Хабаров. Амурский землепроходец

В Тобольске задержались на неделю, делали закупки. Евлампий не был уверен, что в Енисейском остроге можно найти всё необходимое.

Плыли далее вниз по Иртышу до впадения его в Обь. От слияния этих великих рек повернули по Оби на юг, вверх по её течению. Река здесь растекалась на множество рукавов, проток, образуя островки, поросшие лесом, кустарником. Часто встречались селения остяков и вогулов, известных ныне под именами хантов и манси. Люди добродушные, приветливые, они охотно вступали в контакты с русскими, зазывали в свои жилища, обменивали рыбу, икру, оленину на всякую полезную в хозяйстве мелочь.

Из Оби свернули в извилистую протоку, которая привела в реку Кеть. Сначала река была обрамлена лесистыми, обычными для Сибири берегами, но постепенно тайга становилась всё более редкой, чахлой, берега — болотистыми и топкими, а река — извилистой. Кочковатую мшистую равнину покрывала бедная растительность: почти везде багульник и чахлая осока. Вода в болотистых лужицах казалась ржавой и издавала резкий, неприятный запах.

Лето было на исходе. Извилистая река обмелела. Постоянно встречались мели и перекаты. Временами дощаники задевали днищем илистый грунт или вовсе застревали, не сдвигаясь с места. Дощаники с усилиями сдвигали с мели или проталкивали вручную и плыли далее.

В конце концов унылые болота сменились тайгой. Вскоре повстречались два-три небольших поселения из юрт каких-то местных жителей. И вот наконец укреплённый городишко — Кетский или Маковской острог, обнесённый бревенчатым частоколом. В остроге размещается небольшой отряд казаков и возвышается не то церквушка, не то часовенка, а у его стен примостилась торговая слободка с лавками и амбарами.

К востоку от острога надлежало преодолеть волок, чтоб попасть в Енисей. Начальник отряда казаков выделил проводника и посоветовал:

— Слушайтесь моего человека. Он в таких делах дока. — И добавил уверенно: — А дощаники-то придётся вам здесь оставить. С таким грузом и такими дощаниками застрянете. Перебирайтесь-ка в лодки. Это надёжнее.

Пришлось перегружать весь груз в лодки. Взялся за дело и Ерофей Павлович со своими спутниками.

Волок между обским притоком Кетью и енисейским притоком Касом не слишком продолжителен. Всего вёрст пять. Кое-где эти пять вёрст прерываются болотной трясиной. Поэтому на протяжении всего волока была выстелена бревенчатая гать. По ней легко передвигать лодки с грузом, навалившись на них всем скопом. Однако прежде чем достичь волока, пришлось ещё преодолевать мелкие речушки, притоки Кети и Каса.

Под дружные возгласы людей лодки преодолевали мели, перекаты и бревенчатый настил гати. Только слышалось: «Раз-два, взяли! Ещё раз взялись, братва!» Достигли с усилиями Каса, неглубокой извилистой речки, впадавшей в широкий Енисей.

Описывая это плавание Ерофея Павловича Хабарова, мы не можем не упомянуть, что в конце XIX века мёду Кетью и Касом был прорыт канал, связавший бассейны Оби и Енисея. Однако использовался он для судоходства недолго и вскоре был заброшен. Только туристы иногда рискуют плавать по нему на моторных лодках. Причина того, что канал так быстро забросили, состояла в том, что он оказался неудачным инженерным сооружением, не приспособленным для плавания крупных речных судов. Сыграло свою роль и то, навигационный сезон, пригодный для их плавания, здесь непродолжителен.

Кас впадает в мощный Енисей несколько ниже Енисейского острога. Пришлось взяться за вёсла и проплыть небольшой участок реки против её течения, пока на левом берегу не показались бревенчатые стены острога с башнями, маковки церквей, лавки, амбары, жилые строения. На подступах к нему местность выглядела оживлённой. Встречались селения, возделанные поля и пашни, хлебные скирды и пасущийся скот. Сибирь медленно заселялась.

От Евлампия Ерофей Павлович узнал, что город, ещё официально называвшийся Енисейским острогом, был сравнительно молодым. Его основали немногим более двух десятков лет назад — в начале царствования Михаила Фёдоровича Романова — сын боярский Албычев и стрелецкий сотник Черкас Рушин, подчинявшиеся на первых порах тобольскому воеводе. Они занялись укреплением города, обнесли его бревенчатой стеной с башнями. Вслед за казаками потянулись сюда и промышленники, торговые люди, ремесленный люд, пашенные крестьяне, преимущественно выходцы из Русского Севера. Некоторые первопроходцы не засиживались долго в Енисейске, а устремлялись далее на восток, на Лену. Путь туда лежал по бурной, порожистой Ангаре, о её коварном нраве и бурных порогах можно было услышать много рассказов. Всё это предстояло испытать Ерофею Павловичу и его спутникам.

С Евлампием Хабаров попрощался внешне дружелюбно, даже тепло.

— Бог тебе в помощь, Ерофеюшка, — сказал Евлампий и даже обнял Хабарова. — Присмотрись, что за река, Лена, что Ленский край. Коли он привлекателен, открой там контору с приказчиком. Говорят, Ангара зело норовистая река. Немало жертв поглотила. Береги себя.

— На всё Божья воля, Евлампий.

К Ерофею Павловичу и его родичам присоединились ещё три покрученика, выразившие готовность принять участие в промыслах. Один присоединился ещё в Тобольске, и два других — в Енисейске. Так что образовалась ватажка из шести человек.

Хабаров дождался, когда из Енисейска вышел на Лену большой караван лодок с людьми и грузами. На средней Лене основывался Якутский острог, который со временем должен был стать административным центром обширного края. Туда для пополнения направлялся казачий отряд. К нему присоединились первые купцы и промышленники, священник.

Караван поднялся вверх по Енисею до впадения в него Ангары. Её ширина здесь достигала двух вёрст, а местами в низовьях была ещё шире. Гребцам, чтобы преодолеть быстрое течение, приходилось затратить немало усилий.

К речному берегу вплотную придвинулся густой лес, там, где он кое-где расступался, можно было заметить вдали на горизонте горные массивы.

По пути изредка встречались небольшие поселения тунгусов. Их жилищами служили остроконечные чумы, крытые древесной корой. Рядом с чумами на прибрежных лугах паслись стада оленей. Тунгусы иногда наведывались в Енисейск для того, чтобы выменять путные товары у купцов, и теперь, увидев русских, встречали их приветливо, зазывали в чумы, угощали олениной, лесными ягодами. Однако всё же поселения встречались крайне редко. Почти на всём своём протяжении берега Ангары представляли собой глухую лесную опушку, подступавшую к самой воде. Иногда можно было видеть, как дикие звери подходили к реке, чтобы напиться.

Ерофей Павлович знал от бывалых спутников, что плавание по Ангаре считается трудным, он разговорился с одним из попутчиков, казачьим десятником, не раз плававшим этим путём, поинтересовался у него, почему здесь обходятся лодками, а не большими дощаниками.

— Пытались и на дощаниках по Ангаре плавать, — отвечал десятник, — и что же получилось? На первом же пороге от них остались одни щепки и могильные кресты на берегу.

— И много ли было таких жертв?

— Немало. Сам увидишь по берегам Ангары могильные кресты. А сколько сгинуло в пучине Ангары судёнышек! Не сосчитаешь. Зело коварная река. Убедишься сам, — говорил десятник.

— А не знаешь ли случаем, где начинается Ангара? Где её исток?

— Говорят, вытекает она из большого и глубокого озера. Сам на этом озере не был — люди рассказывали. А вот Лена, куда мы путь держим, река спокойная, без порогов, многоводная и для плавания удобна. Плавать на ней — одно удовольствие. Только добраться до неё трудно, зело трудно.

На стоянках разжигали костры из сухого валежника. Отужинав, укладывались на охапку лапника поближе к огню, чтобы обезопасить себя от прожорливого гнуса. Утихало кряканье уток и гусей. А Хабаров воспользовавшись случаем всё расспрашивал бывалого человека о Ленском крае, о его обитателях. И слышал от него: