Хижина дяди Тома (другой перевод)

Среди всех этих рассказов о жизни благородных господ мы рискуем забыть о нашем скромном друге Томе. Но если читатель пожелает заглянуть вместе с нами в маленькую комнатку над конюшнями, он сразу войдет в курс его дел.

Комната очень мала. В ней стоят кровать, стул и грубо выструганный стол, на котором лежит Библия. Том сидит за столом и держит перед собой грифельную доску, поглощенный каким-то делом, требующим, очевидно, всех его сил и внимания.

Тоска по семье постепенно так возросла в душе Тома, что, выпросив у Евы листок бумаги и постаравшись собрать все свои познания по каллиграфии, почерпнутые из занятий с Джорджем, он решил написать письмо. Прежде всего нужно было составить черновик. Том находился в великом смущении. Он позабыл, как пишутся некоторые буквы, и весь погрузился в свою работу, стараясь их вспомнить. Вдруг, легкая как птичка, в комнату впорхнула Ева и, взобравшись сзади на его стул, заглянула через его плечо на доску.

— Ой, дядя Том! Какие смешные штуки ты выводишь! — воскликнула она.

— Я пробую, мисс Ева, написать письмо моей бедной старухе и ребятишкам. — Том смахнул ладонью навернувшиеся слезы. — Но мне кажется, что я не сумею…

— Мне бы очень хотелось помочь тебе, Том, — сказала девочка. — Я немножко училась писать. В прошлом году я хорошо знала все буквы, но сейчас боюсь, что забыла.

Ева прижалась своей золотистой головкой к черной курчавой голове Тома, и они вдвоем занялись сложным делом. Познания у обоих были малоудовлетворительны. После долгих усилий, попыток и совещаний на доске появилось нечто вроде написанных слов.

— Ах, дядя Том! Вот теперь получается совсем хорошо! — воскликнула наконец Ева, с восхищением глядя на доску. — Как обрадуется твоя жена! А детки твои как будут довольны! Как это гадко, что тебя увезли от них. Я попрошу папу отослать тебя к ним обратно…

— Моя прежняя хозяйка обещала выкупить меня, как только представится возможность. Я надеюсь, она свое обещание выполнит… Молодой мастер Джордж сказал, что приедет за мной. Он подарил мне в залог долларовую монету.

И Том вытащил из-за пазухи продырявленный доллар.

— О, тогда он, наверно, приедет! — с уверенностью сказала Ева. — Я очень рада!

— Потому-то мне и нужно им написать, чтобы они знали, где я нахожусь. Потом я хочу сообщить бедной моей Хлое, что мне неплохо живется. Она так боялась за меня, бедняжка…

— Том! — позвал Сен-Клер, появляясь в дверях.

Том и Ева одновременно поднялись на ноги.

— Что вы тут делаете? — спросил Сен-Клер, подойдя ближе и взглянув на грифельную доску.

— Это письмо… — проговорил Том, — может быть, мне не следовало…

— Мне не хотелось бы обижать вас, ни того ни другого, но мне кажется, Том, что уж лучше ты бы попросил меня написать за тебя письмо. Я займусь этим, как только вернусь после катанья верхом.

— Ему обязательно нужно написать! — воскликнула Ева. — Потому что, папочка, его хозяйка обещала выкупить его…

В тот же вечер письмо Тома было написано по всем правилам искусства и сдано на почту.

Мисс Офелия тем временем не отступала от своей линии в ведении хозяйства и продолжала внедрять всякие новшества. Все в доме, начиная от Дины и кончая последним негритенком, в один голос повторяли, что мисс Офелия очень «странная»; так обычно рабы на Юге называют хозяев, которые им не пришлись по вкусу.

Привилегированные слуги — камердинер Сен-Клера Адольф и горничные Джэн и Роза — уверяли, что она не настоящая леди; настоящие леди, по их словам, никогда не занимаются такими делами.

Мари, со своей стороны, утверждала, что ее просто утомляет чрезмерная деловитость мисс Офелии. Активность ее и в самом деле могла подать некоторый повод к таким жалобам. Она шила и штопала с раннего утра и до поздней ночи, словно ее вынуждала к тому крайняя необходимость. Иногда она откладывала шитье, но лишь с тем, чтобы взяться за вязанье, и спицы шевелились, шевелились, шевелились… Да, в самом деле было утомительно глядеть на нее!

Глава XX Топси

Однажды утром, когда Офелия была поглощена хозяйственными делами, с лестницы донесся голос Сен-Клера.

— Спуститесь вниз, кузина! — кричал он. — Я хочу вам кое-что показать!

— В чем дело? — спросила мисс Офелия, спускаясь по лестнице с шитьем в руках.

— Поглядите, — сказал Сен-Клер, — я кое-что купил специально для вас. — И он подтолкнул к ней маленькую девочку-негритянку лет восьми или девяти.

Она была необыкновенно черна, даже для негритянки. Круглые глаза, блестящие, как стеклянные бусы, с необычайной быстротой перебегали с предмета на предмет. Губы, полураскрытые от удивления, вызванного чудесами, наполнявшими этот дом, обнажали два ряда ослепительно-белых зубов. Ее курчавые волосы, заплетенные во множество тонких косичек, торчали во все стороны. Лицо выражало какую-то смесь упрямства и хитрости, странно смягченных оттенком торжественной серьезности. Вся одежда ее состояла из старого порванного платья, сшитого из холщового мешка. Так стояла она, с напускной скромностью скрестив руки на груди. Всей своей внешностью она скорее напоминала какого-то маленького лесного зверька, чем девочку.

— Огюстэн, — произнесла мисс Офелия, поворачиваясь к Сен-Клеру, — зачем вы привели сюда это… существо?

— Для того чтобы вы могли проявить свои способности: надлежащим образом обучить и воспитать ее. Мне показалось, что это забавный образец породы Джимми-Вороненка… Сюда, Топси! — И он свистнул, словно подзывая собаку. — Спой-ка нам одну из твоих песенок и попляши!

В блестящих, как стеклышки, глазах девочки сверкнул озорной огонек, и пронзительным голосом она затянула старинную негритянскую песню. Пение свое она сопровождала размеренными движениями ног и рук — хлопала в ладоши, подскакивала, кружилась на одном месте, стукала коленкой о коленку и, не переставая, тянула свою протяжную песню. В завершение она несколько раз перекувырнулась, испустила пронзительный крик, столь же чуждый гамме человеческих звуков, как свисток локомотива, и внезапно замерла в неподвижной позе на ковре, скрестив руки с выражением лицемерия и торжества, искоса бросая на присутствующих плутоватые взоры.

Мисс Офелия молчала. Она была поражена.

Сен-Клер, как озорной мальчишка, наслаждался достигнутым эффектом.

— Топси, — произнес он, обращаясь к девочке, — вот твоя новая госпожа. Я дарю тебя ей. Смотри, веди себя как следует.

— Да, сэр, — ответила Топси все с той же торжественной серьезностью, но в то же время довольно зло прищурившись.

— Нужно быть хорошей девочкой, слышишь, Топси? — продолжал Сен-Клер.

— О да, сэр! — воскликнула Топси с видом лицемерной покорности.

— Послушайте, Огюстэн, — воскликнула Офелия, — что все это значит? Ваш дом и так битком набит этими черномазыми ребятишками! Шагнуть нельзя, того и гляди наступишь на кого-нибудь из них… Встаю утром — наталкиваюсь на негритенка, спящего за дверью… Пошла дальше — из-под стола выглядывает чья-то чумазая физиономия; третий растянулся на коврике в вестибюле. Они копошатся всюду, кричат, лазают куда попало… А вам понадобилась еще эта! Зачем?

— Чтобы вы занялись ею, обучили и воспитали, ведь я уже говорил вам. Вы все проповедуете, что им нужно дать образование, вот я и хотел предоставить вам достойный экземпляр для опыта. Воспитайте ее так, как подобает.

— Уверяю вас, что мне это совсем не нужно! У меня и так работы выше головы.

— Вот таковы все вы, христиане! Вы организуете целые общества и посылаете каких-то несчастных миссионеров просвещать язычников. Но покажите мне хоть одного человека, который был бы способен взять к себе такого бедного язычника и заняться его обращением! Если кому-нибудь из вас предложить такое дело, сразу же окажется, что эти нуждающиеся в вашем внимании «ужасно грязны» и «неприятны», что это потребует чересчур больших усилий, и так далее, и так далее…