Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Harmonia caelestis

Эстерхази Петер

Шрифт:

Бабуля окинула нас пристальным взглядом.

— Болят животы? — спросила она бесхитростно, но вопрос был столь важен, что мы не посмели ответить словами и только кивнули.

— В таком случае марш в постель.

Для нас это было развлечение — валяться весь день в постели. Наутро мы только собрались встать, как головой замотала бабушка. Это было уже не так весело. На третий день, в воскресенье, в соседнем Кечкеде, где расположен аэродром, намечался парашютный праздник. Но нам не то что в Кечкед не разрешили отправиться, нам запретили даже торчать во дворе, откуда парашюты все же как-то просматривались. И тогда мы заплакали, заревели, стали виниться во всех грехах и прочее.

— Перестаньте, — негромко сказала бабушка.

И мы перестали.

75

Какое-то время я разглядывал несчастного

кардинала, но бабушка не давала остановиться, указывая то на какую-нибудь строку, то на подпись под фотографией, и я должен был читать ее вслух.

— По его величавой осанке никто не сказал бы… — Или: — Какая возвышенность, достоинство, мудрость и прозорливость!

Но это было еще ничего по сравнению с тем, когда приходилось читать и переводить Шамиссо, да еще готическим шрифтом! Что-то про тень, которая куда-то пропала. Тоже Петер. Но, с другой стороны, я выучился читать готический шрифт и даже могу им писать.

На мгновение оторвавшись от красного альбома, я заметил, что бабушка улыбнулась. Коротко, словно тень по лицу промелькнула. И тогда-то я понял, что несчастья следует выставлять на всеобщее обозрение именно для того, чтобы были, могли быть такие лица.

76

Молилась бабушка постоянно. Если только не была чем-то занята, тут же начинала молиться. Или даже наоборот, молитву она прерывала только из-за неотложных дел. Если вообще прерывала!.. Мы часто видели, как она сидела в кресле у себя в комнате или на стуле у печки, сгорбленная, с закрытыми глазами, в своем черном платье, с четками или молитвенником в руках. Руки ее были очень похожи на руки отца — мужские, широкие, только с узловатыми шишками.

— Бабуля сейчас молилась?

— Верно, бабуля молилась, — отвечала она, прищурившись, иронично посмеиваясь, точь-в-точь как отец. Хотя ирония была ей чужда — она никогда ничего не комментировала, а без этого нет иронии; она всегда действовала. Делала что-то доброе, или что-то полезное, или то и другое одновременно. Из всей нашей семьи неожиданное «расставание» с прежней жизнью затронуло ее меньше всех, и, наверное, больше, чем все остальные, она сохранила одну из существенных черт семьи — это самое «делание» («семья делателей»). Аристократизм же не сохранила, потому что ни капли аристократизма в ней никогда и не было. Трудно даже представить, как они уживались с дедом. Наверное, правда, что бабушка с дедушкой жили не ради друг друга. Но все же столько совместных дел… Наверное, именно по этой причине, а также из-за мадьярской своей истовости и не уехала она в 1956 году вместе с дедом в Австрию.

— А о чем вы молились?

— О чем? Хороший вопрос… Умеешь ты задавать вопросы. Смотри, наступит время, придется на них отвечать. — Я покраснел, чувствуя, что бабушка знает обо мне все, а такое всеведение обо мне я не одобрял из принципиальных соображений. — Между прочим, я о тебе, о тебе молилась, дружочек, — и окинула меня пристальным взглядом.

Мне нравится, да и раньше нравилось, когда за меня молились, — я представлял себе этакий банковский счет в Швейцарии, который не поймешь существует ли вообще, но, есть ли он или нет, счет этот пополняется. О нем можно вовсе не вспоминать, он все равно растет. В конце мессы я никогда не упускал случая получить благословение, benedicat vos omnipotens Deus, крестное знамение, Pater et Filius et Spiritus Sanctus, Amen [96] . Это я тоже коллекционировал. Классический фарисейский подход. Суть фарисейства, стремление обеспечить себе страховку, я усвоил достаточно рано, усвоил, стало быть, что не любовь правит миром, но заповедь любви, заповеди вообще, заповеди Господни, и если мы будем их соблюдать или соблюдать значительную их часть (процент!), то, согласно неписаному договору, обретем спасение — в отличие от других, кто эти конвенции не соблюдает или соблюдает, но — в процентном отношении — недостаточно, а вместо того предается неумеренным возлияниям, лени, прелюбодейству и по этой причине попадет в ад.

96

Да благословит вас всемогущий Бог… Отец, и Сын, и Дух Святой, аминь (лат.).

«Да благословит вас всемогущий Бог». Когда священник говорил это мне,

я всякий раз краснел. Каждое слово этой фразы я воспринимал, не мог не воспринимать всерьез, я отдавал себе отчет, что действительно получил благословение, и краснел оттого, что это настолько доступно, надо только явиться на мессу, и всемогущий Боженька в этот воскресный утренний час умудрится выкроить время, чтобы заняться мною, и, не проверив даже, хотя бы через своих суровых посредников, достоин я или нет, вот так, запросто благословит меня.

Все это казалось мне столь поразительным и грандиозным (потрясающим небеса!), что я вынужден был защищаться, моя плоть, мой рассудок, мой ум (который тоже есть плоть) искали защиты, и наступил момент, когда я перестал понимать, что значит «благословить». Так бывает, когда очень долго повторяешь какое-то слово, пока из него неожиданно не исчезнет, не испарится смысл и оно не станет пустым заклинанием, бредом.

Я попросил у отца толковый словарь. Благословить: просить благословения для кого-либо. На слово «благословение» я нашел то, на что и надеялся: «помощь Божия, милость Господня». Полистав словарь, я заглянул в статью «милость», где поначалу с испугом прочел: «милость» — это «пощада, помилование» — иначе говоря, меня великодушно простят и не будут четвертовать? — но ниже было еще и другое: «благосклонность, расположение», что меня успокоило.

Итак, я коллекционировал и копил благосклонность и расположение Божье на далеком воображаемом счете, полагая, что, даже если я и смешон в этом своем усердии, что если такой подход к делу и противоречит самой сути божественной благосклонности, все же я на каждой мессе получаю благословение, то есть помощь Божью, и никто не то что не собирается меня четвертовать, но мне даруют благосклонное всепрощение, которое распространяется, надо полагать, и на это самое фарисейское накопительство, а значит, в конечном счете все более или менее в порядке.

Впервые в жизни я держал в руках словарь. И поглядывал на отца в ожидании похвалы. Но ее не последовало. Почему — этого я так и не понял (по сей день).

— Посмотрел?

— Да, папа, посмотрел.

— Положи на место.

77

Вторым величайшим моим энциклопедическим впечатлением (точнее, разочарованием) оказались главы великого Брема о любовной жизни животных. Отсутствовал как раз том о млекопитающих. Я знал уже почти все о любовной жизни муравьев, ос, рыб, моллюсков, что и где они откладывают, какие выделения, слизи, пыльца куда и каким образом попадают, и уже ожидал посвящения в высшее знание или хотя бы в тайны интимной жизни мартышек. Но дошел только до китов, а далее — пустота. Сказки о том, что киты — тоже млекопитающие, мало что объясняли.

Я не помню, чтобы в семье вообще велось какое-то сексуальное просвещение. Как-то Мамочка попыталась ввести нас в тайну зачатия, но, дойдя до пестиков и тычинок, резко остановилась, точнее, остановили ее мы сами, потребовав разъяснений, ну, Мамочка! а где же он, этот самый пестик, у кого конкретно, и взяли под защиту отца, заявив, что никаким опылением он не занимается, не занимался и заниматься не будет. Я никогда не говорил матери, каким отвратительным представлялся мне этот образ опыления (или, может быть, отвратительно было слово «тычинка»?). В качестве компромисса мы предложили вернуться к старым испытанным объяснениям, аисту и капусте.

После чего мать вытурила нас из кухни.

Вообще, положение Мамочки было нелегким. Младшие брат и сестра почему-то уже в трех-четырехлетнем возрасте непременно хотели знать, девственница ли наша мать, точнее, они это знали, но требовали подтверждения.

— Скажите, Мамочка, вы еще дева? — тактично спрашивали они.

Я был уверен, что они думали прежде всего о Деве Марии, во-первых, потому, что на некоторых картинах обнаружили (и я тоже) определенное сходство, а во-вторых, потому, что у Мамочки было одно голубое платье, надевать которое приходилось довольно странным образом, наподобие плащ-палатки, но выглядела она в нем как вылитая Дева Мария, а Дева Мария, как общеизвестно, самая лучшая мать в мире, и точно такой же была наша мать. И что же ей было делать, чтобы не разочаровать своих чад?.. (Между прочим, она с удивительным упорством добивалась, чтобы мы поняли шутку о том, что фамилия Девы Марии совпадает с нашей. — Рафаэль.)

Поделиться с друзьями: