Гудериан

Наступления русских и англичан зимой 1941-1942 гг. в конце концов закончились неудачей, и у немцев вновь возродились надежды. Следующим летом они осуществили ряд успешных операций в России и Африке, в результате которых вышли к Волге в районе Сталинграда, на Кавказ и к Эль-Аламейну. Им осталось пройти всего лишь несколько миль до Суэцкого канала. Однако все эти успехи оказались временными. Осенью продвижение немцев повсеместно застопорилось, а зимой они стали отступать. Сначала под Эль-Аламейном англичане нанесли поражение силам «Оси», испытывавшим трудности на коммуникациях, и отбросили их назад в Тунис. Затем контрнаступление русских привело к окружению сталинградского гарнизона и вынудило немцев оставить Кавказ. Эти катастрофы вкупе с преследованиями со стороны Гитлера наподобие тех, о которых речь шла выше, и его непостоянством требовали от сотрудников генерального штаба огромного напряжения физических и моральных сил. Жизнь для Гальдера стала невыносимой, и почти все вздохнули с облегчением, когда 25 сентября его сняли и заменили очень молодым генерал-лейтенантом Куртом Цейтцлером, имевшим репутацию приверженца гитлеровских идей и обладавшим достоинством, очень ценимым фюрером – беспредельным оптимизмом. Почти сразу же он дал Гитлеру то, что все новые начальники штаба считали для себя необходимым – возведение в ранг официальных гитлеровских требований к каждому штабному офицеру:

«От каждого штабного офицера я требую следующего: он должен верить в фюрера и в его методы командования. В каждом удобном случае он должен передавать эту уверенность своим подчиненным и тем, кто его окружает». Никто не стал этого оспаривать.

Как и его предшественники, Цейтцлер очень скоро втянулся в споры с фюрером как по оперативным, так и по административным вопросам. Гитлер решил лично производить назначения на ключевые посты в сухопутных силах и напрямую подчинить себе отдел кадров, которым руководил Бодевин Кейтель.

Но хотя Бодевин больше не мог оказывать помощь Гудериану, это не нанесло последнему особого ущерба. Гудериан остался в хороших отношениях с влиятельным Шмундтом, которого считал честным и здравомыслящим офицером. Он также продолжал поддерживать полезные связи с имевшими определенный авторитет офицерами войск СС и люфтваффе. В 1942 году Зепп Дитрих, старый ландскнехт и ветеран добровольческого корпуса, лез из кожи вон, доказывая Гитлеру, что в декабре 1941 года с Гудерианом поступили несправедливо. В начале 1942 года он публично выразил чувство уважения к своему командиру. Гудериан ответил взаимностью. Для него Дитрих был воплощением людей, которых он в 1919 году считал «настоящими бойцами» и «последней надеждой Германии». При этом его вовсе не заботило, что он может приобрести репутацию сторонника нацистов.

Итак, у Гудериана имелись не только враги, но и друзья, хотя сомнительно, чтобы первые были такими могущественными, какими он иногда изображает их в «Воспоминаниях солдата», впрочем, не называя имен. Разумеется, среди тех, кто мешал ему, были люди, имевшие определенный авторитет. Гудериану никогда не простили, что он «наступал на мозоли» кавалерии и вел себя вызывающе по отношению к управлению боевой подготовкой, ставившему ему палки в колеса. Офицеры, чье самолюбие пострадало, радовались уходу Гудериана и вполне искренне полагали, что нашли способ вернуть себе прежнее преимущество. Теперь на вооружении появились новые виды техники – своего рода заменители танков – самоходные штурмовые орудия и низкоскоростной противотанковый снаряд, действовавший по принципу кумулятивного. Изобретение этого снаряда, уверяли Гитлера, чуть ли не вмиг сделает танки допотопным оружием. Правда, они выпустили из вида проблему поражения точечных целей снарядами с низкой скоростью – но Гитлер заразился их энтузиазмом, и это было главным.

Производство и разработка новых типов танков находилось в такой же зависимости от переменчивого настроения фюрера и его дилетантских суждений, как стратегия и тактика. Подобно большинству политиков, он не вмешивался в эти дела, пока все шло хорошо, однако с возникновением кризиса началась лихорадочная суета и поиски быстрого решения.

Вот когда сказалась непредусмотрительность. Выше уже упоминалось, что появление в июле 1941 года русских танков Т-34 практически не вызвало тревоги у военных руководителей Германии, хотя должно было. Лишь когда три месяца спустя эти машины появились в большом количестве, в ОКВ вспомнили о предупреждениях Гудериана, и в ноябре 1941 года по его настоянию предприняли усилия с целью реанимировать программу по перевооружению, до тех пор осуществлявшуюся вялыми темпами. Гудериан требовал новых, более мощных танков и самоходных установок для борьбы с танками – панцерегерс (охотников за танками), и в ответ получил удивительное письмо из ОКХ: «Я только сожалею, что подобное требование не было выдвинуто шесть лет назад. Теперь мы оказались бы в ином положении». Это, как пишет Либенштейн, Гудериан воспринял как личное оскорбление: «Ни один офицер не боролся за новые танки так, как он. Его требование 40-мм брони было отвергнуто несколько лет назад, и то же самое можно сказать о вооружении. Гудериан требовал установки 50-мм пушек еще до 1934 года».

Поражение под Москвой привело к тому, что Гитлер развил лихорадочную деятельность во всех направлениях, в том числе и в области разработки новых типов танков. Возомнив себя всемогущим, он требовал немедленного чуда – увеличить производство машин и создать танк, способный вести борьбу с Т-34. В январе 1942 года его ознакомили с проектом танка, который, как надеялись немецкие конструкторы, сможет успешно бороться даже с усовершенствованными моделями Т-34 – новый средний танк УК 3000 весом в 45 тонн и длинноствольной 75-мм пушкой L70, получивший название «Пантера». Кроме того, велись поспешные приготовления к запуску в серию тяжелого танка, созданного на основе «танка прорыва», концепцию которого Гудериан выдвинул еще до войны. Речь идет о «Тигре» весом в 65 тонн, вооруженным 88-мм пушкой L56. Однако до поступления в войска этой новой техники (несколько «тигров» были готовы к осени 1942 г.; а первые «пантеры» сошли с конвейера весной 1943 г.) должно было пройти некоторое время, и нужно было что-то предпринять, чтобы восстановить танковый паритет. Этого достигли сравнительно легко за счет усиления брони – в 1943 г. 80-мм броня на Т-III и Т-IV уже не обеспечивала надежной защиты, как и замена орудий на длинноствольные 50-мм L60 и 75-мм L46. С целью обеспечения более эффективной поддержки пехоты и укрепления противотанковой обороны увеличивался и выпуск самоходных установок – противотанковых, штурмовых и артиллерии. Машины выпускались на базе существующих шасси. Эта обширная программа, наподобие отвергнутой летом 1940 года, требовала огромных расходов, поскольку наряду с разработкой новых машин увеличивался выпуск уже существующих типов танков. В декабре 1942 года, когда танковые дивизии сражались в России на пределе своих возможностей, а союзники наращивали давление в Северной Африке в войне, которая была в основном войной танков, танк Т-III сняли с производства. Сначала Гитлер последовал совету офицеров, представлявших интересы танковых войск на высшем уровне командования, и ведущих промышленников. Согласно их концепции, основными критериями оценки конструкции танка должны быть в порядке очередности: вооружение, скорость и броня. Это ни в коей мере не противоречило убеждениям Гудериана, хотя он беспокоился о том, что многие армейские офицеры не имели ясного представления о развитии танковых сил. К несчастью для вермахта, ни эти офицеры, ни промышленники не были хозяевами в своем собственном доме. 8 февраля 1942 года в катастрофе погиб доктор Тодт, и его место министра вооружений занял любимец Гитлера – архитектор Альберт Шпеер, превосходный организатор, однако не разбиравшийся ни в танках, ни в каком-либо другом оружии. Ему приходилось всецело полагаться на мнение экспертов, а те лоббировали интересы отдельных лиц. Например, промышленники соперничали друг с другом в отстаивании собственных концепций и проектов. На полигоне на сравнительных испытаниях двух типов танков случиться могло все. Обычно пробные образцы изготавливались с применением материалов очень высокого качества, хотя конструкторы прекрасно понимали – в серийном производстве это будет невозможно. А если какой-то талантливый и честолюбивый конструктор, такой, как, скажем, доктор Порше – лучший пример в этом отношении, – не мог добиться нужного для себя решения в комитете или на испытаниях, то вполне мог напрямую обратиться к Гитлеру, на которого всякие грандиозные планы, как известно, производили чрезвычайное впечатление.

Вследствие этого в течение всего 1942 года, несмотря на согласованную очередность приоритетов, установленную в январе, Гитлер, как и следовало ожидать, отошел от нее. Случайные упоминания о новой угрозе или идее могли стимулировать новую волну страхов. Результатом оказывались дискуссии о сонме контрпроектов, некоторые разумные, но большинство отличались фантастичностью и бессмысленностью, и их реализация нанесла бы значительный вред.

И все же благодаря чуду и здравому смыслу тех немногих, кто прилагал титанические усилия, главная программа продолжала реализовываться и улучшаться. На фронт начали поступать боеспособные танки. Но в октябре танков Т-IV катастрофически не хватало. Ужасающая неразбериха в промышленности, приводившая к растрате сил и средств, усугублялась еще и тем, что приходилось выпускать множество различных типов самоходных установок. Было испробовано невероятное количество вариантов, в том числе и с удвоенной толщиной брони. Продолжалась работа над танком весом свыше 100 тонн, и поговаривали о каком-то кошмарном монстре, который должен был весить около тысячи тонн. Шпеер провел на удивление успешную реорганизацию промышленности, однако не мог контролировать производственные планы, поскольку никто не был в состоянии обуздать инициативу Гитлера в ее наиболее фантастических проявлениях. В феврале 1943 года возникла ситуация, когда танковые дивизии, отступавшие под сильнейшим натиском русских, имели в строю в среднем всего лишь по 27 машин каждая. И все же, по общему согласию и несмотря на лучшие ожидания артиллеристов, танк продолжал оставаться главным средством выживания в мобильной войне, которая велась на необозримых пространствах восточного театра военных действий.

В «Воспоминаниях солдата» Гудериан пишет: «…немногие проницательные люди в военном окружении Гитлера начали искать кого-то, кто смог бы даже в этот поздний час спасти нас всех от надвигающегося хаоса. На письменном столе Гитлера оказались мои довоенные работы. Фюрера убедили прочитать их.

Затем ему предложили вызвать меня. В конце концов, этим людям до такой степени удалось преодолеть недоверие Гитлера ко мне, что он согласился выслушать меня хотя бы раз». Сначала имена офицеров, выдвигавших Гудериана, окутывает некоторая тайна, но запись в дневнике начальника НРА от 28 февраля 1943 года – кстати, теперь вместо Бодевина Кейтеля им стал Шмундт, – проясняет все:

«Начальник НРА уже в течение некоторого времени рекомендовал фюреру генерал-полковника Гудериана, обосновывая это тем, что тот один из его самых преданных сторонников в генеральном штабе. В ходе долгих дискуссий 25 и 26 февраля фюрер убедился, что может доверить этот ответственный пост генерал-полковнику Гудериану».

Помощь оказал и генерал Энгель, но главная заслуга принадлежала Шмундту, преуспевшему в том, что в 1941 году не удалось фон Белову. Гудериан прав, когда говорит, что убедить Гитлера вернуть его было очень трудно. В фюрере глубоко укоренилось недоверие к любому, кто осмеливался бросать ему вызов, и полностью рассеять это недоверие было невозможно. Однако Гитлер был способен надеть маску всепрощающего вождя, если это служило его целям: так в 1938 году во время кризиса, вызванного отставкой Фрича, он уволил Рундштедта, а в 1939 году вернул его. В 1942 году он простил того же Рундштедта за опрометчивость, проявленную в 1941 году. Тем более, теперь фюрер нуждался в чем-то более существенном, нежели обычные советы. Провалы операций, которыми руководил он лично, поколебали его уверенность. Интуиция подвела его. Гитлеру требовались независимые исполнители. На Восточном фронте, чтобы остановить продвижение советских армий по Украине, он сразу же предоставил необычную свободу действий Манштейну. 20 февраля, когда у русских кончилось горючее, Манштейн нанес им поражение у Харькова и заставил опять сдать город.

В тот же день Гудериан, предварительно сообщивший Шмундту условия своего возвращения – он хотел, чтобы для него учредили пост главного инспектора бронетанковых войск, – встретился с фюрером. Гудериан уловил неопределенность в настроении Гитлера. Он пишет, что фюрер сказал ему: «С 1941 года наши пути разошлись: в то время случились многие недоразумения, о чем я сильно сожалею. Вы мне нужны». Возможно, в тревожный момент этот один из самых неискренних политиков говорил правду. В равной степени вероятно, что ему опять удалось завоевать доверие Гудериана, зная, что человека, которого до этого не удавалось убедить, теперь можно уговорить помочь только проявлением теплых чувств.

В результате этой встречи и серии переговоров с ответственными лицами Гудериан составил проект документа, дававшего ему те полномочия, в которых было отказано в 1938 году, и подал на подпись фюреру. В первом параграфе Гитлер должен был заявить, что генерал-инспектор «…несет ответственность передо мной за будущее развитие бронетанковых войск в том направлении, которое превратит их в решающее оружие, позволяющее одержать победу в этой войне. Генерал-инспектор находится в моем непосредственном подчинении, имеет статус командующего армией и является старшим по команде в танковых войсках». Согласно этому документу, Гудериан отвечал за организацию и боевую подготовку не только в частях сухопутных сил, но и в некоторых подразделениях люфтваффе и войск СС. Решение технических вопросов потребовало тесного сотрудничества с Альбертом Шпеером. На повестку была также поставлена задача создания новых соединений и тактической доктрины. Ему было поручено командовать всеми резервными частями мобильных войск, включая учебные подразделения и училища, располагавшиеся в пределах самого Рейха.