Химера, дитя Феникса

— Дык говорю же, для язвы своей жду, сама не пришла, по хозяйству хлопочет, а меня отправила с оказией, — разъяснил ей мужчина. Получив искомое, откланялся да пошёл восвояси. Страждущие подходили по одному, принимали лекарство, для приличия морщились и плевались, но стоически переносили невзгоды выздоровления. Анна же, заглядывая в глаза, порой для этого вставая на цыпочки, интересовалась вкусом, ощущениями и тщательно записывала ответы хворых.

— Босик, а ты как тут оказался? Болит чего или в гости? — наконец заметила меня, сидящим на лавке, Травница.

— И в гости, и проведать писаря. Не скажешь, где он, с разбитой мордой должен быть? — спросил Я Травницу.

— Калеченные у нас не выходят для проветривания, так как в основном лежачие, пойдём внутрь, там и разберемся. — Подпрыгнув на месте, резко развернулась и рванула в открытые двери. Дабы не потерять из виду, Я поспешил за ней. Внутри пахло лекарственными травами, болью и отчаяньем. Светлица была широкой с занавесями, отделяющими общую залу с лежанками для хворых. Сквозняк гонял их, играясь и кружа, то приподнимет, шаля, как юбку у Блудницу, то одёрнет строго. Тем временем Анна закрывала широкие окна.

— Адель, у нас в гостях твой друг. Пришёл хворых проведать. Может, подскажет чего насчёт немого?

— Будь здрав, Босик, — мягко произнесла Ведьма, отряхивая платье от приставших нитей ветоши.

— Да осветит твой путь Отец-Солнце, да убережёт тебя Мать-Земля, — учтиво поклонился Я. — Служба привела меня, да хотел спросить трав укрепляющих в обратный путь. Анна за немого спрашивала? Чем могу помочь?

— Есть у нас один болезный, во сне мучается, бредит, говорит непонято, а как проснётся, ни слова не вымолвит. Сказывается мне, что тут хворь душевная. Про травы лучше Травницу проси, она и подсобит в ответ на твою помогу. А по службе что за интерес? — поинтересовалась Ведьма.

— Утром к вам писарь Княжий поступил, что с мясником повздорил, хотел бы с ним переговорить, — пояснил Я свой визит. Адель махнула рукой, приглашая за собой. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. В следующем помещении, несмотря на проветривание, было душно и пахло гнилыми ранами и горькими отварами. Покалеченные разных степеней увечья лежали на палатях с перевязанными конечностями, и сиплым дыханием, и стонами наполняя воздух.

— Вот твой интерес, а второй следом лежит. Зови, если что нужно будет, а я пойду, много дел впереди, — оправдалась Дева и ушла.

Я с любопытством смотрел на писаря. Вида он был печального, свороченная набок челюсть перекосила молодое лицо. Из приоткрытого рта постоянно бежала капельками слюна, а налившаяся синевой щека потешно оттопыривалась, будто за ней находился леденец.

— Будь здравым, писарь. Моё имя Босик, Я выполняю поручение Князя по поимке Ночного Охотника. Мне твои зарисовки очень помогли в деле, но вопрос у меня другой. Ты не зарисовал убиенную чету мясника, а следом узнаю, что сам пострадал от вдовца. Сказывается мне, у тебя есть тайна, связанная с погибшей, — привычно скользнув в Дар, вопросил молодого служку. Тот в ответ отчаянно замотал головой, ланита дёрнулись, выпуская в уголках уст длинную нитку слюны. Муж привычно подхватил её платком. Стыдом и обидой, а также непонятным для меня чувством дунуло от него.

— Я понимаю твоё смущение. На пальцах убиенной заметил капли чернил, а характер ран говорит, что это не охотник. Мясник — муж ревнивый и быстрый на расправу, потому он убийца, а ты про то ведаешь, но из-за стыда от блуда с четой ты чувствуешь себя виновным в погибели. Потому смею тебя уверить, что повинный только вдовец. Второе, расскажи, чего ты так боишься? Уж не видел ли чего такого, о чём жалеешь? — трудно было понять после моей речи, чего так испугался писарь. Возможно, разоблачения, а может, и впрямь, видел или слышал чего на своей службе. Но с разбитой челюстью ответить он мне не смог. Я решил поддержать его. — Я задаю вопрос, а ты кивни или моргни дважды, если согласен, в противном случае — трижды, если ответ — нет. — В ответ муж тяжело вздохнул, выдув пузырь в уголке губ.

— Ты знаешь, кто убил чету мясника? — дождавшись утвердительного кивка, Я продолжил.

— Ты видел Ночного Охотника? Не-е-ет? Хм-мм. Ты слышал о нём по службе? Он был у Дьяка? Три-четыре седмицы назад? Боишься расправы? — замолчал, размышляя от полученных ответов и глядя на то, как повел себя ответчик. — Благодарю за ответы, ты очень помог. Выздоравливай, дай Мать-Земля тебе благость, да не оставит тебя Отец-Небо. — Я коротко кивнул на прощанье и поднялся со стула. Внезапно писарь меня остановил, схватив за руку. Быстро откинув суму, достал помятый лист с рисунком, свернул его трубочкой и передал мне. Спрятав его, Я поднялся и направился прочь. Уже на выходе обернулся, чтобы нечаянно узреть, как по молодому лицу текли слёзы. С этим допросом совсем вылетело из головы, куда меня направляла Ведьма. Оглядевшись в большой зале, нашел Травницу, что болтала ногами, сидя на лавке, и перетирала в малой ступе очередное снадобье.

— Анна, проводи меня до хворого. Тот, что молчит. — В ответ на мою просьбу Дева потешно спрыгнула и прыгающей походкой направилась в сторону дальней лежанки.

— Туточки он, опять спит. Сейчас провалится глубже и начнёт бормотать. А как ты врачевать собрался, может, нужно чего? А-то Я чего только не пробывала, — часто затараторила рыжая врачевательница. Я приложил палец к губам, требуя тишину, сам же оглядел Даром болезного. Такого ещё не видел. Голова покрыта паутиной синей порчи, что спускалась по спине в район таза, сматываясь в рванный хвост.

— Где его нашли? — тихо спросил Я травницу.

— Сам пришёл, руки тряслись, слово вымолвить не мог. Весь в слизи и перепачкан землицей был. Отмыли его, ранки подшили, а где и просто тряпицей прижали. Много-много на нём было порезов, будто нагой сквозь кусты рвался. Не томи, что с ним? — опять зачастила Дева. Я поднял руку, останавливая поток вопросов. Тут больной заворочался, будто пытаясь лучше улечься. Затем его скрючило и прорвало бессвязным бредом.

— Беги… Быстрей… Он тут… Слышишь песню? Беги… Я должен… Отпустите меня… — бред становился всё неразборчивее и местами прерывался всхлипами и стонами. Я привычно наложил руки на голову, тотчас судороги прекратились, дыхание выровнялось, а синие трещинки заливались белым светом, даруя покой измученному духу. Я почувствовал тошноту оттого, что силы покидали меня, дабы не упасть в обморок, оторвал руки от головы несчастного. Тот разжал кулаки, вытянулся на палатях, на лицо набежал румянец, да и в целом он выглядел намного лучше. Я поднялся при помощи Анны, робко шагая ватными ногами, как на выходе услышал легкий Шепоток: — Мара, я не твой.

Травница вела меня под руку, ежеминутно вглядывалась в лицо, её терзало любопытство, а рыжая голова была полна вопросов. Нас встретила Адель, увидев моё состояние, поспешно налила чашу и, перехватив руку с другой стороны, помогла вывести меня на свежий воздух. Усадив на лавку, сели по сторонам, Ведьма протянула мне чашу с отваром. Размеренно отхлебывая пряный напиток, безмятежно закрыл глаза. Но нетерпение с одной стороны и тёплая забота с другой, не дали мне насладиться моментом.

— Их долго мучали, второго Я не знаю, может, друг или родич. Все ранки несмертельные, но жутко болезненные. Затем побег. Они бежали долго и совсем было отчаялись, но ему повезло, он вырвался. Страх душит его, не даёт жить, говорить и видеть Мир. Покой да служба лишь помогут. Нужно узнать, чем он промышлял. Может, плотник или бондарь. Бортник или рыбак. Ежели прознаете, попробуйте привязать его к привычному делу, а там и речь вернётся. Зайду завтра, попробуем немного подтолкнуть его в сторону Света, — устало произнёс Я.

— Ну, поскольку завтра свидимся, то Анна приготовит настой травы. Один для тебя, второй в подарок. Как думаешь обернуться? Водный путь выберешь али пеший? Ты прости, но я останусь. Много Знаний мне за короткий срок выпало, и не могу не отплатить за то иначе, как помочь при лечебнице. Ежели встретишь общих знакомых, дай весточку, где меня искать, — с грустью произнесла Адель, будто прощаясь.

— До завтра. Будьте здравы, да хранит вас Мать-Земля. А мне пора и честь знать. — Тихо поднялся, передал чашу да и был таков.