Халхин-Гол, до и после. Часть вторая

– Откуда вы знаете про мою степень?

– Как говорил Промокашка из одного известного фильма: «У него десять классов на лбу написаны», а у вас степень доктора математики.

– Кто такой промокашка?

– Не важно, не имеет отношения к делу.

В это время опять объявили перерыв оконченным.

– Давай дальше, на заседания не отвлекайся. Как они реагировали на твои «видения»?
– Левицкому не терпелось узнать, что решили немцы по итогам рассказов.

– Не торопись, Владимир Иванович. Штирлиц, ведь, задал главный вопрос нашей беседы.

– Какой вопрос?

– Главный. Есть ли предопределённость в моих «предсказаниях» или возможны варианты, - и Ахмеров продолжил свой рассказ.

Фариду Алимжановичу пришлось сказать, что видения не являются единственным и нерушимым вариантом развития событий в будущем. Это, скорее всего, самый худший вариант, предупреждение о нём. Несколько раз было, что предпринятые меры позволяли не допустить трагического развития.

– Это что, даже при худшем варианте событий для вас Россия выиграет? – не выдержал Штирлиц, - а какие тогда лучшие варианты для России и для Германии? И почему вы считаете выигрыш России в вашем изложении не лучшим, или скажем так. не хорошим вариантом событий?

– Лучший вариант событий, это не нападать на СССР. И для Германии тоже. Но Германия этого не может.

– Почему? –Штирлиц, аж завёлся, - разве фюрер не может после разгрома Франции принять какое-либо другое решение?

– Фюрер, наверное, может. Но как раньше говорили в России – жалует царь, да не жалует псарь. Ваши «псари», окружающие канцлера, во многом зависят от ваших промышленников, а те, в свою очередь, от американского капитала, который и начал развитие проекта «Третий Райх», как инструмент в руках мирового империализма против, коммунистического режима в России. Да и фюрер, наверное, не такой наивный, чтобы не понимать этого. Для англосаксов самый страшный кошмар, это союз России и Германии, или хотя бы соседские, дружеские отношения. Тогда появляются независимые силы от их денег, их технологий, их рынков. Значит, рушится их мировое господство. Поэтому им интересно, чтобы русские и немцы били друг друга до посинения, ослабляя единственные силы в мире, которые им противостоят. Из мировой войны, которая начнётся завтра-послезавтра, победителем выйдет лишь Америка. Германия будет разгромлена на поле боя русскими, в тылу – американскими бомбёжками, Англия потеряет свои колонии, так как покажет свою несостоятельность удержать их. Франция будет разгромлена и унижена, и так же, потеряет свои колонии. Не говоря уже про Бельгию и Нидерланды. Японцев поставят на колени и превратят на долгие годы, а может и навсегда, в оккупированную страну. Америка станет первой мировой державой.

– А Россия?

– Россия потеряет 27 миллионов своих жителей и солдат, и долго будет залечивать раны нанесённые войной.

– 27 миллионов? – ужаснулся Штирлиц, - а Германия?

– Учитывая отношение американцев и немцев к русским, их отношение к тому, как будет выглядеть соотношение потерь на бумаге, а не в действительности, опубликованных потерь – вдвое меньше чем у русских. В действительности, наверное, столько же.

– 27 миллионов! – не мог успокоиться Штирлиц, - теперь понятно, почему главарей повесили.

– На немедленном повешении настаивали американцы. Концы в воду.

– Господин подполковник, вы же понимаете, что я передам все ваши предсказания своему начальству.

– Так я для этого вам всё рассказал, господин оберштурмбанфюрер.

– Спасибо, господин Ахмеров.

Больше Штирлиц к Ахмерову не подходил. И, насколько известно подполковнику – секретного протокола к пакту не было заключено. Просто в итоговом коммюнике было объявлено, Германия не возражает против интересов СССР в защите и сохранении безопасности территорий, ранее состоявших в Российской империи.

– Да, круто ты их, - только и смог в итоге произнести Левицкий. И это звучало как одобрение.

Глава 18. Через пять дней в Берлине.

Заседание, вернее, совещание в Райхсканцелярии началось сразу после обеда. Заседания не получилось, потому что, хотя стулья стояли вокруг огромного стола в кабинете на улице Вильгельмштрассе 77, Гитлер не садился, а все остальные просто не смели сидеть в присутствии фюрера.

Гитлер последним зашёл в просторную комнату, где он последнее время проводил всевозможные совещания и заседания. Присутствовавшие встали по стойке смирно и воздели руки в нацистском приветствии. Гитлер махнул рукой в ответном приветствии и сказал:

– Добрый день, господа. Давайте приступим к делу. Вас, Риббентроп, и всю вашу делегацию, я благодарю за прекрасно выполненную работу. Мы получили от Москвы всё, что хотели, при этом не взяли на себя никаких обязательств. Но есть некоторые моменты требующие уточнения. Из вашего доклада я понял, что русские делают намёки на обстоятельства, позволяющие им предвидеть будущее. Но не это меня беспокоит. Посмотрите, Геринг, какой подарок мне переслал Молотов через Риббентропа. Подойдите ближе, смотрите, - протянул Герингу альбом с рисунками иностранных самолётов, - я думаю, даже у вас, Герман, нет такого альбома с такими изображениями.

Геринг взял альбом, полистал его и немного смущённый проговорил негромко:

– Но как, мой фюрер? Как они могли? У нас даже фотографий во всех этих ракурсах нет. Ощущение такое, как будто они держали самолёт в своих руках и рассматривали его. И здесь практически все машины, даже те, которые мы только что поставили в производство.

– Йодль, посмотрите и вы на наши танки. Мне кажется, что некоторые из них вы тоже не видели.

– Так точно, мой фюрер. – Йодль, тоже подошёл ближе к столу, взял в руки альбом с бронетехникой. – Фюрер, но здесь ведь и техника французов, англичан, итальянцев и даже японцев. Как это может быть?

– Гейдрих, что можете сказать по этому поводу? И вы, Мюллер, тоже посмотрите. Неужели прав Штирлиц, который ещё в апреле говорил, что у нас всюду «течёт»?

– С апреля мы всё перетрясли в своих ведомствах, в штабах вермахта и сухопутных войск, заодно прихватили и Люфтваффе, да так, что сам райхсмаршал Геринг сказал, что под таким надзором конструкторы не могут эффективно работать. Кое-кого мы выявили, но чтобы в таком масштабе?

– Я готов подтвердить слова группенфюрера Гейдриха и полностью разделить с ним ответственность, - подключился к разговору Мюллер.

– Тогда, что нам остаётся, господа? Только выслушать ещё раз предположения оберштурмбанфюрера Штирлица.

– Фюрер, господа, прошу не считать меня сумасшедшим или жуликом, пытающимся обвести вас вокруг пальца с какой-то целью. Моя единственная цель – принести максимальную пользу Германии и максимальный вред её врагам. Поэтому, если что покажется в моём рассказе провокационным – это, всего лишь пересказ «видений» гвардии подполковника Ахмерова.

– Ахмерофф, сказали вы, оберштурмбанфюрер? А он не из наших людей? Вы ведь знаете, в Нижней Саксонии есть городок Ахмер. Может он оттуда, вернее, его предки.

– Не знаю, мой фюрер, он сказал как-то, что он татарин, и что если его поймают в Германии, ему трудно будет доказать, что он мусульманин, а не еврей. И действительно, на восточного человека он не очень похож. Но разрешите, мой фюрер, продолжить рассказ?

Штирлиц подробно, не упуская ни одной мелочи, пересказал «видения» Ахмерова.

После его рассказа воцарилось молчание. Все думали о чём то о своём. Особенно, наверное, непосредственные «участники» Нюрнберга.

Молчание прервал фюрер, но и ему понадобились долгие пятнадцать секунд, чтобы собравшись с мыслями произнести: