Хаджи

– У кого еще есть право объявить независимость, если не у нас?
– подзадорил Ибра-гим.

– Вы меня поняли, - поспешно вставил шейх.

– Разумеется, я вас понял. Но с другой стороны, у нашего достопочтенного друга Чарльза есть свое мнение.

– Какое мнение?

– Что если мы объявим независимость, то этим пустим шептуна в пустыне во время песчаной бури.

– Братья, братья, братья, - успокоил их учитель, - у нас весьма плохая история, если говорить о том, способны ли мы сами управлять собой. После древних евреев Палестиной управлял всякий, кроме палестинцев.
– Он поднял руку, растопырил пальцы и стал заги-бать их, перечисляя.
– Сначала Рим, потом византийские христиане, затем аравийские арабы, крестоносцы, Саладин, египетские мамлюки, турки, англичане и снова евреи. У ев-реев здесь всегда была столица, в действительности или в их душах. Все наши решения принесены извне, в точности как то решение, что превратило нас в людей, просящих мир сжалиться. Независимость - сон, который нам никогда не надоедало смотреть.

Шейх Ахмед Таджи дергал себя за бороду, а Ибрагим терзал пальцами усы. Чарльз Маан встал, чтобы отозваться на стук в дверь, на ходу разбрасывая пепел. Он взял у доче-ри поднос с кофе, закрыл дверь и разлил кофе всем троим.

– Почему столь умный человек, как вы, бежал из Хайфы?
– спросил его Ибрагим.

– А вы думаете, что из ненависти к евреям мусульмане скупили рынок? Я был слиш-ком высокомерен, чтобы сесть и договариваться с евреем. Я еще раз вас спрашиваю, кто признает нас, наши права, наши требования? Посреди всей этой катастрофы только евреи сядут с нами разговаривать. Почему мы не можем заставить себя произнести это ужасное слово - Израиль?

Они отхлебнули кофе, и келью наполнил табачный дым.

– Я слишком много говорю. Боюсь, я обидел вас, Ахмед Таджи, - сказал Маан.

– Нет, нет, нет, нет, - ответил тот.
– Нам трудно есть этот горький плод, но перева-рить его надо.

– Главная ложь - что евреи станут убивать каждого, кто не убежал. Что произошло с нашими братьями, оставшимися... в... Израиле? Разве их бросили в море, как мы покля-лись сделать с евреями? Разве их сожрали? Принесли в жертву на алтаре? Кто дураки - те, кто убежал, или те, кто остался?

– Я сбежал потому, что эти суки египтяне выгнали меня, чтобы освободить место для своей чудной армии. А вы, хаджи?

– Мой старший брат управляет моей деревней. Меня заставили уйти обманом, а ев-реи здесь ни при чем. Так что мы - трое дураков, допустивших, что они дураки. Но мы на-ходимся среди полумиллиона дураков, которые этого не допускают.

Шейх Таджи начал дышать тяжело и неровно. Он закрыл глаза, и голос его задрожал от волнения.

– Я не хочу умирать в этом лагере, - прошептал он.
– Что нам делать, Чарльз Маан?

– Надо подбираться к этому шаг за шагом. Прежде всего мы должны образовать вы-сокий комитет, чтобы у беженцев был собственный голос.

– Ха!
– воскликнул Таджи.
– Когда это у вас будет комитет из арабов, которые хоть в чем-нибудь согласятся друг с другом?

– Пусть Чарльз говорит, - вставил Ибрагим.

– Мы и есть высокий комитет, мы трое, - ответил Маан.

– Это начинает иметь смысл, - сказал шейх.

– И мы созовем демократический съезд беженцев Западного Берега, - продолжал Маан.

– Демократический съезд. Один уже был в Аммане, - иронически заметил Ибрагим.

– Дайте сказать Чарльзу, - сказал Таджи.

– Ладно, Чарльз, говорите, - сказал Ибрагим.

Чарльз Маан зажег очередную сигарету более задумчиво, чем прежние.

– Согласны ли мы трое, что жизнь в еврейском государстве предпочтительна и что мы можем принять унижение жизни там без того, чтобы нас охватило это сумасшествие возмездия?

– Я согласен, что хуже быть не может, - сказал Ибрагим.

– Я не хочу умирать в этом лагере, - повторил Таджи.

– Есть ли у кого-либо из вас, братья мои, основания считать, что евреи пойдут на пе-реговоры или что они не пойдут?
– спросил Маан.

Ибрагим и шейх молчали. Ибрагим помнил секрет, что евреи хотят сейчас же вер-нуть сотню тысяч беженцев. Он не знал, известно ли об этом Чарльзу Маану и с кем свя-зан Таджи. И каждый не знал о каждом.

– А у вас есть такие сведения?
– ответил Ибрагим вопросом на вопрос.

– Да, у меня есть основания считать, что от евреев мы получим лучшую долю, чем от египтян и сирийцев, не говоря об Абдалле, - ответил Маан.

– И насколько верны ваши сведения?
– с подозрением спросил Ибрагим.

– У меня есть связи в Хайфе среди моих родственников, - сказал он.
– Они говорили с некоторыми еврейскими чиновниками. Дверь наверняка открыта.

– У вас есть цифры?
– прощупывал Ибрагим.

– Нет, - ответил Маан с прямотой, достаточной, чтобы убедить Ибрагима. Маан явно не знал о числе в сто тысяч.

– А вы, Ахмед Таджи?
– спросил Ибрагим.

– Я слышал от вашего дяди, великого шейха Валида Аззиза, ныне кочующего по пустыне Негев. Он добыл для меня от евреев информацию, что они не стали бы возражать, если бы я со своим племенем вернулся на наши земли, при условии, что не будем чинить беспокойства.

– А как вы, хаджи?
– спросил Маан.

– Ну, я скажу, что и у нас такие же сведения. Мне кажется, они пойдут на перегово-ры.

– Мы понимаем, что если мы за это возьмемся, нам придется делать это перед лицом крайнего возмущения арабов. Нас проклянут как предателей, - сказал Маан.

– Этого мало для того, чтобы заставить меня умирать в этом проклятом лагере, - сказал Таджи.

– И меня, - добавил Ибрагим.

– Тогда вот что надо сделать. Надо собрать съезд беженцев Западного Берега. По-вторяю, только беженцев. А не сбежавших богачей. И не тех, кто продал своих ослов Аб-далле. Надо принять решение обсудить с евреями наше возвращение и, главное, послать делегацию в Международную арбитражную комиссию в Цюрихе.

– На сей раз это вы мечтатель, - заявил Таджи.
– Как заставить пять тысяч беженцев согласиться с такой резолюцией?

– Путем приглашения только правильных людей, - ответил Чарльз Маан.
– Я могу проверять, кто входит в делегацию из каждого лагеря к северу от Рамаллы.

Белая борода Таджи приняла множество поглаживаний, и глаза его сузились. Его жест рукой означал то ли да, то ли нет.

– Будь деньги, чтобы там поболтаться, не было бы проблем.

– Что вам надо сделать, шейх Таджи, так это обещать каждому делегату, что он и его семья вернутся в числе первых. Поверьте, обратно они побегут еще быстрее, чем сбежали оттуда.

– Это может быть, - ответил Таджи, мысленно уже обгоняя своих союзников.

– Хаджи?

– У Иерихона странные лагери. У нас собрались все остатки, разбитые племена, ра-зоренные деревни. Никакого единства, даже хуже. Для меня лучший подход - просто объ-явить список делегатов и постараться, чтобы не возникли противники.

– Как?

– У нас множество молодых парней, которые от безделья собираются в шайки и всех терроризируют. Можно дать им правильное применение.

– Отлично, - сказал Маан.
– Дату держите в тайне, чтобы не пронюхали иорданцы. Съезд объявим за два-три дня до открытия. Главное - принять все решения за один день и разойтись, прежде чем иорданцы узнают, что их ждет.