Ханский ярлык
Шрифт:
Через неделю приехал в Переяславль из Москвы князь Данила Александрович.
— Ну, где твоя грамота? — встретил его вместо приветствия вопросом великий князь.
— Со мной.
— Кажи.
— Покажу, но не ранее чем мы соберём всех послухов, при ком писалась она.
И во дворец были призваны все свидетели — епископ, бояре и даже писчик, писавший грамоту.
И чем более их являлось в горницу князя, тем более мрачнел Андрей Александрович. Наконец процедил сквозь зубы:
— Да у вас, вижу, здесь заговор.
— Окстись, брат, о чём ты говоришь? —
— Почему я должен читать? Что у вас, все неграмотные?
Данила Александрович пожал плечами, вздохнул, обернувшись к свидетелям, спросил:
— Кто прочтёт?
— Давай я, князь, — вызвался писчик.
Однако это не понравилось Андрею Александровичу.
— Пусть прочтёт святый отче, — сказал он.
Данила подал грамоту епископу. Седой иерей принял грамоту и, отстранив её далеко от глаз, прочёл нараспев, как привык читать молитву. Потом не спеша свернул её и подал князю Даниле.
Великий князь, насупив брови, что-то ковырял ногтем в столе и долго молчал, наконец поднял глаза на присутствующих:
— И вы всё подписали?
— Да, — невольно хором отвечали свидетели.
— Ступайте, — махнул рукой Андрей Александрович.
Но когда все ушли, он сказал князю Даниле:
— И всё-таки это не по закону.
— Ты опять за своё, Андрей.
— Как ты не понимаешь, Данька, — вдруг почти со слезой начал Андрей, — я здесь родился. Здесь. Вот на этом самом месте. Вырос. И вдруг является сюда хозяином москвич какой-то. А? Это справедливо?
— Но я же тоже родился здесь.
— А посадил сюда Юрку-сопляка.
— Юрий здесь наместником, пока привыкнет к управлению. Ты же тоже не сидишь сразу и в Городце, и в Нижнем, и в Новгороде, хотя владеешь всеми ими. Тебе этого мало? Так?
— A-а, ни черта ты не понимаешь, Данила.
— Я всё понимаю, Андрей. И считаю, Иван, Царство ему Небесное, правильно рассудил, что Переяславль Москве отказал.
— Кстати, о Новгороде. Им владеть — всё равно что налима голыми руками держать. Того гляди, высклизнет. Сам знаешь. Даже отца выгоняли, хотя он выручал их не раз. Это я к тому, что говоришь, я владею Новгородом.
— Но Городец и Нижний твои же. А Владимир чей? Тоже твой. Почему тебя бесит, что к моей Москве Переяславль присо вокупился?
— Ты так ничего и не понял, — махнул рукой великий князь.
— Я всё понял, Андрей. Всё. Ты хотел бы усилиться того более. А для чего?
И едва удержался, чтоб не спросить: «Татарам больше выход собирать?»
— А ты для чего на Рязань руку протянул? — спросил, в свою очередь, Андрей Александрович. — Вторым Юрием Долгоруким хочешь стать?
— Ну, с Рязанью я хочу союз заключить, — отвечал, несколько смутясь, Данила. В мыслях-то потаённых он хотел бы и Рязань к Москве притянуть, как и Переяславль. Да не получилось по задумке-то: у Рязани хозяин был — Константин Романович. Хоть он вроде в плену в Москве, а всё ж Рязань-то его. Вот если б удалось его уговорить написать такую же грамоту, какую Иван написал,
тогда б никто не смог попрекнуть князя Данилу ни в чём. Но упирается князь Константин, боится: «Напишу, а меня тут же и проводят на тот свет».А Андрей, почувствовав заминку в ответе брата, продолжал напирать:
— Что-то долго ты с Константином-то рядишься. В поруб-то ещё не запер?
— Да ты что? Али я злодей какой?
— Злодей не злодей, а бояр-то его проредил. Скольким головы срубил? Не считал? Вот то-то. А меня судить берёшься.
— Нас суд Божий будет судить, Андрей. Вот к нему нам бы готовиться надо. Я вот к возрасту отца подошёл, когда его Бог призвал, а ты и старее его уж. Пора нам, брат, на небо поглядывать. Пора. Из гроба-то уж не посмотришь.
— Пока мы на земле, — заговорил мрачно Андрей, — на нас и земной судья найдётся.
С тем и разъехались братья. Андрей в свой Городец, Данила — в Москву, оставив опять Юрия в Переяславле наместником. И хотя Андрей Александрович и не признавал вслух своего поражения в споре за Переяславль, князь Данила считал, что убедил его. Просто самолюбие не позволяло великому князю сказать вслух: «Да, вы правы, владея по духовной».
Однако вскоре князю Даниле донесли из Владимира, что Андрей вновь отправился в Орду, как сказал боярам своим: «Искать правду».
— Тьфу! — сплюнул смачно князь Данила. — Видно, правы людишки-то, обозвав его Татарским Хвостом. Сто раз правы. Нашёл себе земного судью — Тохту.
19. НАСЛЕДНИКИ ДАНИЛЫ
Смерть свою звать — грех великий. Надо жить, не поминая её. Начнёшь поминать хотя бы и шутейно, она тут как тут и явится.
Данила Александрович возвращался с заутрени из церкви Святого Михаила Архангела, когда вдруг почувствовал себя плохо. Перед глазами жёлтые бабочки замельтешили, ноги подкосились, и всё пропало. Очнулся на ложе, в опочивальне своей, рядом были бояре встревоженные.
— Что со мной было-то? — спросил сразу осевшим голосом, который и сам не узнавал.
— Ты упал вдруг, князь, едва подхватить успели.
Князь до того ослаб, что и пальцем шевельнуть не мог.
Лишь мысль в голове ворочалась: «Видно, отец к себе зовёт. Что-то рановато, батюшка, ещё и года не дотянул до твоего-то возраста».
Пролежав три дня, попив какого-то взвару, приготовленного лечцом, решил встать Данила Александрович. Однако едва поднялся, вновь голова закружилась, в очах потемнело. Опустился на ложе, отдышавшись, подумал: «Всё. Карачун пришёл».
Велел позвать сыновей всех. Явились Иван, Александр, Борис и Афанасий. Старшего Юрия не было, сидел в Переяславле.
Здесь самому старшему — Ивану — пятнадцать лет, остальные совсем ещё порщки, им бы ещё бавиться. У младшего Афанасия шишка на лбу.
— С чего это у тебя? — тихо спросил отец.
— Борька-гад хлудом ударил.
— Что я, нарочи? Да? — начал оправдываться Борис. — Он сам подлез. Я хлудом машу, а он — нате вам. Вот и получил.
— А ты не видел, что я иду? Да?