Хенемет-Амон

Старик уже не слушал и устремил взгляд в сторону. Туда, куда уходила грунтовая дорога на север. Справа виднелись поля, засеянные пшеницей. Слева прибрежные заросли камыша.

«Кто же тебя увез, мальчик мой? И куда и зачем?».

Послышался цокот копыт и глухой стук колес. Анхенамон вывел небольшую колесницу на обочину. Борта повозки украшали золотые пластины в виде круга, символизирующие солнце. В колесницу были запряжены две серые кобылы. Они нетерпеливо перестукивали передними копытами.

Спрыгнув вниз, юноша отчеканил:

– Все готово, господин.

– Хм, – старик направился к колеснице.

– Ты уверен, Яхмеси? – на всякий случай спросил Итсени, выглядывая из шатра. – Если так спешишь, то можешь отправить гонца. Зачем самому трястись по ухабам? В твоем-то возрасте.

– Хочу немного развеяться, – спокойно ответил Пен-Нехбет, подходя к повозке.

– Совсем мозги отсохли, – пробубнил смотритель.

Яхмеси не расслышал. Он забрался на борт и крепко сжал поводья в морщинистых руках.

– Надеюсь, я не забыл, как это делается, – прошептал он.

В груди снова неприятно закололо, но старик отбросил мысли о боли. Все равно она скоро пройдет.

Осторожно тряхнув поводьями, он заставил колесницу придти в движение. Лошади медленно вышли на дорогу, и повозка двинулась на север. Сначала неспешно. Затем все больше ускоряя ход. Яхмеси почувствовал, как дрожит корпус под ногами. Как стучат колеса о грунт. Как горячий ветер дует прямо в лицо. Сердце учащенно забилось. Усилилось покалывание в груди. Пен-Нехбет ощутил возбуждение. Давно позабытое. Он снова стоял на колеснице. А на поясе сверкал бронзовый топорик…

– Осторожнее на дороге! – раздался позади крик Итсени.

– О, смотритель, почему ты отдал ему колесницу? – изумленно спросил Анхенамон.

– А что я должен был сделать? – насупился тот. – Отказать Яхмеси Пен-Нехбету?

– Конечно! – пылко воскликнул юноша и всплеснул руками. – Неужели ты не видишь? Он еле на ногах стоит! Какая ему колесница?!

– А ты, видимо, не знаешь, кто это такой, – вздохнул Итсени.

Анхенамон непонимающе уставился на смотрителя:

– А это имеет смысл?

– Разумеется, имеет! – теперь уже сам Итсени повысил голос. – Ты же не откажешь высокому господину, даже если пытаешься сделать для него лучше?

Юноша почесал затылок:

– А этот старик высокий господин?

– А то! – хмыкнул смотритель.

– И кто же он?

– Сам Яхмеси Пен-Нехбет!

Анхенамон вяло улыбнулся:

– Не слышал о таком.

– А, – отмахнулся Итсени, – бестолочь молодая. Героев Та-Кемет надо чтить и уважать.

Юноша нисколько не обиделся:

– Так расскажи мне о нем! Все равно заняться нечем.

– А-а-а, вот тут ты дело верное говоришь, – расплылся в улыбке тот, – я люблю поболтать. Садись.

Анхенамон устроился прямо на земле:

– А золотой дебен дашь, господин?

– Пф, – фыркнул Итсени, – ты получишь от меня нечто более ценное.

Глаза паренька вспыхнули в возбуждении:

– И что же это?

Смотритель выждал паузу, а затем гордо произнес:

– Знания!

– А-а-а, – раздосадовано протянул Анхенамон, – так и знал, что пожадничаешь.

– Цыц, – беззлобно бросил Итсени, – итак, эта история началась задолго до того, как ты появился на свет. Во времена, когда еще наш великий Неб-Пехти-Ра[1] был Херу…

***

Промыв рану в проточной воде, Саргон достал из тюка белый немес и стал перевязывать щеку. Минхотеп тем временем обильно пил воду. Верблюд словно предчувствовал, что им предстоит долгий и нелегкий переход через пески Биау. Спутникам придется провести посреди горячих владений Сета несколько дней прежде, чем они доберутся до Хазеты.

Джехутихотеп с интересом наблюдал, как мулат накладывает повязку, туго завязывая ее узлом под подбородком. Когда дело было сделано, мальчишка невольно рассмеялся.

– Что смешного? – буркнул Саргон.

– Сейчас ты похож на человека, у которого сильно болят зубы.

Мулат поморщился:

– Щека зато болит.

– Ну, это не смертельно, – подмигнул тот.

– Не смертельно, – согласился он, вскакивая на верблюда, – надевай плащ. Мы вступаем в Хетиу-Мефкат.

– Хетиу-Мефкат? – переспросил мальчик.

– Лестница из бирюзы, – пояснил Саргон, – на юге Биау добывают немало этих камней.

– Ух, ты! – восхищенно прошептал Джехутихотеп, устремляя взор на юг.

– Надевай плащ, давай.

Паренек послушно завернулся красную накидку, некогда принадлежавшая техену.

Впереди на горизонте уже заканчивалась всякая растительность. Пустыня вступала в свои права. Раскаленный воздух обжигал кожу. Ветер начинал доносить мелкие песчинки.

– Будем держаться ближе к Уадж-Ур, – сказал Саргон, когда они миновали последний ручей.

– Почему?

– Там не так жарко.

– Хм.

– Советую не снимать плащ ночью.

– Правда?

– Здесь бывает холодно.

– Ого, а вот этого я не знал, – искренне изумился Джехутихотеп.

– Ну, ты же не можешь все знать, верно?

– Но хочу! – пылко возразил мальчик.

Саргон весело засмеялся:

– Поэтому и едешь учиться в Бабилим.

– А ты останешься в Двуречье?

– Ненадолго.

– Жаль, – с грустью произнес паренек, – я начинаю привязываться к тебе.

– Я тоже, – потрепал его по головке мулат, – я тоже.

Минхотеп одобрительно заурчал, словно подтверждая слова хозяина. Тот хмыкнул и погладил верблюда по спине.

– Кстати, – внезапно вспомнил Саргон, – ты так и не сказал, кто твои родители? Прошлый раз нас перебил крокодил. А до того ты из меня клещами слова вытягивал. Настал мой черед.

Джехутихотеп несколько секунд хранил молчание. Окружающую тишину нарушали лишь тихая поступь верблюда да порывы горячего ветра.

Наконец, паренек ответил: