Хемлок Гроув

Извини, если мой массаж удастся не на все сто, – сказал он. – Я как-то не привык делать его через одежду.

Ты такой испорченный! Если бы я хотела слышать о твоих постельных делах, я бы больше врмени сплетничала в женском туалете.

Он уткнул свой палец в ее позвонок и сделал медленное круговое движение, дви- гаясь так вниз до самого копчика.

А ты в этом мастер, – сказала она. – Пошляк!

Ее нос неожиданно сморщился от чесотки, и она потерла его тыльной стороной своей ладони. Он взял ее запястья и заметил на пальце кольцо.

Что это?

Приз. Питер сказал, он на удачу.

Роман промолчал. Он напряженно массажировал низ ее спины, затем его пальцы скользнули под ее майку и сжали ее талию и потянули всю ее плоть назад к, позвонку.

Прямо тут, да. О, мой Бог, да, – сказала она.

Прозвучал короткий стук, и Мэри Годфри вошла, не дождавшись ответа.

Милая, началось твое любимое танцевальное шоу, – сказала она.

Спасибо, мам, – отозвалась Лета.

Мэри застыла в дверях, решая в своей голове головоломку, о неодобрении и тео- ретической почвы для протеста.

Оо, я следующая? – спросила она с настолько неприятным смехом, что ее собствен- ные уши не пожелали его признавать как ее.

Конечно, – сказал Роман, подмигнув ей.

О, ма-ам – сказала Лета – Я думаю перейти на обследование в институт. Знаю, что папа будет в гневе, но это наиболее передовой медицинский центр в мире, и един- ственное, что сейчас важно, это где ребенку будет безопаснее.

***

Доктор Годфри сидел с телефоном, прижатым к уху, барабаня пальцами по по- крытию стола, на котором стояло два, размером с кулак малиновых мотка ткани: сеть кровеносных сосудов головного мозга, созданного из полимеров – подарок от Женско- го Психиатрического Общества за его вклад в их дело. Он спросил у жены, что именно он должен с этим сделать.

Она, извиняясь:

Я имела в виду, позвонить кому-то у кого есть хоть какой-то контроль над тем, что происходит под его крышей, – сказала она.

Тоновый гудок резанул его ухо. Его рука дернулась в сторону, но он не убрал телефон в карман. Сидел глядя на мертвые отверстия трубки.

***

Черт побери, как загадочно, – сказала Оливия.

Она закрыла за собой дверь в кабинете Годфри.

Месье, вызывал? – спросила она.

Он не встал из-за стола. Она села на диван, облокотилась на спинку.

Что с Йоханном? – поинтересовалась он.

Откуда мне-то знать? – ответила она.

Каждый раз, как я пытаюсь натянуть его поводок, он идет и прячется за твою юбку. С чего бы это?

Пока я получаю ежеквартальные отчеты, я как можно меньше связываюсь с тем… чтобы там Йоханн не делал, – объяснила она.

Моя дочь решила обследоваться в институте.

Резонно, – сказала она.

Пока я жив, этому не бывать.

Ты так на меня смотришь, словно я должна отстаивать что-то, что меня вообще-то совсем не касается.

Как насчет попытки купить мою долю? Это тебя касается.

Если кто-то хочет тебя выкупить, для меня это новость, – безразлично сказала она.

Когда ты врешь о чем-то, что я знаю, ты знаешь, во что именно ты хочешь заставить меня поверить?

Она поднялась, подошла к стене кабинета, взяла там бутылку скотча.

Из того, что я видела, люди верят именно в то, во что хотят верить, независимо от наших усилий, – сказала она и наполнила стакан.

Годфри наблюдал за ней. Это первый раз, когда она была в его кабинете, с ее ле- чения у него. Выявляя в нем ту же реакцию, что и тогда: возмущение неспособностью сдерживать свои чувства.

Как ты можешь быть такой безразличной после того, что он сделал с Шелли? – спро- сил Годфри, уши горели красным от ярости сильнее, чем у любого пьяницы. – У тебя же не антифриз течет в венах?

Она не ответила.

Что ты за мать? – сказал он, обвиняюще, нечестно, грубо и горько.

Она вернула скотч на полку, положив бутылку на бок, не закрутив горлышко

крышкой, и захлопнула дверцу бара. Вернулась на диван под звуки струящегося между щелей стены и по панелям на ковер алкоголя.

Годфри встал и подошел к дивану, нависнув над ней.

– Встань, – потребовал он.

Слава Богу, – сказала она. – Я уж испугалась, что ты позвал меня только потому что Мэри надоело слушать твои чувственные откровения.

Он забрал стакан из ее рук и поставил на стол, затем опустил свои руки под ее юбку и сорвал трусики, спустив их до ее щиколоток. Они посмотрели друг на друга. Она дышала скотчем ему в лицо.

Теперь тебе это помогает возбуждаться? – спросила она.

Он взял ее за плечо и, повернув, силой опустил ее на колени, прижав к дивану.

Он скомкал и собрал ее платье вокруг ее талии и с силой шлепнул ее по ягодицам. Она тяжело задышала. Он шлепнул снова, и снова, и снова, и она начала вскрикивать и уперлась руками в спинку, помогая себе встать. Он передвинул свою левую руку и схватил ее сзади за шею и держал так, пока она пыталась вырываться, затем успоко- илась, и ее плечи сотрясали рыдания. Он смотрел, как ее плоть розовеет над влагали- щем, словно закат, как марево над одиноким шоссе, и он не смог больше сдерживать свое желание. Он наклонился, начал круговые движения вокруг ее гениталий своей рукой и приложил свои губы и язык сзади, чуть ниже поясницы. Она оттолкнулась,

повалила его на пол, потянула к себе, руками начала нащупывать его ремень и дергать его из стороны в стороны, пытаясь расстегнуть. Она скинула свои трусики, и он раз- двинул ее ноги, лег мягко и поцеловал засыхающие слезы на ее лице. Она нетерпеливо смотрела на его лицо.

Давай, – сказала она.

Он вошел.

Да, – прошептала она.

Он начал быстро двигаться в ней. Он чувствовал себя как бешенный маленький грызун. Он чувствовал себя богом разрушения. Не так важно, что именно он чувство- вал, перед тем, что он вообще испытывал чувства.

Позже он встал и взял коробку с бумажными полотенцами со стола и протянул ей. Она схватила его за руку.

Иди сюда – сказала Оливия.

Он позволил потянуть себя вниз. Он лежал, положив свою голову ей на грудь, и она гладила своей рукой вниз и вверх по его спине. Их первый раз на этом полу был много лет назад. Если тогда казалось, что он не может чувствовать себя хуже, то только потому, что был слишком молод, чтобы осознавать цикличность жизни, что нет верх- него предела количеству случаев совершения ошибок.