Гуляш из турула

Универсам с улицы Земмельвайса, который я, как и мясную лавку на улице Декан, хочу спасти от забвения за его скромное обаяние утопической национальной самодостаточности, переехал позже чуть дальше, на улицу Вармедь, при этом сильно уменьшившись в размерах, но и там долго не продержался; после него остались вывеска «Венгерские продукты» да серая бумага, закрывающая витрины.

Зато национальный книжный магазин «Szittya» на улице Йожефа Аттилы процветает, потому что там не продают ни лука, ни трусов, только книги, флаги, карты и медали; здесь всегда оживленно. Может, сюда и не приходят толпы: в этом магазине есть что-то элитарное. Он небольшой, но набит всякой всячиной, что создает впечатление небывалого богатства — тут можно купить книжки об истории Венгрии, карты всевозможных размеров и масштабов (хоть и показывающие один и тот же край), майки с доходчивым требованием «Отдайте наши горы!» (относится к румынам) и непонятными руническими знаками, которыми якобы пользовались правенгры. Руны никто до сих пор порядком не расшифровал, они таинственнее, чем кипу инков, но в «Szittya» маек с мадьярским всадником с азиатскими чертами лица в венке рунических надписей — полным-полно.

Я перебираю майки, выбираю одну и спрашиваю продавщицу, что означает руническая надпись на ней. Продавщица внимательно рассматривает символы, трогает их пальцем и начинает читать по слогам: «Вен-гри-я прос-нись». Но, кажется, она не слишком уверена в точности своего перевода, поэтому просит помощи у товарки, которая, морща черненые брови, произносит: «Да здравствует Венгрия!»

Можно тут найти биографию Дьюлы Гёмбёша, фашистского премьер-министра Венгрии в тридцатых годах, и книжку об Иисусе с пробуждающим смутную тревогу названием: «Правда ли, что Христос был евреем?» Можно еще купить — или хотя бы полистать — руководства по фитнес-гимнастике. Американские культуристки напрягают мышцы, принимают позы и совершают движения, недостойные националистов. На соседней витрине, рядом с книгами об истории гонведов и сокровищах Трансильвании, стыдливо засунуты поглубже все произведения Пауло Коэльо, переведенные на венгерский.

Хозяин, мужик среднего возраста в островерхой меховой шапке, серо-коричневых штанах и такого же цвета рубахе, перетянутой кожаным ремнем, в столь непрактичных в дождливую погоду лаптях, посвящает клиента еще более среднего возраста в тайны приготовления доброй крестьянской похлебки в котелке — сколько нужно добавить смальца, долить воды и порезать колбасы и чем все это приправить. Вот истинное, не подлежащее уничтожению знание о мире.

Однажды я купил в «Szittya» коврик для компьютерной мыши в форме Венгрии 1914 года: разноцветное множество комитатов, лоскутная мозаика регионов и народов, пластико-резиновые земли Венгерской Святой Короны, карманная (или скорее настольная) версия империи. Теперь я путешествую с компьютерной мышкой по несуществующей державе: от комитата Гаромсек в правом нижнем углу до комитата Шарош со столицей в Эперьеше на севере. А потом быстрым движением съезжаю по диагонали в левый нижний угол, туда, где фиолетовым цветом манит комитат Загреб (столица Загреб). Дальше еду вправо, до зеленого комитата Срем, и далее через Сисак, Осиек аж до Митровицы. А потом снова вверх и вправо, минуя по пути комитаты Торонтал, Темеш, Арад, Бихар, и опять вправо до Клужа и Марамароша, и так себе гуляю по нынешним Хорватии, Словакии, Сербии и Румынии, почти не касаясь границ сегодняшней Венгрии.

«Урезанная Венгрия — это не край, целая Венгрия — это рай». Этот сердитый слоган находит отражение в картах земель Короны Святого Иштвана, которые можно купить в каждом книжном магазине, для этого не нужно идти в «Szittya». Слова «Венгрия» (Magyarorsz'ag) и «рай» (mennyorsz'ag) фонетически созвучны; говоря «Венгрия», мы не только думаем «рай», но и почти произносим свои мысли вслух. А коли уж рай, так с границами до Трианонского договора. Поэтому атлас автомобильных дорог Карпатского бассейна издательства «Картография» попросту, безо всякого камуфляжа, представляет собой карту Великой Венгрии. После страниц, где показаны дороги Венгрии, Словакии и Трансильвании, целый разворот занимают земли Короны Святого Иштвана (в 1886 году), разделенные на комитаты. Далее следует разворот с гербами комитатов. Чтобы помнили, как выглядят оригинальные символы Братиславы и Риеки, то есть Пожони и Фиуме.

На площади Морица Жигмонда [63] есть магазин с близким моему сердцу названием «Турул». Над входом надувается спесью моя любимая птица, а внутри — куча всякого добра. Так должен выглядеть Эдем, в который попадают настоящие венгры, а приветствовать их должен сам князь Арпад со своими военачальниками. Я нашел это место с помощью интернет-сайта www.kuruc.info, портала воинствующих националистов. Они бдительно выслеживают все проявления антивенгерскости, подсчитывают преступления, совершенные цыганами, докладывают об уличных стычках, а еще указывают сайты магазинов с бесценным богатством: реконструированным снаряжением азиатских всадников — луками и колчанами древних мадьяр, их меховыми шапками и барабанами. Может, если б поискать хорошенько, в ассортименте нашлись бы еще длинные черные усы, раскосые глаза и выступающие скулы? А если их нет, то самое время о них подумать. Интернет-магазины, предлагающие полную экипировку мадьярских воинов, в которой можно выглядеть так, как выглядели предки в 896 году, не дают, однако, ответа на вопрос: кто мы, откуда пришли и куда идем.

63

Мориц Жигмовд (1879–1942) — венгерский писатель, автор исторических романов.

Впрочем, может ли вообще венгр ответить себе на этот вопрос, если не может поехать туда, откуда берет начало его история, потому что никто не знает этого места? Предпринимались уже не раз паломничества и экспедиции в поисках места рождения народа, но найти первоисточник всего венгерского оказалось намного труднее, чем открыть происхождение амазонок. Шандор Кёрёши Чома [64] в XIX веке отправился на поиски родственников венгерского народа в Азию и закончил свою жизнь в Гималаях, где исследовал тибетский язык. Не он первый искал и не нашел. Поиски пра-Венгрии — как поиски Атлантиды: когда-то и где-то якобы она была, но где и когда — этого, наверное, нам узнать не суждено. Но если бы ее нашли, чем бы тогда мы питали нашу мечту, на чем основывали бы легенды и домыслы?

64

Шандор Кёрёши Чома (1784–1842) — венгерский и румынский востоковед, автор первого тибетско-английского словаря и грамматики, основатель научной тибетологии.

Были, конечно, и такие, кто утверждал, что нашел. Автор «Венгерской Библии», какой-то венгерский Эрих фон Дэникен [65] , нашел венгров, правда, не в космосе, а среди шумеров, расшифровав их записки на глиняных табличках. Он нашел венгров даже еще дальше — дальше, собственно говоря, некуда — в библейском раю. По мнению автора, Адам, да-да, тот самый, который является нашим праотцем, который съел яблоко и остался на бобах, как раз и был тем самым первым венгром, что ясно доказывает его имя. «Адам» — это архаическая запись слова «ad'am», то есть «я дал». Это человек, который отдал ребро, чтобы из него появились женщина и весь человеческий род, в первую очередь венгерский род, все эти Иштваны, Шандоры, Андраши, Лайоши, Илонки, Жужанны и Агнеш. Имея такое происхождение, трудно примириться с несправедливо и не по ранжиру ничтожной ролью венгерского государства в современном мире.

65

Эрих фон Дэникен (р. 1935) — швейцарский писатель и кинорежиссер, уфолог, автор теории о влиянии инопланетян на древние цивилизации.

Лечо из Дьюрчаня и Орбана [66]

Вечерами, где-то около семи, на крытый рынок на Чарнок тер [67] привозят свежих карпов. На большой платформе стоят пластмассовые контейнеры, мужик в высоких резиновых сапогах выгребает оттуда жирных трепещущих рыб, переваливает их в наклонный желоб, откуда они плюхаются прямо в магазинную тележку, которую дальше толкает вперед другой мужчина в серо-зеленом резиновом комбинезоне. Оба делают свое дело поспешно, словно готовятся к турниру городов, на котором выгрузка карпов — одно из соревнований. Когда тележка почти наполнена, первый резким движением закрывает желоб крышкой, а второй отвозит карпов на склад. Время от времени какая-нибудь более энергичная рыба выскакивает из ящика или из желоба и падает на асфальт, а потом трепыхается у решетки водосточного люка, куда стекает вода, выплескивающаяся из контейнеров. Тогда выходит третий мужчина, который до поры до времени наблюдал за разгрузкой сбоку, и пробует схватить скользкую рыбину. А те двое не обращают никакого внимания на то, что творится с рыбой на асфальте, только по-прежнему выгружают карпов, которым нет числа. После нескольких бесплодных попыток помощнику удается наконец поймать рыбу и бросить ее в тележку.

66

Виктор Орбан (р. 1963) — премьер-министр Венгрии в 1998–2002 гг. и с 2010 г. — лидер правоконсервативной партии Фидес.

67

Рыночная площадь (венг.).

Карп — это третье, после турула и оленя-чудотворца, приведшего, согласно легенде, венгров на их земли, священное животное, рабочий вол мадьярской кухни, жертвующий свое жирное, с болотным душком тело для знаменитого рыбацкого супа, который пользуется успехом у заграничных туристов, проштудировавших кулинарные страницы в своих путеводителях.

Поздним вечером на улице Ваци — некогда олицетворявшей для поляков мечту о ярком, красочном мире, бывшей социалистическим суррогатом западного мира потребления, а нынче самой обыкновенной улице, на которой облапошивают туристов, — прохаживаются бляди-непрофессионалки и вербовщики из ночных клубов. Магазины с красиво упакованной всякой венгерской всячиной и пункты обмена валюты (где курс всегда грабительски выше, чем в других местах) уже закрыты, и Ваци полностью теряет свой фальшивый блеск, притворную позу большой улицы большого города. Превращается в провинциальную улочку, выглядит каким-то приграничным городком, где поздним вечером открыты только McDonald’s и клуб с танцами на столе. Шлюхи застенчивы и скромно одеты. Не носят ни мехов, ни туфель на шпильках; без боевой раскраски они похожи на продавщиц, которые по дороге домой решили побродить по Ваци. Ищут иностранцев, часто для начала спрашивают прохожего, говорит ли он по-английски, и, услышав положительный ответ, задают вопрос-тест, например как пройти на улицу Реги пошта, которую знает каждый будапештец и не знает ни один чужеземец. Они напоминают героинь фильма Иштвана Сабо «Милая Эмма, дорогая Бебе» — молодых учительниц русского языка, которые после 1990 года внезапно потеряли работу. Эмма пробовала было преподавать английский, но не знала его даже на элементарном уровне. Бебе хотела пойти по более легкому пути — начала просиживать в кафе «Анна» на улице Ваци и ловить иностранцев. Ни у той, ни у другой ничего не выйдет: Эмма очутится в подземном переходе, где будет продавать газету «Mai Nap», жизнь Бебе оборвется во дворике общежития, из окна которого она выбросится, решив покончить с собой. «Mai Nap» означает «сегодняшний день», это название явно символично — сегодняшний день раннекапиталистической Венгрии в фильме Сабо равнозначен несправедливому наказанию людей, которых по случайности приняли за привилегированных адептов уходящей системы, коли они учили ненавистному языку советских оккупантов.

Нынешние Эмма и Бебе не выглядят отчаявшимися. Они дилетантки, но напряжения в них не чувствуется. Заводят разговор так, будто вовсе и не нуждаются в деньгах, а развратом занимаются из милосердия. Ведь столько мужчин нуждается в утешении долгим одиноким осенним вечером. Бляди с улицы Ваци еще не устали от жизни, их занятие еще не набило им оскомину, их распутство немного застенчивое и поэтому симпатичное.

По субботам на лужайке перед купальней Лукач устраивается 'ocskapiac — толкучка, на которой продается барахло, собранное на помойках, старая мебель и домашняя утварь, которую выставляют у мусорных баков, ненужные ошметки чужой жизни.

Тут можно найти какой угодно хлам: старые расклеившиеся ботинки, тряпки, выдаваемые за одежду, уродливые пластмассовые игрушки, тупые ножи — все грязное, лишнее, покрытое пылью, неумело заискивающее перед потенциальными новыми хозяевами. Можно дешево купить чье-то сильно вытертое, поношенное счастье. На разложенном на траве одеяле, служащем прилавком, пожилая женщина за двести форинтов продает большую оправленную в раму фотографию улыбающейся пары: она — блондинка с локонами, лет тридцати, он — лет на десять ее старше, усатый, с порядочными залысинами. Она — ядреная, он — жилистый, оба здоровые, спортивного вида. Она сидит у него на коленях, оба искренне улыбаются, за их спинами — какие-то кусты, дачный или кемпинговый фонарь. Бледные цвета свидетельствуют об использовании фотопленки ORWO, покрой летней одежды — о том, что это конец семидесятых, а может быть, и восьмидесятые. Женщина, продающая фотографию, скорее всего, нашла ее где-нибудь на свалке старья рядом с помойкой. Кто с облегчением избавился от этого доказательства былой дружбы, а может, любви? Усатый? Блондинка? Кто-то третий? Их ребенок? Или их знакомые? Мешало дома, не хватало из-за него места для нового зеркала? Снимок очень большой, не такой, как те, что хранятся в конфетных коробках. Ему требуется приличный кусок стены. Почему пожилая женщина решила, что это вещь, которую вообще кто-то захочет купить? Она не имеет никакой практической ценности, на фотографии увековечены анонимные люди, а не какие-нибудь знакомые по телепередачам или цветным журналам, не актеры и не спортсмены — просто какие-то Жужа и Янош из блочных жилищ Обуды или каменных домов на соседней Маргит кёрут.