Хасидские рассказы

И Он не задерживает награды ни одного человека, думающего творить добро, если он ошибается, и добро его не есть благодеяние. И тем паче и паче, Его Любвеобильное Имя не наказывает за грех, совершенный человеком по неведению, если смертный думал совершить благодеяние.

И есть об этом две прекрасные притчи у святого Schel’oh.

И первая притча гласит так: Господь подобен царю, который владычествовал над далекой страной, замкнутой со всех сторон, удаленной на тысячи тысяч миль от других стран и жившей своими особыми обычаями и законами. Вошел однажды к царю его первый министр и, поклонившись, подал царю бумагу для собственноручной подписи или скрепления царским перстнем. Взял царь из рук министра бумагу, положил ее на стол. Сел на трон своем и, взяв в руки перо, собирался приложить свою руку к бумаге. Ибо царь, как водится в мире, верит своим слугам, а тем паче первому министру, зная, что не дадут ему подписать несправедливость.

Но царь были дальнозорок и, собираясь начертать на бумаге начальную букву своего имени заметил, что в бумаге написано: «подвергнуть казни», «ослушник царский». Царь отложил сейчас же перо и спросил:

— Кого и за что так строго покарал мой суд?

И ответил ему первый министр:

— Великий государь, виновный ослушник царской воли. Он не кланялся и не приветствовал поставленных тобою начальников, расхаживал по таким местам, по которым не смеет ступить ни одна нога — по валам твоей крепости; он ходил возле порохового погреба с огнем, хотя черным по белому написано на воротах: беречься огня. Отсюда следует, что преступник не питает уважения к великому государю, что он хотел высмотреть слабые места твоей крепости и передать ее врагам; что он собирался поджечь царские пороховые погреба…

— И все это, — прибавляет министр, — он сделал средь бела дня на глазах всего народа, точно здесь страна беззаконная и безначальная а, быть может, сделал даже назло…

Царь подумал: «Кто знает? Не сумасшедший ли он?» И спросил:

— А что говорил преступник на суде? Он к делу говорил?

Министр ответил, что это нельзя знать, потому что преступник из дальней страны, суд не понимал его речи, а он не понимал речи судей.

Тогда царь сказал первому министру:

— Человек, которого вы осудили на казнь, невинен… Зачем ему было делать назло?

— Он лишь чужеземец, не видавший никогда наших мундиров и не знающий, как одеваются наши начальники, он их поэтому не приветствовал.

— Не зная расположения нашего города, где крепость и где валы помещаются, и желая побыть наедине с душою своею, он пошел туда, куда ходить не полагается. Не умея читать нашу надпись на белой доске, он не остерегался огня!..

Устыдился первый министр и опустил глаза. А царь разорвал бумагу и приказал:

— Беги, первый министр, живее в тюрьму, сними цени с узника, прикажи его побрить и омыть, смазать благовонными маслами и одеть в лучшие одежды; выдай ему из царской казны вознаграждение за огорчение и муки, за убытки и посрамление, а потом отпусти его на волю… А если он пожелает остаться в нашей стране, пришли его ко мне, и я сам передам ему об особенностях нашего языка и об обычаях нашей страны…

Когда дело потом разобрали, оказалось, что царь был прав и суд его прав, ибо преступник был чужестранцем…

Если смертный царь — заканчивает Schel’oh — так поступает, тем паче и паче Царь Царей и Владыка Владык, Которому не надо расспрашивать и разведывать, ибо перед ним раскрыты тайники человеческого сердца, и Он читает в них, как в развернутом свитке…

Больше того, Господь мира приобщает грехи, сделанные неучем ради блага, к числу добрых дел его. Об этом святой Schel’oh также приводит притчу о царе, весьма хорошую притчу.

— Жил некогда — рассказывает святой Schel’oh — царь, не злой, как большинство царей, но добрый и милостивый. Понадобилось этому царю огня (захотел, вероятно, закурить трубку) и сказал он: «Огня»!

Один из его военачальников, приближенных к царю, от рождения ли, или от болезни какой, тугой на ухо, не расслышал хорошо царского приказа. А так как дело было на царской охоте жарким летом, и сам военачальник хотел пить, то ему померещилось, будто царь желает испить ключевой воды. И он сейчас же выбежал из царской палатки за водою.

На том месте, где охотился царь и где стояла его палатка, воды не было, — и начальник бежал, не спал, не пил, не ел три дня и три ночи, пока достиг родника.

На беду, вокруг родника расположилась шайка вооруженных разбойников. А разбойники те были чародеи, и над их головами носилась охрана из злых духов. И разбойники не дали начальнику подойти к роднику.

Но начальник имел надежду и веру в царя, и силой своей веры и надежды он разогнал злых духов. Обнажив свой меч, он внезапно напал на разбойников, охваченный усердием и любовью к царю часами боролся с ними, и после долгих трудов и опасностей одолел их и прогнал! Не омыв и не перевязав ран, полученных в бою, он тотчас набрал в шлем свежей воды; покрытый кровью, умирая от жажды, побежал к царю в палатку и в великой радости крикнул: «Великий государь, я достал воды!»

Остальные начальники, слыхавшие, как государь велел ему принести не воды, а огня, стали смеяться и глумиться над глухим военачальником. А один из начальников, человек злой, даже заметил, что глухого следует предать казни, как ослушника царской воли.

Но царь, который был милостив и благ, что сделал? Он сорвал наплечные знаки с хулителя, назвавшего ослушником верного царского слугу, и с шеи его сорвал золотую цепь, снял с его груди все ордена и медали и изгнал его из пределов своего царства.

И издал царь приказ: сейчас же созвать лучших лекарей и исцелить раны своего верного слуги.

И встав с высокого трона своего, подошел к преданному слуге, упавшему к его ногам, поднял его и поцеловал в лоб.

А прочим начальникам царь сказал так: «Чтобы верный царский слуга больше не ошибался, чтобы другие начальники над ним не издевались, я посажу его отныне выше всех прочих чинов, ближе всех к трону моему, чтобы он мог ясно слышать веления мои».

А тем паче и наипаче, — прибавляет святой Schel’oh, — Царь царей и Владыка владык, Которому не нужно ни воды, ни огня, и Который дал свои заветы людям не ради своей пользы, а лишь для блага своего Израиля, чтобы они заслужили перед Господом и обрели награду свою.

Ясно вполне, что Он милостив к слугам своим, совершившим ошибку…

И чтоб вам стала ясна эта истина, я расскажу вам несколько сказаний о немых душах, и вы убедитесь, какой степени они достигли.

Глава Псалтири, или Иоханан водонос и Орах-Хаим

ервый рассказ, который я намерен вам передать, я слыхал от своего деда, мир его праху, удостоившегося в свое время быть частым посетителем дома Орах-Хаима, который слышал об этом в присутствии многих других почтенных горожан из священных уст самого Орах-Хаима.

Началось это дело так:

Однажды утром, после утренней молитвы, Орах-Хаим сидел, по своему обыкновению, в молельне и читал какую-то книгу. Невдалеке от него сидели и тихо беседовали судьи (дел для разбора как раз не было). Несколько поодаль — ученики Орах-Хаима: один, — повторяя вчерашний урок, другой, — просматривая комментарии к сегодняшнему, третий, — читая вперед. Вдруг с улицы послышался голос: «Милостыня спасает от смерти», и звон кружки сборщика. Присутствующие произнесли: «Благословен Праведный Судия»; все знали, в чем дело. Еще до утренней молитвы двумя ударами в ворота оповестили народ, что в богадельне скончался Иоханан водонос.