Хенемет-Амон

– Доброго дня, Итсени.

– И тебе, Яхмеси, и тебе, – закивал он, – решил посетить храм? Вознести молитву нашему Усиру Аа-Хепер-Ка-Ра? – голос смотрителя стал печальным.

Мимолетная грусть появилась в старческих глазах Пен-Нехбета, однако она тут же испарилась:

– Нет, Итсени. Я сегодня по другому делу.

– Ого, – тот с нескрываемым любопытством воззрился на гостя.

– Скажи, ты ведь весь день тут сидишь?

– Ох, не поверишь, да, – вздохнув, залепетал смотритель, – ты не представляешь, как это тяжело. Я буквально связан по рукам и ногам, и не способен отлучиться хоть ненадолго, – Итсени демонстративно потер колени, – а иногда так хочется размять косточки. Когда я иду домой, то все тело ломит, будто я весь день в поле проработал и махал без устали мотыгой. Я правда не знаю, каково это…

– То есть, – перебил его воин, – ты сидишь тут дотемна?

Итсени закивал, нисколько не обидевшись:

– Дотемна, дотемна, Яхмеси. Сижу и сижу. Стражники уже зажигают факелы, когда я ухожу.

– Прекрасно, – крякнул старик.

– Ничего в этом прекрасного не вижу, – надул губы смотритель, – я…

– Да-да, – снова перебил Пен-Нехбет, – ты пытаешься похудеть.

– Пытаюсь, пытаюсь! – хлопнул в ладоши тот, – а как мне похудеть, если…

– Итсени, – Яхмеси сдвинул брови.

– Да?

– У меня к тебе вопрос.

– Вопрос? – еще больше оживился смотритель. – У тебя? Ко мне?

– Серьезный.

– Гы, какой? – смотритель с любопытством взглянул на старика.

Мимо шатра снова прошли крестьяне. На этот раз они несли корзины с огурцами. Но, ни Яхмеси, ни Итсени не обратили на них никакого внимания.

– Серьезный, – повторил старик, – и если ты мне поможешь, я дам тебе один серебряный дебен.

Лицо смотрителя вытянулось. В глазах заблестел алчный огонек.

– Что я должен сделать? – он резко подался вперед.

– Просто ответь на вопрос, – пожал плечами Яхмеси.

– Да я тебя слушаю лучше миу!

– Ты сидел тут вчера?

– Как обычно. Я каждый день тут сижу, и поэтому никак не получается…

– Итсени!

– Понял-понял! Сидел я тут, сидел, – проворчал он.

– А теперь, Итсени, – Яхмеси пристально взглянул ему прямо в глаза. Тот аж невольно заерзал на табурете. – Вспоминай хорошо. Ничего подозрительного не видел?

Смотритель нахмурился и погрузился в думы. Пен-Нехбет отчетливо слышал, как ворочаются его извилины.

– Н-у-у-у… да, вроде, нет, – наконец, выдавил тот.

– Вроде?

– Да все было, как обычно, – удивленно подтвердил Итсени, – скучно, уныло и опять кости затекли… а почему ты спрашиваешь?

– Надо мне, раз спрашиваю.

Смотритель снова ни капли не обиделся:

– Обычный тяжкий день. Даже посетителей было немного. Всего один. Я чуть, было, не уснул прямо здесь, когда…

– И кто же это был? – невзначай спросил Яхмеси.

– А, – махнул рукой смотритель, – какой-то воин со своим сыном. Просил выдать ему колесницу, на север собрались.

Пен-Нехбет напрягся:

– Воин с сыном, говоришь?

– Ага, – Итсени зевнул.

– На север?

– На север, на север.

– Можешь описать?

– Н-у-у-у… парик из овечьей шерсти. Черный такой. Не знаю, как люди его носят? Я один раз попробовал, так голова потом весь день чесалась. Топорик еще на поясе у него был…

– Я не о воине, – нетерпеливо перебил Яхмеси, – а о его сыне. Опиши.

– А-а-а, – удивленно молвил Итсени, – лет десять. Темные волосы на висках. Они еще заплетены в такие забавные косички. Белая плотная рубаха и маленькие кожаные сандалии… Было уже темно, я плохо рассмотрел. Да и вижу я не очень хорошо. Ох, глазки мои глазки, в темноте так совсем плохо… Но щеки пухленькие такие, – смотритель хмыкнул, – не как у меня, конечно, но кругленькие.

– Мальчик вел себя мирно?

– Да, вроде, – смотритель захлопал глазами, – а как еще должен вести себя сын рядом со своим отцом?

– Действительно.

– Яхмеси, у тебя точно все хорошо? – толстяк подозрительно покосился на старика из-под нахмуренных бровей.

– Все нормально, – отрезал тот.

– Уверен? Выглядишь, как я, когда у меня задница болит. Позавчера решил отойти по нужде и…

– Так, Итсени, – спокойно проговорил Пен-Нехбет, хотя почувствовал, как пульс резко подскочил, – мне нужна колесница.

Смотритель выпучил глаза:

– Тебе нужно… что?

– Колесница.

– Колесница? Тебе? – тот смотрел на него, не веря своим ушам. – С ума, что ли, сошел?! Да тебя и в паланкин сажать страшно…

– Итсени! – у Пен-Нехбета прорезался командирский тон. – Ты дашь мне эту проклятую колесницу! И без разговоров! Я заплачу пять дебенов золотом. А ты не задавай вопросов, понял? Иначе мигом вылетишь отсюда! Заодно найдется время, чтобы похудеть.

Смотритель несколько секунд просто ошарашено сидел и во все глаза таращился на старика. Его рот беззвучно открывался и закрывался. Очи вылезли из орбит. В этот момент, как никогда раньше, Итсени напоминал жирного окуня.

– Итсени! – хрипло рыкнул Яхмеси. – Колесницу мне!

– Анхенамон! – наконец, крикнул тот.

Позади шатра послышалась какая-то возня и, спустя несколько мгновений, к ним вышел юноша лет шестнадцати. Так, по крайней мере, решил про себя Пен-Нехбет. У молодого человека было гладкое лицо. Волосы на висках отсутствовали, а полностью бритая голова сверкала в лучах заходящего солнца. Тощее и загорелое тело прикрывала набедренная повязка. Босые ноги утопали в траве.

– Господин смотритель? – бросил юноша слегка сонным голосом.

«Видимо прохлаждался в тенечке» – подумал воин.

– Выдай господину Яхмеси колесницу, – повелел Итсени.

Анхенамон перевел недоуменный взгляд на старика:

– Тебе?

Тот, молча, кивнул.

Юноша округлил глаза:

– Да на тебя дунешь, и ты упадешь!

– Анхенамон! – взвизгнул смотритель. – Ты как с почтенным разговариваешь?! Гони сюда эту проклятую колесницу, пока я тебя не высек!

Паренька как ветром сдуло. Вскоре позади шатра послышалось приглушенное ржание.

– Прости, Яхмеси, – развел руками Итсени, – иногда он туго соображает. Молодой еще.

– Ничего, – буркнул старик, а затем достал из-за пояса шесть дебенов. Пять золотых и один серебряный. На секунду задержав на них взгляд, он кинул плату на колени смотрителю, – вот, это тебе.

Итсени жадно сгреб деньги в кулак:

– Ты щедр и великодушен, как всегда, Пен-Нехбет.

– Та колесница, на которой они уехали, – Яхмеси будто не слышал похвалы, – она обычная? Храмовая?

– Ой, да самая обычная. Н-у-у-у… с такими золотыми дисками на бортах. Правда, на переднем один раскололся наполовину. Наш мастер все никак не удосужится починить. Сколько раз я ему говорил, ты так проявляешь неуважение к нашему великому богу…