Химера

— Я никогда не причиню тебе вреда! … Я люблю тебя!

Она не видела, как воин зажмурился, словно её слова доставляли ему невыносимую боль.

========== Глава 12 ==========

Раскатистый звон колоколов Собора оповестил окрестности о начале вечерней службы. Брай сдавила переносицу пальцами, устраивая уставшим глазам небольшой перерыв.

Уехав из клуба, она завезла Гидеона и добытую плиту в Собор, а сама отправилась домой, в надежде хоть немного отоспаться. В итоге, она так и не сомкнула глаз, ворочаясь в кровати, сбивая простыни в бесполезной попытке отдохнуть.

Когда над Парижем забрезжил рассвет, она уже была на площадке, размышляя, как лучше вписать имеющийся у нее кусок известняка в геометрию крыла.

Плиту все же пришлось расколоть. По другому Брай не могла её зафиксировать, только по кускам. Это позволило сократить время реконструкции, так как не пришлось придумывать механизмов поднятия цельного пласта известняка.

Она планомерно соединяла осколки, опутывая их сеткой, намереваясь работать, пока не закончит или не вырубится от усталости — всё, что угодно, но только не думать, не вспоминать — иначе истерика ей обеспечена.

Девушка скривилась, военачальник гаргулий умудрился меньше, чем за пару недель, сделать из неё истеричку, которая рыдает по любому поводу. Хотя, если быть честной, плакала она только из-за него.

Брай не хотела думать о будущем, о том, что случится, когда она закончит. Ей в какой-то мере уже было всё равно, сдержит Орден слово и спрячет её или убьёт, таким образом решая проблему.

Единственное, что она хотела — это ещё хотя бы раз увидеть Гидеона. Посмотреть в его глаза и убедиться — ей всё не привиделось, там, в сумраке парка.

Она всё ещё ощущала его дыхание на коже, вкус поцелуя, тепло рук — это то, что останется с ней до самой смерти. Это то, что не смогут у неё забрать ни Бог, ни Дьявол. Это то, что она отчаянно надеялась почувствовать хотя бы ещё раз.

Раствор закончился, и девушка осмотрела собранную часть. Теперь надо было запастись терпением и дать основанию крыла высохнуть. Подойдя к столу, Брай выложила оставшиеся осколки и стала собирать их.

К утру на столе лежали ещё четыре собранных куска, которые можно было соединять между собой дополнительным слоем сетки, штырями и клеем.

Её разбудил опекун, потрепав по плечу и поставив на стол поднос со скудным завтраком. Она молча принялась за еду, не желая отвечать на его вопросы. Том, сразу оценив настрой воспитанницы, так и ничего не спросил, а сел рядом, кидая на неё взволнованные взгляды.

***

Увидев вчера утром Брай на площадке, священник испугался, что Гидеон, вызвавшийся поехать в клуб вместо Офира, снова угрожал девушке. Настолько подавлено она выглядела. Том знал: военачальник гаргулий не любил идти на какие-либо компромиссы, когда дело касалось демонов.

И вряд ли что-то заставит его поменять свои взгляды.

Он размышлял об этом целый день, а к вечеру решил разыскать воина и поговорить с ним.

Гидеона он обнаружил в храме, сидящим на скамье у прохода.

Это само по себе было странным.

Воины Света часто молились в Соборе, спрашивая совета у Господа, но всегда покорно преклоняли колени перед алтарём.

Поза военачальника говорила о чём угодно, но только не о покорности.

Том аккуратно прошелся вдоль ряда скамеек, поравнявшись с задумчиво сидевшим мужчиной. Увиденное заставило священника замереть, непроизвольно осеняя себя крёстным знамением.

Мужчина выглядел сосредоточено и сурово; он не молился, его рот был упрямо сжат, обозначая неожиданно острые скулы на всегда бесстрастном лице. Руки Гидеона, сжатые в кулаки, лежали на спинке впереди стоящей лавки.

Священнику часто приходилось видеть такое у своих прихожан, но лицезреть сомнения на лице военачальника Ордена Света было подобно грому средь ясного неба.

Гидеона повернул голову, встречаясь с мужчиной взглядом.

На миг Тому показалось, что в серо-голубых глазах мелькнула боль. Простая человеческая боль, как ему казалась, незнакомая тому, кто уже много веков борется со Злом, позабыв свою людскую сущность.

— Святой отец! — поздоровался мужчина.

Том тенью проскользнул к лавкам и сел через проход от воина.

— Вижу, что тебя что-то беспокоит, сын мой!

Гидеон скривился, дёрнув уголком губ, а потом, проведя ладонью по лицу, тихо прошептал:

— Я согрешил! — Том молчал, не желая нарушить хрупкое доверие, что возникло между ним и всегда закрытым от всех окружающих военачальником, а тот тем временем разжал кулаки и стал говорить: — Я испытываю те чувства, что не должен испытывать. Я не могу с ними совладать. Я слаб, а это недопустимо для воина Света. Я не должен сомневаться, но сомневаюсь! — Гидеон повернулся, его глаза горели. — Неужели ОН никогда не ошибается? — как-то отчаянно и зло спросил воин, ткнув пальцем в распятие.

Том еле удержался, чтобы не перекреститься вновь.

— Ты же знаешь, что пути Господни неисповедимы. Мы никогда не знаем куда и зачем ОН нас ведёт, какие испытания возложит на нас. Но ОН никогда не даст больше, чем мы можем вынести.

— А если я не хочу брать на себя эту ношу?

Догадка была подобно озарению.

— Это как-то связано с Брай?

Гидеон молча кивнул головой.

— Зачем Господь мне её послал? — его вопрос был адресован не Тому, а распятию, что висело за алтарём. — А если это происки Сатаны, то почему ОН не уберёг меня? Я ведь просил ЕГО… Просил дать мне силы… — мужчина уткнулся лицом в сцепленные руки.

— Может Господь и не хотел, чтобы ты её убивал? Может Брай нужна Ордену, — проговорил священник, а потом тихо добавил. — Может ОНА нужна тебе?

Воин резко повернул голову, Тому стоило неимоверных усилий выдержать этот взгляд. Гидеон обладал поистине редким даром — одним выражением глаз передавать такой спектр эмоций, на который другим бы понадобился часовой монолог.

— Вы просто любите её! — горько проговорил мужчина. — И эта любовь затмевает ваш разум! Вы не видите очевидного!

— Да, Гидеон, всё верно! Я люблю Брай, как отец любит своего ребёнка! И да, мне уже, наверное, никогда не узнать, как это любить женщину! — воин затравлено дернулся от его слов. — Но я точно знаю одно, любовь позволяет нам видеть сердцем и душой, а они гораздо мудрее, чем разум, — Том поднялся со скамейки и положил ладонь на плечо мужчины. — Много веков назад, ты своим поступком и верой искупил свои земные грехи. Я могу отпустить тебе «небесные», но, знаешь, может моя Брай была права, когда утверждала, что главный твой «враг» — это гордыня, — и священник большим пальцем правой руки изобразил три маленьких креста на лбу Гидеона, на его устах и на сердце, шепча. — Я отпускаю тебе грехи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь!