Гувернантка из Лидброк-Гроув

Скоро мы имели удовольствие любоваться из возвышенного места парка Прайори великолепным видом города Бата. После осмотра достопримечательностей мы погуляли с Джоном по лесным дорожкам, а затем присели отдохнуть в одной из каменных беседок парка. Я принялась разбирать собранные летние цветы, составляя из них красивый букет, а Джон некоторое время в полном молчании наблюдал за моими руками.

– Я люблю тебя, Эмма! – наконец тихо сказал он, поднимая голову и застенчиво глядя на меня своими голубыми глазами.

– И я тебя, Джон, - ласково ответила я, не прекращая своего занятия.

Мои слова приободрили Джона и помогли ему справиться с его вечной нерешительностью. И он, чуть заикаясь, но справляясь со своим речевым недостатком, произнес:

– Милая Эмма, я спросил разрешения у папы… пап-па мне разрешил… словом, я прошу тебя стать моей женой.

Я до того растерялась от этого неожиданного предложения, ставящего меня в очень неловкое положение, что все цветы выпали из моих рук. Я было наклонилась за ними, подняла несколько цветков, в отчаянии выронила их снова и пробормотала:

– Джон, это невозможно. Ты же для меня брат.

– Молодым людям, находящимся в двоюродном родстве можно вступать в брак, - напомнил мне кузен и снова умоляюще посмотрел на меня: - Эмма, я знаю, что не очень красив, но обещаю сделать все, чтобы ты была счастлива, чтобы ты полюбила меня.

Трудно было ответить отказом на это благородное предложение моего доброго кузена, но я вспомнила лицо Дориана Эндервилля, его горящий от восхищения взгляд, с которым он имел обыкновение смотреть на меня и поспешно проговорила:

– Увы, Джон, я люблю другого джентльмена.

После этого признания Джон поник и еле слышно пробормотал:

– Если так, тогда конечно ты вправе отказать мне.

Потом между нами вроде снова воцарилось согласие, но сердцем я чувствовала, что уже ничего не будет как прежде. В подавленном состоянии мы вернулись в гостиницу «Голова Сарацина». Но дядя ожидал нас увидеть совершенно в другом настроении. Ликующе протянув к нам руки, едва мы с Джоном вступили на порог, он прочувствованно сказал:

– Дайте мне обнять вас, дети мои, и поздравить! Давно у меня не было столь счастливого дня. Я мечтал, дорогая крошка, назвать тебя не только племянницей, но и дочерью, и вот моя мечта сбылась! Стоило, ой как стоило пережить все невзгоды, чтобы теперь испытать безграничную радость этого знаменательного для нашей семьи дня.

– Папа, Эмма отказала мне, - сказал Джон, смущенно глядя на отца.

– Как отказала, почему отказала?
– вид у дяди сделался крайне изумленный и ошеломленный.

– Она полюбила другого молодого человека, - рискнул произнести мой кузен.

– Другого!!! – вскричал дядя, и изумление на его лице сменилось гневом. – А мы, значит, недостаточно хороши для нее, если она нами пренебрегает!

– Это не так, дядя, - сумела выдавить я из себя. – Я люблю Джона, но люблю как брата. Питая любовное чувство к другому джентльмену, я буду плохой для него женой. Джон заслуживает лучшего.

Но мои доводы ничуть не подействовали на дядю.

– Неблагодарная! Вот так-то ты отплатила мне за мою доброту и благодеяния! – загремел он, и показал указательным пальцем на дверь. – Не хочу тебя больше видеть! Если твои знатные друзья и обожатели значат для тебя больше, чем родственники-торговцы, то отправляйся к ним и покинь мой дом.

– Дядя, неужели вы в самом деле выгоняете меня?! – спросила я, ошеломленная тем неудержимым гневом, который охватил моего прежде доброго и щедрого родственника.

– Папп-па, так нельзя. Эмма ни в чем не виновата, - произнес не менее потрясенный, чем я решением своего отца сказал Джон.

Я с молчаливой благодарностью посмотрела на моего кузена. Он, вопреки тому, что сделался отвергнутым женихом, продолжал вести себя по отношению ко мне крайне великодушно и благородно. На минуту я пожалела, что влюбилась не в него, поскольку такое золотое сердце, какое было у Джона Уилсона, встречалось крайне редко даже среди лучших представителей человеческого рода. Чуткий, верный любящий – о таком муже можно было только мечтать.

Но заступничество Джона не помогло. Дядя оказался столь обижен моим пренебрежением его сыном, что не пожелал слушать его защитную речь дальше, и приказал горничной собрать столько моих вещей, сколько я могла унести в руке. Заливаясь слезами, я взяла небольшой саквояж и вышла из гостиницы «Голова Сарацина». Так печалилась и горевала грешница Ева, покидая райские кущи и направляясь в бесплодную пустыню. Моя голова была словно в тумане от горя, я еле разбирала куда иду. Джон догнал меня по дороге и вручил кошелек с деньгами на неотложные расходы.

– Лэндоны приютят тебя на первых порах, кузина, а там папа сменит свой гнев на милость и простит тебя. Я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее, - с сочувствием глядя на меня, сказал Джон и тяжело вздохнул: - Это я виноват. Мне нужно было сначала осведомиться о твоих чувствах, а потом уже разговаривать с папой.

Кузен выглядел столь несчастным, что я поняла - он больше был огорчен моим изгнанием из дома Уилсонов, чем моим отказом.

– Джон, я ни в чем тебя не виню! И никогда не забуду того, что ты для меня сделал и как ты защищал меня! – с чувством произнесла я и порывисто обняла своего двоюродного брата. Щеки Джона заметно порозовели от удовольствия, и он с улыбкой сказал:

– Все будет хорошо, милая Эмма. Бог не оставит тебя в беде! – после чего проводил меня на почтовую станцию Чип-стрит. Она распологалась вблизи лондонской и оксфордской больших дорог и по этой причине там часто останавливались пассажирские дилижансы, которые следовали в нужном мне направлении. Джон посадил меня в полупустую пассажирскую карету и долго смотрел мне вслед. Я махала ему на прощание платочком, пока он не скрылся из виду, затем забилась в угол кареты и снова залилась слезами. Оплакивала я резкую перемену в своей судьбе, разрыв с дядей и крушение своих иллюзий. До последнего дня пребывания в Бате я надеялась, что Дориан как рыцарь в сверкающих доспехах приедет за мной и увезет в свой замок. Но он не прислал даже весточки о себе, отчего мне начало казаться, что я ошиблась, полагая, будто он влюблен в меня. Будь Дориан влюблен, он обязательно нашел бы способ связаться со мной. Но его безразличие и гнев дяди омрачили мою жизнь, словно в ярко освещенной комнате с любящими меня родственниками и преданными друзьями внезапно потухли свечи и она погрузилась в тьму, полную зловещих теней и пугающих призраков. Будущее покрылось для меня мраком неизвестности, и я не знала, как примут меня Лэндоны. Все в моем мире перевернулось с ног до головы.

» Глава 10

В Лондон я приехала к ночи, едва часы на городской башне пробили одиннадцать часов. На темных улицах стали появляться странные личности, напоминающие пугающих черных призраков, и мне при взгляде на них не верилось, что у этих людей имелись добрые намерения. Одинокой девушке в моем положении легко было стать их добычей, и я затрепетала от страха при мысли, что мне придется столкнуться с ними лицом к лицу. На мое счастье кучер дилижанса оказался добрым человеком. Он согласился по моей просьбе, изложенной довольно робким голоском остановиться прямо перед парадным въездом городского особняка моих столичных друзей, и я успела добежать до больших двустворчатых дверей особняка, прежде чем кто-либо из уличных незнакомцев мог приблизиться ко мне.