Хирургическое вмешательство
Шрифт:
– Ах-ха! – жадно выдохнул аспирант, приникая к машине.
Нужную карту он нашел быстро; минут пять ушло на то, чтобы разобраться, как извлечь ее из программы слежения. Даниль перенес данные на флэшку, создав себе алиби, а потом коварно ухмыльнулся и приступил к изучению содержимого жесткого диска.
Он не сразу обнаружил подвох, и неудивительно – операционная система выглядела точь-в-точь как привычные «Окошки», не выбрасывала никаких подозрительных сообщений, по обыкновению слегка притормаживала, и нужно было обладать дедукцией Шерлока Холмса, чтобы заметить странности. Даниль не заметил бы их вовсе, если бы не нашел в недрах диска архив видео. Это были записанные с телепрограмм новостные сюжеты, посвященные стфари, с самых первых, сенсационно-панических, до поздних аналитических программ, и один файл
«Что за фигня? – лениво подумал аспирант, закрыв окно программы. – Ну ладно, тут в тонком мире квантовый стоит, но неужели в плотном совсем старье?» Даниль хмыкнул и зашел в «Панель управления» – глянуть характеристики.
Здесь-то его и ждал сюрприз.
– Ни хрена себе! – у Даниля глаза полезли на лоб, когда он увидел задействованные мощности. – Вот это… это… это же экстаз!
Ни один человек, хоть раз слыхавший слово «апгрейд», не мог остаться равнодушным к таким параметрам. Во многих исследовательских центрах мира бились над задачей приспособить квантовые компьютеры для обыденных нужд, но пока полностью рабочие версии стояли только в институтах тонкого тела и тому подобных учреждениях – там, где были люди, способные на полноценную работу в тонком мире. Показатели, которые высвечивал Данилю обыкновеннейший жидкокристаллический монитор, соответствовали не начинке пыльного системного блока под столом, а тусклой многолучевой звезде, видимой только нефизическим зрением и распределявшей вычисления во множестве вероятностных вселенных…
Секунду спустя Сергиевский впал в крайнее изумление. Причиной тому были две вещи: во-первых, ни одна программа, созданная для обычных компьютеров, не могла поддерживать такой объем памяти и такую частоту процессора, а во-вторых, что должен был обсчитывать квантовый компьютер так, чтобы на нем тормозило видео? И прежде, чем вспомнить, что видео обычно тормозит из-за отсутствия нужных кодеков, Даниль с размаху щелкнул по Ctrl-Alt-Del, уставился на список выполняющихся программ и увидел, что ресурс действительно задействован на девяносто восемь процентов.
Аспирант удивленно сморгнул.
Углубившись в размышления над списком, он не услышал шороха за спиной и чуть не заорал, когда недлинные когти прихватили ткань плаща на его плече.
– Угу! – сказала сова, задев крылом данилево ухо; круглые желтые глаза ее внимательно и настороженно разглядывали монитор.
– Ой, блин, - только и сказал Сергиевский, выворачивая шею в попытке разглядеть наглую птицу.
Ворон каркнул и захлопал крыльями; лезть непрошеному гостю на загривок он, очевидно, полагал ниже своего достоинства и спланировал на край соседнего, выключенного монитора, откуда снова каркнул, оглушительно и зловеще.
– Ну и чего? – мрачно спросил Даниль. – Я ж сказал – я делом занят. Не лезь под руку.
Сова вспорхнула с его плеча, переместилась на монитор перед Сергиевским и в лад приятелю жутковато угукнула, отчего аспирант окончательно потерял вкус к играм. Он предчувствовал открытие, у него уже руки начинали дрожать от азарта, и разбираться с противными тварями, которые еще и притворялись, что не умеют говорить по-человечески, было как-то совсем некогда. Даниль лихорадочно шарил по столу мышью, благословляя случай за то, что система все-таки как две капли воды похожа на «Окошки» и потому не приходится блуждать в опциях, а птицы сидели вокруг и смотрели. Только когда он сумел вывести в полноэкранный режим программу, пожиравшую большую часть почти невероятных ресурсов квантовой машины, ворон спрыгнул прямо на клавиатуру и каркнул снова.
Зла на ворона Даниль не держал. Птица просто загораживала монитор.
– Брысь! – велел аспирант.
И когда ворон повиноваться отказался, Сергиевский на миг поставил вокруг него «хирургическую ширму» - изоляционную стенку, отгородившую искусственное божество ото всех существовавших здесь энергетических контуров; продержись «ширма» чуть дольше, многомерное пространственное сознание птицы начало бы сворачиваться внутрь себя. «Поняли, с кем дело имеют», - удовлетворенно подумал Даниль, когда оба, и ворон, и сова,
кинулись от него подальше и сгинули где-то в темных углах за шкафами.А потом напрочь забыл о них.
То, что творилось на мониторе, было не в пример интереснее.
Вероятно, программист разобрался бы в этих потоках чисел, букв, знаков, формул. Сергиевский даже не пытался вникать. У верхнего края окна белела привычная панель со словами «Файл», «Процессы» и «Сервис»; отсутствие столь же привычной надписи «Справка» несколько озадачивало, но Даниль вообще был не из любителей изучать инструкции и с гордостью полагал, что все схватывает на лету. Открыв меню «Процессы», он утвердился в этом мнении. В характеристиках текущего процесса указывались долготы и широты, и хотя Сергиевский не мог поручиться, что они в точности совпадают с координатами Северорусской аномалии, интуиция говорила, что связь недвусмысленна.
А еще там был процентный показатель готовности.
Тридцать шесть процентов.
«Тридцать шесть процентов чего? – Даниль в задумчивости потер лоб. – Аномалия стабильна, с тех самых пор, как появилась, это я точно помню. Почему тридцать шесть? А когда дойдет до ста – что будет?»
Ответов не было. Тот, кто писал программу, писал ее не для глаз сторонних людей. Даниль задался вопросом, знает ли о существовании загадочной безымянной программы ректор. Если знает, то Сергиевский попадет в глупейшее положение, прискакав к нему с радостным докладом. «Неужели не знает? – изумился аспирант. – Квантовая машина одна на весь институт. Если кто-то отхватывает такой громадный кусок ресурса, этого нельзя не заметить». Тут же пришло в голову, что могучей машиной практически не пользуются – нет реальной надобности, к тому же непосильно сложно для многих управляться с компьютером, существующим лишь в тонком мире. «А если про это все знают, почему мне не сказали?» - подумал Даниль и нашел мысль здравой. В конце концов, его уже подключили к полусекретному (от Лаунхоффера) проекту институтского руководства, Ворона сама провела его в охраняемый отдел; он – человек, которому доверяют. «А вот кто сюда еще ходит? – Сергиевский откинулся на спинку жесткого стула, чувствуя себя частным детективом. – Кто еще мог ее найти и почему не нашел?»
Детектив из Даниля определенно вышел бы никудышный, потому что вопрос был несусветно глуп. С тем же успехом он мог спросить, почему в отдел мониторинга не ходят толпы туристов – ответ оказался бы тем же самым.
Ворон.
Разумная охранная система, которая соглашалась впустить лишь того, кто точно знал, что именно будет искать здесь. Конечно, человек, чья квалификация приближалась к лаунхофферской, мог программу и обойти, но, во-первых, в таком случае ворон наверняка срабатывал как предохранитель, приостанавливая этот самый «текущий процесс», а во-вторых… «Да кому это надо, - Даниль почти хихикнул, - лезть и смотреть, что там где у кого работает? Люди все взрослые, занятые, интеллигентные… нелюбопытные».
Причислить некоего Д.И. Сергиевского к нелюбопытным людям значило серьезно погрешить против истины. Аспирант ухмыльнулся, скорчил рожу и ткнул по ссылке «Отчетность».
Белое полотно таблицы раскинулось по экрану.
– Опаньки… - пробормотал Даниль и закрутил на пальце прядь волос. – Тепло, совсем тепло…
Даты и проценты, проценты и даты, почти без пояснений, но пояснения тут и не требовались: Сергиевский узнал первую, самую раннюю из дат, и всякие сомнения его покинули. Это был день разрыва, день, когда пришли стфари – и он же был началом отсчета.
«Она не может себя заживить, - сказал когда-то Ксе; лицо шамана казалось землистым, вконец измученным. – Обычно она очень быстро залечивает свои раны».
«Исследование аномалии может серьезно продвинуть науку вперед», - сказал Ящер.
С самого первого дня в аномалии шел какой-то процесс, отражавшийся здесь, в строчках кода неименованной программы без справочного раздела, и ворон Лаунхоффера, зловещая тварь, по возможностям равная божеству, был при нем стражем… «Никто не может запретить Ящеру делать то, что он хочет. Но почему в секрете-то? – недоумевал Даниль. – Ларионов бы только порадовался, что такой монстр над проблемой работает. Он же все понимает: Ящер, конечно, псих и отморозок, но гений же. Неужели Лаунхоффер только назло ректору программу прятал? Как-то это совсем по-детски…»