович... Отдай парня!

– Отдам. В обмен на информацию. Кто его посылал?

– Панков, - вздохнул Лозгачев.
– Ты его, наверное, не помнишь. Он в Девятом управлении работал.

– Помню, - сказал Савостьянов.
– Худой такой, жуковатый. Значит, переквалифицировался Панков. Сначала обеспечивал безопасность головке государства, а теперь теракты затевает. Откровенно скажу, Лозгачев: переквалификация даром не проходит. Человек в таком случае, знаешь ли...

– Не тяни, Юрий Петрович! Мне в девять на доклад к директору. Хотелось бы до того времени поговорить с пареньком. Шляпников однозначно запретил акцию, а Панков...

– Не думаю, что Панков принимал решение сам.

– Я тебе и так много наговорил, Юрий Петрович.

– Спасибочки. Теперь моя очередь говорить.

Вот, говорю: отпустил я парня.

– Ни хрена себе информация! Без ножа режешь, Юрий Петрович!

– Отпустил, - повторил Савостьянов с некоторым злорадством.
– А что?.. Парень - просто молодец. Своих не сдал, держался - дай Бог нам всем в его положении. Так что ищи, Лозгачев, коли он тебе нужен. Будь здоров.

Савостьянов бросил трубку и сказал Толмачеву:

– Поезжай домой - отоспись. К двум часам жди машину. Поедем в один дурдом. Туда должны доставить Адамяна.

– А разве Седлецкий привезет его не к нам?

– Здесь не гостиница. Пусть гниет в дурдоме!

Он вошел в квартиру и почувствовал вкусные запахи. На кухне звякала посуда и бормотал телевизор. Полина посмотрела на Толмачева и засмеялась:

– Интересная у тебя работа! Ночная, романтическая... Ты где на самом деле работаешь? В банде или в милиции?

– В милиции, в милиции, - пробормотал Толмачев, стаскивая пропотевшую тенниску.
– Если кто-то кое-где у нас порой, как говорится...

– Я так и думала, - сказала Полина с явным облегчением.
– Завтракать будешь?

– Потом, - сказал он и побрел в комнату, к постели.

31

"Начало военных действий может привести к крупномасштабной кавказской войне, где на стороне Северной Осетии будут воевать российские войска и казаки, а на стороне Ингушетии - Чечня, Дагестан, Кабардино-Балкария и т. д. Впрочем, может быть, такая война кому-то нужна? Дудаеву, например, или московским радикалам..."

С. Э. Ш. "Табло".

"День",

1993, 8-14 августа, №31.

Вася довез их до гаража Управления, где Седлецкий загрузил багажник своей застоявшейся "Волги" помидорами. Потом они с Мирзоевым поехали на склад группы внедрения, сдали военную форму и гражданскую одежду. Переоделись в свое, в костюмы и башмаки, которые оставляли на складе в конце апреля.

Учитывая, что температура в Москве теперь приближалась в поддень к двадцатипятиградусной отметке, в машине было жарковато. И весьма. Даже при опущенных стеклах. Вскоре выяснилось, что на московских улицах лучше потеть в закупоренной машине... На Садовом кольце рядом оказался "КамАЗ",.очень похожий на тот, в котором они еще совсем недавно путешествовали. Перед зеленым сигналом светофора "КамАЗ" рванул с места и выпустил в салон "Волги" облако выхлопа - сгоревшей солярки. Всю остальную дорогу до Остоженки Седлецкий с Мирзоевым кашляли и отплевывались, проклиная хулигана из "КамАЗа".

Дома у Седлецкого оказалась теща, спаниельша Мальвина и кошка Венерка. Остальная женская часть семьи блаженствовала в Понизовке, в бывшем русском Крыму, отданном хлебосольным Никитой Хрущевым не менее хлебосольной Украине.

Теща на радостях всплакнула на груди единственного зятя, а потом вытерла слезы, пригляделась и всплеснула руками:

– Господи, где ж вы так изгваздались, путешественники? У вас там, на Кавказе, воды нету, что ли?

– В поезде не было воды, - соврал, не моргнув глазом, Седлецкий.