Гуляш из турула

Кругом как-то нарядно и празднично — в течение двух-трех часов, что я слоняюсь по Кечкемету, где всего сто тысяч жителей, я натыкаюсь на пять, кажется, свадеб; а может, это и не свадьбы вовсе, потому что молодых пар нигде не видать, ни одной женщины в белом платье, только вереницы свадебных гостей перекатываются по улицам, вероятно, спешат на свадебную вечеринку. А может, это фальшивые свадебные гости, бесцельно бродящие по городу, где нечем заняться?

Кое-кому уже начинает надоедать это хождение и поиски неизвестно чего, некоторые потягивают — открыто, не украдкой — виски из горлышка. Но требования элегантности соблюдены, поскольку глушат они «Джонни Уокер», а не заурядную палинку. Не знаю, где играют свадьбы, но все церкви, попадавшиеся мне по пути, закрыты. Открыт только торговый центр «Мельница», кечкеметский эквивалент будапештского «Маммута». «Мельница» медленно перемалывает кечкеметских жителей, покорно втягивающихся в ее шестеренки: внутри абсолютно те же самые магазины, что во всех торговых центрах на свете, разве что чуть-чуть поменьше, пропорционально размерам города. Вне всякого сомнения, фонтан в «Мельнице» меньше, чем Ниагара венгерского масштаба в Вест Энд Сити в Будапеште — дар канадского народа венгерскому народу.

Строители «Мельницы» пытались переплюнуть великолепные постройки в центре Кечкемета — огромную ратушу в стиле ар-нуво и внушительных размеров Реформаторскую коллегию в трансильванском стиле. Не затмили их, но, во всяком случае, уравновесили. Так годами «уравнивали» все главные площади Центральной Европы, загромождая их грудами железа. Эта современная архитектура образца «восточный социалистический поп» оставила после себя консервные банки автовокзалов, залитые подтеками здания крытых рынков, покрытые ржавчиной крыши домов моды. Никто не собирается их сносить, хоть они и выглядят так, будто поставлены здесь только на время. Стоят рядом с дворцами в стиле барокко, неоготическими церквями, зданиями эпохи модерна. К этим мертвым образцам поп-соцархитектуры когда-нибудь присоединятся нынешние торговые центры, такие как «Мельница», куда люди перестанут приходить, потому что изменятся их интересы и потребности, или потому, что будут все покупать по Интернету, где станет возможным товар потрогать и понюхать, а одежду примерить. Непонятно, что сделать с «Мельницей», — наверно, она останется стоять рядом с металлическими коробками вашар-чарноков [90] и арухазов [91] . А «Маммута», как и полагается мамонту, в один прекрасный день откопают археологи, и можно будет ходить туда на экскурсии, как нынче ходят осматривать римские руины Аквинкума на северной окраине Будапешта. На месте римского лагеря находится теперь супермаркет «Ашан». Возможно, остановка пригородной электрички H'EV здесь когда-нибудь будет называться именно «Ашан», а не «Аквинкум».

90

Ярмарка, крытый рынок (венг.).

91

Торговый центр, супермаркет (венг.).

В Музее фотографии я покупаю несколько альбомов. В числе прочих — историю венгерской фотографии, переведенную на польский; точно такие же есть на английском, французском, венгерском и испанском, отличаются они друг от друга только обложкой и ценой: польский альбом намного дешевле — кто здесь станет покупать книжки на польском. В патетическом вступлении к альбому Карой Кинчеш сокрушается, что ни один из фотографов, которые остались в стране, не сделал мировой карьеры. Те, кто уехал — Андре Кертес, Роберт Капа, Мартин Мункачи, Брассай, — стали мировыми звездами. Те, кто не решился на эмиграцию — Йожеф Печи, Рудольф Балог, — добились только внутривенгерской славы. Несмотря на то что ни в чем не были хуже. Жизнь в Венгрии творчески и интеллектуально убивает художника, считает Кинчеш. Все венгерские нобелевские лауреаты — а их было десятка полтора — получили премию, работая в эмиграции. «Что должен уметь лауреат Нобелевской премии? — цитирует Кинчеш известный анекдот. — Он должен уметь вовремя уехать из Венгрии». Альбом вышел в 2000 году, за три года до присуждения Нобелевской премии Имре Кертешу. Его также можно смело внести в этот список — уже долгие годы он живет в Германии; малоизвестный в Венгрии до этой премии, немецкой дорогой он дошел до мировой славы. Венгры рассчитывали на Нобеля для Петера Эстерхази, ну, может, для Петера Надаша, но Эстерхази и Надаш — до вспышки славы Кертеша самые известные современные венгерские писатели, — хотя и переводятся и издаются за рубежом, живут в Венгрии.

«Знаменитые венгры, живущие за границей, достигли мирового успеха не только в фотографии», — хвалит национальные достижения Кинчеш, называя в числе нобелевских физиков, химиков и врачей Ласло Йожефа Биро, изобретателя шариковой ручки, и Чиччолину, легендарную порнозвезду, о которой каждому известно, что ее настоящее имя — Илона Шталлер и что она венгерка. Ее происхождение дало о себе знать, когда в 2002 году она пыталась попасть в венгерский парламент. К сожалению, международные успехи Чиччолины — не только в области порнографии, но и в итальянской политике — не обеспечили ей места в Народном собрании. Я очень сожалею об этом, потому что предпочел бы слушать ее интерпретацию событий, чем наблюдать свары депутатов MSZP и «Фидеса» [92] . Венгерская политика сегодня нуждается в Чиччолине как никогда раньше. Госпожа Илона сумела бы сдобрить венгерскую общественную жизнь целебной дозой секса и примирить двух племенных быков, ведущих между собой неустанную битву.

92

Венгерский гражданский союз — одна из двух крупнейших политических партий Венгрии, основанная в 1988 г., поначалу придерживалась либерального направления, позже — националистического, христианско-демократического.

Пережитки австро-венгерской бюрократической системы: в туалете торгово-развлекательного центра «Синва-парк» в Мишкольце я получаю счет за пользование ватерклозетом. Писсуар стоит пятьдесят форинтов, и туалетная бабушка (а точнее, судя по возрасту, тетка) скрупулезно выписывает мне квитанцию, свидетельствующую, что я уплатил надлежащую сумму. Теперь теоретически можно доказать, что ни я не помочился на дармовщинку, ни тетя не получила в лапу. Номер моего счета: 0287076, налоговый номер фирмы, которая предъявила счет: 21176331-205. Подпись туалетной тети, к сожалению, неразборчива. Мой экземпляр зеленого цвета, копия для фирмы — белая. Это было наиболее бюрократизированное отправление естественной нужды в моей жизни и одна из немногих квитанций, которую я сохранил на память.

Самая распространенная вывеска в Мишкольце — «Залогхаз». Если бы мне пришлось рекламировать этот город, венгерский эквивалент польской Лодзи, я воспел бы его так: «Мишкольц — город ломбардов». «Культура создает город» — с таким девизом Мишкольц стартовал в конкурсе на «Культурную столицу Европы 2010». Мишкольц, однако, сформировала не культура, а промышленность. И так, как когда-то город создавали фабрики, так сегодня его создают ломбарды. Очередной после индустриализации шаг в эволюции — распродажа всего, что еще имеет какую-то ценность: часы и шубы — в ломбард, рудименты железного века — в скупку металлолома.

В итоге европейской столицей культуры 2010 стал Печ, который с давних пор преподносит себя как город со средиземноморской атмосферой. То есть не венгерской, потому что венгерский дух никак не вяжется с атмосферой Средиземноморья. Печ, согласно официальной версии, был выбран потому, что представил самую лучшую программу, но, возможно, истинная причина такова: это — наименее депрессивный город в Венгрии. Значит, наименее венгерский?

В 2007 году культурной столицей был Сибиу, город Эмиля Чорана. Когда в 2005 году я был в Сибиу, там основательно реставрировали старую рыночную площадь. В Сибиу Чоран умирал со скуки больше, чем где бы то ни было, и был счастливее, чем когда бы то ни было, потому что больше всего на свете любил умирать со скуки. Сибиу стал красивым, обновленным и настоящим настолько, насколько может быть настоящим свежевыкрашенный город.

Неподалеку от Мишкольца, к северо-западу, у самой словацкой границы расположился город Озд. Въезжающих в Озд встречают четыре десятиэтажки блочного типа. Это они — центр города с населением в тридцать с лишним тысяч. Но, в отличие от соседней Казинцбарцики, здесь кроме блочных домов сохранились следы другой застройки, что-то вроде давней деревенской структуры, от которой остались только единичные улицы. Улица Петефи похожа на продырявленную пробоинами лодку с зачумленными пассажирами, которая тянет за собой тонущий корабль. Длинная, монотонная, уходящая в гору, где внезапно обрывается — а ведь с тем же успехом могла бы тянуться так еще многие километры или не существовать вовсе. Типичная улица венгерской деревни, с теснящимися друг к дружке домами и садиками на задворках. Вот только дома на улице Петефи серые, почти черные, а не бежевые или кремовые, как обычно; в окнах нет ни одного цветка, а ставни не красили уже, наверное, несколько десятилетий. А если за домом разбит садик, то в нем давно уже ничего не растет.

Творцы коммунистического плана индустриализации города отнеслись к улице Петефи как к неизбежному злу, пережитку уходящего мира, и потому ей суждено было стать невидимкой, укрытой в тени центральных жилых домов и труб 'Ozd Ipari Park [93] . Сейчас она такая же лишняя, как весь остальной город. Весь Озд — лишний; он — прошлое, которое никак не хочет закончиться и провалиться под землю, где ему самое место. И это прошлое по-прежнему пугает.

В четырех десятиэтажках, составляющих центр города Озд, когда-то были магазины, может, даже какие-то кафе. Сейчас витрины на первых этажах заклеены старыми плакатами. 'Ozd Ipari Park опустел, его трубы не дымят. Пустую территорию стерегут охранники, которые, сидя на корточках, читают бульварные журналы, скорее всего, «Blikk» или «Sz'ines Bulv'ar Lap». Они выглядят так, будто испражняются в чистом поле, выдавливая из себя всю эту поглощенную ими в избытке цветную ахинею. На вывесках над витринами едва заметны полустертые буквы, складывающиеся в слова: «книги», «пластинки». Их там, однако, давно никто не продает. Единственная актуальная реклама в Озде — остов разбитого автомобиля на центральной площади и под ним информация агитационного содержания: в прошлом году на дорогах комитата погибло восемьдесят три человека. В этих окрестностях хорошо продается только смерть. Но она должна быть очень дешевой, иначе никому не будет по карману. У кого здесь найдется работа, кроме охранников, стерегущих развалины и околевающих со скуки, потому что это не те развалины, которые приедут осматривать туристы? Эти развалины еще слишком юны, и Озду еще долго придется ждать своего шанса, чтобы превратиться в посткоммунистический Аквинкум, руины пришедшей в упадок цивилизации.

93

Промышленный парк, объединяющий около 140 предприятий, в основном металлургической и горной промышленности.

В Казинцбарцике нет ничего, кроме блочных домов; нет других строительных материалов, кроме бетона; собственно говоря, совершенно неважно, по какой улице едешь, зачем разводить здесь лишнюю суету? Цель была такова, чтобы людям, которые здесь будут работать, просто было где жить. Поскольку город величиной с варшавские Стегны [94] построен рядом с крупным фабричным комплексом, который частично еще работает, Казинцбарцика может глядеть на Озд свысока.

В посвященной Польше серии телепрограммы о путешествиях «Фё тер» [95] телеведущая готовит бигос вместе с поляком, прожившим двадцать лет в Казинцбарцике. С невозмутимым спокойствием он подсыпает приправы в капусту и вежливо объясняет, что и в каком порядке следует в эту капусту добавлять. Житье в Казинцбарцике должно, по-видимому, настраивать на спокойный лад, коли каждый новый день там похож на предыдущий. Нет ни малейшего значения, какое на дворе время года или суток, какая пора жизни, потому что Казинцбарцика свободна от диктата природы и хаоса разнообразия. Она — вечный застой.

94

Микрорайон в Варшаве, часть района Мокотов.

95

Главная площадь (венг.).

На выезде из Озда в сторону Мишкольца стоят обшарпанные бетонные секейские ворота [96] с намалеванными будто на картонной театральной декорации окнами. Правда, секейские ворота на Векерле телеп [97] тоже не из дерева, но все же их можно счесть пристойной данью традиции. Ворота в Озде — только отчаянная сатира на венгерскую традицию; они открывают путь с уродливой дороги номер двадцать пять в локальное безобразие: оздский вариант дачной местности, по которой бродят парами цыганские девушки, снуют парни на поцарапанных велосипедах и с подозрением пялятся одинокие мужики в подержанной одежде.

96

В венгерской архитектурной традиции — резные деревянные ворота с двумя отдельными проходами, для транспорта и для пешеходов. Секеи — венгерская этническая группа, проживающая в Юго-Восточной Трансильвании и Воеводине.

97

Микрорайон Будапешта.