Хирургическое вмешательство
Шрифт:
– Спасибо. – Даниль деловым жестом положил ладони на стол: он ясно почувствовал, что последовать совету Гены ему действительно хочется, причем немедленно. – Я, пожалуй, пойду.
– Бывай!
– ухмыльнулся Гена. – Передай ей от меня пятьсот тыщ поцелуев.
– Неудачник, - глумливо ответил Даниль, - убей себя!
– и ушел через точки. Выглядело это так, будто аспирант Сергиевский близко к сердцу принял второй совет профессора и отправился прямиком в зверинец города Бобруйска, отчего Гена остался морально удовлетворенным.
Потом улыбка стаяла с его лица; Гена отодвинул в сторону тарелки и положил семечко на стол. Развалившись на пластиковом стуле,
– У меня есть вопрос, - сказал Лаунхоффер, сощурив холодные зеленоватые глаза; почему-то казалось, что Ящер надел очки, хотя никаких очков он отродясь не носил. – Один.
Замерший над кафедрой Сергиевский вздрогнул, и вздрогнула Ворона. Она резко откинулась назад, пытаясь поймать взгляд Эрика Юрьевича через спину ректора.
– Я вижу, вы проделали большую работу, - проговорил Ящер равнодушно.
«Ты ж меня не слушал, - почти злобно подумал Даниль. – Ты ж ее не читал!», - а может, он подумал это гораздо позже, потому что тогда, под стеклянным взором тираннозавра, стоял в холодном поту и вряд ли способен был связно мыслить, не то что злиться.
– Намеченная концепция представляется мне интересной, - сумрачно заявил Лаунхоффер. – Динамика сансары в России на протяжении двадцатого века выстроена достаточно убедительно, но…
И тут он заметил вытаращившуюся на него Ворону.
Лицо профессора переменилось, на миг Ящер каким-то мистическим образом перестал быть ящером, а потом вздохнул и устало сказал:
– Меня интересует, что вы можете сказать о феномене стфари.
Теперь-то Данилю было очень интересно, о чем Лаунхоффер в действительности собирался его спросить, но тогда, по счастью, заготовленной каверзы не случилась: вопрос подразумевал простой и банальный ответ.
– Спасибо, Эрик Юрьевич, - почти весело ответил Даниль; смотреть на Ящера у него не получалось, взгляд все время соскальзывал на улыбавшуюся Ворону. – Данный феномен не входил в число рассматриваемых, так как относится уже к двадцать первому веку, но он представляется мне весьма интересной темой для дальнейшего исследования.
На сем и закончилось; Сергиевский ушел от тираннозавра целым, хотя на подгибавшихся ногах и с горячим желанием вдрызг напиться.
Спустя полчаса он, не интересовавшийся ничем, кроме грядущей выпускной пирушки, стоял в холле за колоннадой и по забытой уже надобности ждал кого-то. Между колоннами радостные сокурсники провесили радуги, под аркой напротив падал искрящийся теплый снег, вверх по стенам тянулись плети живых вьюнков, а Настя Акиньшина, девушка немалых возможностей, но бедной фантазии, организовала пушкинскую белку с изумрудными орешками. Белка несъедобную дрянь игнорировала, но на руки шла охотно. Даниль, полный любви к миру, умиленно гладил зверька, когда за колоннами послышался голос Лаунхоффера.
Выпускник осторожно выглянул.
Там, где широкий холл разветвлялся тремя коридорами, стояли Ящер и Ворона.
– Верни мне сигареты и блокнот, - без выражения сказал Эрик Юрьевич.
Воронецкая нахмурилась, зафыркала и всучила ему требуемое, а потом развернулась и быстро-быстро зашагала по коридору непонятно зачем и куда.
– И сердце мое тоже верни, - тихо сказал
Ящер ей вслед.Ворона сделала вид, что не услышала.
Пропав с глаз Гены, Даниль вышел возле институтской вахты. Единственное, что по поводу местонахождения Алисы Викторовны можно было сказать с уверенностью – то, что сейчас она в институте. Но суматошная Ворона даже посреди лекции могла вскочить и убежать, вдруг вспомнив, что забыла о чем-то важном, а кроме того, Сергиевский не знал ее расписания.
Он совершенно не удивился, обнаружив Воронецкую у самого окошка вахты, в двух шагах от себя. Странно было бы обратное. Слова Гены не походили на шутку, а его интуиции не было причин не доверять; если где-то в будущем встреча уже существует, все случайности играют на то, чтобы она произошла. Даниль не предполагал, что ему придется полдня гоняться за шустрой теткой, но к настолько стремительному развитию событий оказался не готов.
– Ага! – звонко воскликнула Воронецкая и цепко ухватила его за рукав. – Вот кто у нас по сансаре специалист! Даня, пойдем с нами, ты очень-очень нужен. – Плеснула бахромой шаль, уставились в лицо бесцветные, расширенные, птичьи какие-то глаза, и тотчас же взгляд ее ускользнул; потом исчезла сама профессорша.
– Э-э-э… - только и сказал Сергиевский, уходя через точки вслед за ней.
То же самое он повторил, очутившись в кабинете Вороны на третьем этаже. Алиса вихрем пронеслась мимо стендов и быстрыми до нервозности движениями задернула оранжевые казенные шторы. Было часа два пополудни, за промытыми дождем окнами ярко белела пелена осенних облаков, пронизанная лучами солнца, и сумрака не получилось, лишь легла на все легкомысленная оранжевая тень.
– Алиса Викторовна… - послышался позади обморочный шепот, и Даниль испуганно обернулся.
– Надя, сядьте, пожалуйста, - защебетала Ворона, - Даня, что ж ты стоишь, возьми кресло, выдвини, посади Надю!
Сергиевский повиновался, попутно разглядывая незнакомку. Одетая бедно и чисто, со следами рыжей дешевой краски на совершенно седых волосах, женщина была никак не моложе Алисы, а выглядела намного старше. К медицине тонкого тела она определенно не имела отношения. Со стороны Вороны было не очень умно тащить непосвященного человека через точки, но состояние, в котором находилась Надя, вызвал отнюдь не кратковременный шок.
– Алиса Викторовна… - почти простонала она.
Ворона подлетела, склонилась, точно птица над птенцом, заставила ее откинуться на подголовник кресла. У Нади закатились глаза, красные мозолистые руки вяло свесились вниз, упала с ноги растоптанная туфля, а губы все шевелились беззвучно, повторяя имя как заклинание. Данилю вспомнилось, как персонал клиники произносил Имя-Отчество-Эрдманн – благоговейно и будто побаиваясь. Имя Вороны произносилось жарко и истово, как молитва.
– Даниль, - голос Алисы стал до странности жестким, - ассистируй мне. Срочная операция.
Аспиранта чуть с ног не снесло.
В животе поднялся нелепый смех, справиться с которым стоило немалых усилий. «Счастье, что медицина не классическая, - подумал Даниль, давя внутри идиотское бульканье. – Ни тебе стерильности не требуется, ни анестезии. Вот прямо так в кресле в тапках бабку и спасем». Он решительно не понимал, что происходит, к чему спешка и зачем на кармической операции специалист по динамике сансары.
Ворона медленно выдохнула и вдохнула.
– Наденька, – сказала она тихо; тембр голоса изменился, интонации сделались безмерно ласковыми и ускользающими, как во сне. – Спокойной ночи, родная…