Гудериан

Он продолжал: «Тогда мне представилось, что мы можем добиться мира в ближайшем будущем прежде всего немедленным наступлением до устья Роны, а затем, захватив французские средиземноморские базы, высадиться вместе с итальянцами в Африке, в то время, как отборные воздушно-десантные войска люфтваффе захватывают Мальту. Если французы захотят участвовать в этих операциях, тем лучше. Если откажутся, значит, мы и итальянцы будем продолжать войну одни, но продолжим сразу же. Нам была известна слабость британцев в Египте в тот период. В Абиссинии итальянцы все еще имели сильную группировку. Мальта была плохо подготовлена к отражению нападения с воздуха. Мне казалось, что все благоприятствует развитию операций по этому сценарию, и я не видел никаких слабых мест. Присутствие в Северной Африке четырех-шести танковых дивизий дало бы нам такое подавляющее преимущество, что любые британские подкрепления неизбежно прибыли бы слишком поздно».

Эпп, конечно же, был закоренелым нацистом, одним из ветеранов Добровольческого корпуса, завоевавшим себе репутацию безжалостного истребителя германских коммунистов. Он принадлежал к числу тех, кто помогал финансами нацистской партии с самого ее основания. Будучи депутатом Рейхстага и главой отдела НСДАП, ведавшего вопросами колониальной политики, Эпп пользовался благосклонным вниманием фюрера, хотя и принадлежал к числу тех, кто сомневался, стоит ли Германии вступать в мировую войну. Гудериан утверждает, что Эпп доложил о его плане Гитлеру, но тот не был заинтересован в дальнейшем исследовании потенциальных возможностей. Это не совсем верно. Гитлер, вдохновленный Йодлем, после падения Франции рассмотрел множество проектов, и среди них совместное с итальянцами вторжение в Египет, однако встретил категорический отказ Муссолини, желавшего урвать немного славы и для себя в своей сфере влияния. Он также зондировал отношение Испании к возможности отнять Гибралтар у Англии и пытался через комиссию по перемирию распространить свое политическое влияние на французскую Северную Африку. Адмирал Редер активизировал деятельность подводных лодок с целью захвата стратегических точек в Африке, включая Западное побережье. В наше время мало кто стал бы оспаривать разумность подобной морской стратегии и вероятность успеха в результате этих действий.

Однако Гитлер был сухопутным полководцем и стратегом, признававшим притягательность моря, но оставлявшим морские авантюры морякам, предпочитая посылать вглубь страны наземные силы, находившиеся в естественной окружающей среде и проводящие операции, в которых Гитлер, как он считал, разбирался лучше всего. Он никогда не забывал о намерениях, которые вынашивал очень долго: его взгляд хищника был устремлен на Советскую Россию.

К 22 июня Браухичу и Гальдеру стало известно об этих намерениях, и они составили в общих чертах план кампании. На другие проекты, какими бы стоящими те ни казались, сил и средств уже не оставалось. Призрак войны на два фронта, чего больше всего опасался Гудериан и каждый здравомыслящий немец, возрождался опять.

Глава 8 СУДЬБА ГЕРОЯ

На рассвете 22 июня 1941 года Гейнц Гудериан, любимчик пропагандистов и командир самой сильной из четырех германских танковых групп, наблюдал за тем, как его корпуса и дивизии переходили советскую границу. Рядом с ним стоял военный художник в мундире и стальной каске, должность которого была предусмотрена по штату, и пытался на своем этюднике отразить дух непоколебимой уверенности, исходивший от одной из виднейших фигур геббельсовской пропаганды. Однако многие ли из тех, кто начал свой марш на восток в день, «когда мир затаил дыхание», многие ли верили в обещание Гитлера, что победа будет одержана за восемь недель, и были свободны от чувства обреченности?

У Гудериана на душе скребли кошки, хотя по многолетней привычке он сделал все от него зависящее для успеха этой авантюры. Со времени триумфа во Франции прошел ровно год, наполненный всеобщим экстазом и ликованием. Гудериан, захваченный этой атмосферой, в то же время не переставал изумляться. С одной стороны, он откровенно упивался обожанием, а с другой – содрогался от возмущения, видя, как бесцельно растрачиваются плоды победы. 19 июля 1940 года ему присвоили звание генерал-полковника. Одновременно повышение в звании получили и двенадцать старших офицеров, ставших генерал-фельдмаршалами – Браухич, Кейтель, Рундштедт, Бок, Рейхенау, Лист, Клюге и другие. Однако в этом списке отсутствовал Гальдер, который, как это ни казалось парадоксальным, пришел к ортодоксальному пониманию роли танковых войск, почти такому же, как и у Гудериана. К своему несчастью, он впал в немилость у Гитлера. Война за сухопутные силы, похоже, вступила в вяло текущую фазу, в то время, как флот и авиация, имея совершенно недостаточные ресурсы, пытались поставить Британию на колени после провала попытки Гитлера заключить мир. Гудериан прибег к старому способу подготовки танковых дивизий к кампании, еще не успевшему изжить себя: он прилагал все силы, чтобы оснастить свою армию более качественной техникой. Чтобы выжить, Германия должна была все время на пару шагов опережать своих соперников в гонке вооружений. Гитлер – на миг – был заворожен танками, его энтузиазм в этом отношении подвергался резким колебаниям, так же как в политике и стратегии. После того, как было принято окончательное решение начать войну с Россией, он поставил перед танковой промышленностью задачу увеличить месячный выпуск танков со 125 до 800-1000. Тем самым Гитлер преследовал цель удвоить количество танковых дивизий. Доктор Тодт, министр военной промышленности, объявил, что такую масштабную программу нельзя выполнить по мановению руки, она обойдется по меньшей мере в два миллиарда марок и потребует увеличения персонала рабочих и ИТР на 100000 человек. При этом неизбежна отмена или сокращение других программ, таких, как строительство подводных лодок и самолетов. Производственные мощности оккупированных стран могли быть использованы лишь в ограниченных размерах, а трофейная бронетехника, насчитывавшая тысячи единиц, не соответствовала германским методам ведения боевых действий. Вынужденный считаться с действительностью, Гитлер приказал удвоить количество танковых дивизий за счет сокращения вдвое количества танков, которых теперь должно было быть в каждой дивизии от 150 до 210, и в то же время удвоить пехотный компонент. Гудериан объясняет, что его мнением в этом вопросе никто не интересовался, однако было бы странно, если бы дело обстояло наоборот. Его взгляды были хорошо известны и, в принципе, с ними соглашались. Гудериан изложил свои соображения в докладных записках, которые он и другие командиры подали после французской кампании. Более того, план вторжения в Россию хранился в строгой тайне, и осенью о нем знали очень немногие.

Практически единодушно военачальники-танкисты отвергли легкие танки Т-I и Т-II, плохо зарекомендовавшие себя в бою и использовавшиеся лишь для выполнения вспомогательных задач. Эти машины, по их мнению, следовало совсем снять с производства. Танки Т-III и Т-IV нуждались в усовершенствовании – увеличении калибра орудий и более массивной броне, чтобы сражаться на равных с новыми моделями танков противника, которые должны были вскоре поступить на вооружение. Соревнование между оружием и средствами защиты было исторической неизбежностью, от которой не могли уйти и танки. Однако вступление в эту гонку автоматически привело бы к задержке производства в тот момент, когда раздавались громкие требования к его наращиванию, а разведка ничего не сообщала о танках противника, в особенности русских, имевших лучшее вооружение и броню. ОКБ и артиллерийско-техническое управление, в конце концов, пришли к компромиссу относительно спецификации оружия. 50-мм короткоствольные орудия L-42, имевшие более низкую скорость снаряда и меткость стрельбы, чем длинноствольные L-60 на полевых станинах, выпускавшиеся для пехоты, должны были производиться в больших количествах. Что касается пехоты, входившей в состав танковых дивизий, она получила дополнительное количество полугусеничных бронетранспортеров, хотя оснастили ими менее одной трети частей. Остальные передвигались в неуклюжих автомобилях, не имевших бронезащиты и не способных ездить по пересеченной местности. Их боевая эффективность равнялась нулю.

Тем не менее, боевая мощь танковых дивизий в 1941 году по сравнению с предыдущим годом увеличилась, частично за счет замены легких танков на средние, но главным образом благодаря опыту и возросшей уверенности танкистов, солдат и офицеров, на практике познавших потенциал и методы ведения мобильной танковой войны. Если говорить о мастерстве, то немцы, в то время имевшие в своем распоряжении целое созвездие талантливых танкистов, опережали своих будущих соперников на три года.

В ноябре 1940 года Гудериан узнал о плане нападения на Россию – и был ошеломлен 8 . По его собственной оценке, приводимой в книге «Внимание! Танки!», в 1937 году Россия имела 10000 танков. Теперь же, по сведениям надежных источников, их количество увеличилось до 17000. Однако главной причиной его «разочарования и возмущения» был врожденный страх, присущий каждому образованному германскому офицеру, да и не только офицеру, страх фатальных последствий вступления в войну на два фронта, уже приведшую Германию к катастрофе в предыдущем конфликте. Несмотря на заверения ОКВ, что ничего подобного не произойдет, Россия будет разбита прежде, чем Британия активизирует свое участие в войне, уроки истории оставили слишком глубокий след в умах немцев, чтобы его можно было вытравить подобной ловкой отговоркой. Генеральный штаб в унынии принялся выискивать прецеденты, изучая кампанию Наполеона в 1812 году. В 1937 году на книжных прилавках появился перевод мемуаров Коленкура, и те, кто в 1941 году разрабатывал план наступления на Москву, срочно обзавелись экземплярами книги. Гудериан купил ее еще до войны.

8

Предположения об обратном, исходящие из некоторых источников, не нашли подтверждения в личных бумагах Гудериана, в частности, в его письмах жене.

В выражении недовольства Гудериан пошел дальше, чем Другие, и послал своего начальника штаба в ОКХ с протестом против этого шага, однако выслушать его не захотели. Браухич давным-давно перестал возражать Гитлеру и ОКВ (предпочитая сохранять личное спокойствие), а Гальдер, понимая, что главком сухопутных сил его не поддержит, и, вероятно, считая план наступления реальным, развил кипучую деятельность по его осуществлению. Однако эта кампания оказалась не единственной проводимой в том году. Возникли непредвиденные осложнения на других театрах военных действий. Так, в феврале 1941 года пришлось отправить две танковые дивизии в Ливию на помощь итальянцам, потерпевшим поражение от небольшой бронетанковой группировки англичан. Точно так же, против желания, Гитлер вынужден был в апреле вторгнуться в Югославию – и Грецию для усиления южного фланга, ставшего уязвимым ввиду неудачной попытки Италии оккупировать Грецию.

Эти крупные незапланированные акции в дополнение к обязательствам по выполнению множества других мелких планов высасывали силу из группировки войск, предназначавшейся для вторжения в Россию. В результате тотальная концентрация сил для осуществления самой крупной военной операции в истории стала невозможной. Было уже ясно, что воевать придется на два, если не на три фронта.

Стараясь заглушить дурные предчувствия, Гудериан с головой окунулся в дела службы, тем более в ходе долгих дебатов и военных игр возникло много спорных вопросов. Три группы армий – «Север», «Центр» и «Юг» должны были наступать соответственно на Ленинград, Москву и Украину, но, как и с Францией, разногласия затушевывали как политические, так и военные цели кампании. Из туманных дебатов возникла столь же расплывчатая цель, включавшая территориальные и экономические притязания и предполагавшая уничтожение вооруженных сил СССР, хотя в действительности различные цели служили одной и той же политике. Угроза Ленинграду, Москве и Киеву должна была заставить русских бросить в сражения свои главные силы. Основные неясности возникли на стыке между политическими и военными требованиями. Наряду с глубоко укоренившимся убеждением в необходимости уничтожить армию противника, Гудериан считал, что с историко-психологической точки зрения необходимо достичь политической цели. Для него захват Москвы являлся самодостаточной целью – убеждение, которое он пронес до конца войны. Гудериан и немногие его современники считали принципиально важным одержать психологическую и политическую победу в стране, чьи просторы исключали тотальную оккупацию. По свидетельству Вилфрида Штрик-Штрикфельда, который должен был поддерживать связь с диссидентствующими советскими элементами, ставившими перед собой задачу свергнуть сталинский режим, и который беседовал с Гудерианом в 1945 году, у того вплоть до конца войны не возникало даже намека на мысль, что желаемый результат мог принести не захват Москвы, а сотрудничество со всеми противниками Сталина.

Россию предстояло подчинить грубой силой. Устрашающее воздействие на население должны были оказать эсэсовцы Гиммлера из зондеркоманд. Вслед за войсками шли эйнзацгруппы, чья деятельность направлялась Альфредом Розенбергом. Их задачей было истребление всех недовольных нацистской политикой, но следствием работы оказалось отчуждение потенциального союзника, хотя великодушного освобождения в России ждало достаточно много потенциальных друзей.

2-я танковая группа была усилена пехотным корпусом, а также двумя пехотными дивизиями и состояла из:

24-го танкового корпуса, включавшего кавалерийскую дивизию, две танковых и одну мотопехотную дивизию;

47-го танкового корпуса, включавшего две танковых и одну мотопехотную дивизию;

46-го танкового корпуса, включавшего одну танковую дивизию, мотопехотную дивизию СС «Дас Рейх» и пехотный полк «Великая Германия».

На некотором расстоянии от северного фланга Гудериана должна была наступать 3-я танковая группа Гота, состоявшая из двух танковых корпусов. На эти группы ложилась основная тяжесть задачи, стоявшей перед группой армий «Центр» фон Бока, которая должна была прорваться через оборону русских между Припятскими болотами и Сувалками, уничтожая на своем пути противника, и затем вклиниться вглубь советской территории на 400 миль в направлении Смоленска вне зависимости от того, как будут развиваться события на соседних участках фронта. Задача оказалась несколько туманной, чего, впрочем, нельзя было избежать, так как Гитлер и ОКХ считали, что первоочередная цель – Минск, находившийся в 200 милях от границы, в то время как Бок, при полном одобрении Гудериана и Гота, алчно смотрел на Смоленск. В результате с самого начала со стороны Бока присутствовал элемент недоговоренности. Следствием этой уловки оказалось то, что ни Гудериан, ни Гот толком не знали своей конечной цели. Корень проблем лежал в неправильном понимании роли и мощи быстро двигающихся частей и того, каким должно быть их взаимодействие с более медленными кавалерийскими и пехотными дивизиями, фундаментальные разногласия с людьми типа Гальдера, которые, несмотря на уроки французской кампании 1940 г., по-прежнему считали, что механизированные войска не должны слишком удаляться от масс, совершающих пешие походы. Вся эта расплывчатость была порождена нерешительностью главкома сухопутных сил, фон Браухича.