Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
6. Дорога на Лену
Стоял лёгкий зимний морозец. Погода ясная, безветренная. Встречные обозы, направляющиеся из Ярославля или Вологды в Москву, часто попадаются на пути. О приближении встречных подвод возвещает звон бубенцов.
После отдыха в Ярославле на постоялом дворе снова в путь. Наконец добрались до Вологды, сюда, как утверждает молва, Иван Васильевич Грозный задумал было перебраться из Москвы и сделать Вологду стольным городом, да замысел сей не осуществил.
Опять обоз сделал в Вологде
Дорогой братья Хабаровы вели нескончаемые разговоры, обсуждали планы на будущее. Ерофей Павлович в который раз пересказывал брату слова и напутствия Андрея Фёдоровича Палицына.
— Он бывалый человек. Зряшные советы давать не станет, — говорил брату Ерофей Павлович, — подайтесь, говорит, на великую реку Лену. Край покуда не обжит. И неописуемо богат.
— Предлагаешь последовать его совету?
— А почему бы не податься на Лену? И ты со мной. Попробуем ещё сговориться с племянником Артюшкой. Чем не ватага?
— Но ты, Ерофей, семейный человек. О жене Василисе, о детках подумал?
— Василисушка видела, за кого шла. Я человек непоседливый. И не век же будет продолжаться наше житие на Лене. Думаю, года два-три, не более. А коли приживусь на Ленских берегах, возьму жёнку с малыми детьми к себе.
— Согласится ли она в такую даль отправиться?
— Почему бы не согласиться? Муж я ейный аль не муж?
Подобные разговоры продолжались до самого Великого Устюга. К концу пути Ерофей Павлович убедил себя, что должен отправиться на Лену. Смог убедить он и брата Никифора.
В Великом Устюге братья первым делом нанесли визит родителям. Одарили их подарками. Детворе привезли кулёк медовых пряников московской выпечки, матери узорчатый шерстяной платок, а Павлу Хабарову Библию, не рукописную, а печатную в кожаном переплёте с медными застёжками. Отец принял подарок, но восторга не выразил, а буркнул желчно:
— Ну, вот... Поп я, что ли.
Из разговоров с родителями Ерофей Павлович понял, что отношения старых Хабаровых с невесткой не заладились. Василиса почти обособилась от мужниной родни и после какого-то недружелюбного разговора перестала посещать дом свёкра.
— Гордячка твоя баба, — неодобрительно отозвался о ней старый Хабаров. — Не приемлю такое. Ну дай Бог с ней. Что далее намерен делать?
— Решили с братом податься в Сибирь, на Лену-реку.
— Где ж такая река протекает?
— А считай, что на самом краю света.
— И что тебе она втемяшилась в башку?
— Ленский край богат пушным зверем и ещё плохо освоен. А пригодна ли тамошняя земля для выращивания хлебов, овощей — это ещё надо проверить.
— Ну, ну... — неопределённо проговорил Павел Хабаров.
Ерофей Павлович отправился к жене в пригородную слободу. Дочь Наталья узнала отца и бросилась ему навстречу с радостными возгласами. Маленький Андрей нахмурился, смутился и никак не решался
подойти к отцу.Хабаров осторожно обнял жену, из-за беременности она заметно располнела.
— Молодец ты, Василисушка, — сказал поощрительно Ерофей Павлович и ласково похлопал её по вздувшемуся животу. — Кого бы хотела, жёнушка, на этот раз?
— Кого Бог пошлёт... — уклончиво ответила жена.
Василиса принялась накрывать на стол, не прерывая беседы с мужем.
— Что надумал, Ерофеюшка? Снова хочешь в дальние земли податься?
— Долго думал, да вот и надумал... На промысел хочу отправиться.
— Опять на край земли?
— Можно и так сказать. На великую реку Лену.
— Не слышала о такой. И надолго?
— Это уж как Бог позволит. Думаю, годика на три.
— Опять разлука долгая.
— Знала, за кого выходила. За промысловика и непоседу.
— Ей-богу, не знала. Теперь послушай, что я тебе скажу.
— Говори, слушаю.
— Как ни тяжело об этом говорить, но не сложились мои отношения с твоей роднёй. Сожалею, отец твой ни разу не соизволил наведаться. Не то что меня — а я ведь невесткой ему прихожусь, всё-таки, женой его старшего сына, — но даже внучат проведать. Раза два пыталась навестить его сама. Встретил меня твой батюшка неприветливо, как нахохлившийся сыч, вот я и перестала бывать у твоих.
— Не обижайся на старика. У него свои причуды, но и ты баба с норовом. Видишь, обиделся, что не поселилась у него в доме.
— Когда собираешься в путь, Ерофеюшка?
— Когда вскроются реки и закончится ледоход.
— Вот тогда и меня с детками малыми возьмёшь с собой до Соли Вычегодской. Хочу переехать к моим родным. В случае какой нужды они в беде не оставят.
— Я же тебе дом в слободе купил. Денег не пожалел. Разве плох дом?
— Нашла я надёжного человека, он служит приказчиком у одного сольвычегодского купца и согласен обменять свой дом в Соли Вычегодской на наш здешний дом. Видишь ли, тот купец хочет иметь своего человека в Устюге.
— Твёрдо решилась на переезд, Василиса?
— А что мне ещё остаётся делать? Другого такого случая не предвидится.
— Воля твоя. Коли ты так привязана к тамошней родне...
— Наверное, привязана...
— А коли я приживусь в Сибири, заведу там хозяйство, освою угодья, поедешь ко мне?
— Почему бы не поехать? Люди-то ведь и там живут.
— И ради далёкой Сибири не пожалеешь покинуть родню сольвычегодскую?
— Не пожалею, только был бы ты рядом, мой суженый. Бог скрепил нас узами священного брака. И Всевышнему угодно, чтобы мы жили вместе. Я бы тебе ещё много-много деток нарожала.
Ерофей Павлович потом сам удивился, как же он так легко согласился с намерениями жены возвратиться в Соль Вычегодскую. Близости Василисы с его роднёй никак не получилось, там же в своё время проживали родители жены, ныне уже покойные, а теперь обитали её многочисленные дядья и тётушки, двоюродные братья и сёстры, племянники. Намереваясь отправиться в дальнюю и, вероятно, многолетнюю поездку в Восточную Сибирь, Ерофей Павлович не стал препятствовать возвращению Василисы в родной город, теперь оно для него значения не имело.