Хочу проснуться, когда все закончится

– Да и пожалуйста! Мое мнение от этого не изменится.

– Вот и прекрасно. Но посуду все равно моешь ты. И, кстати, можешь уже приступать.

Тетя Кэрол всегда была строга с Ником. Она говорила, что боится вырастить из него бесхарактерного и ленивого человека. Поэтому не давала ему расслабляться.

Дядя Джош подключался к воспитанию только, когда подростковый максимализм Ника начинал зашкаливать выше допустимой отметки. Вмешательство отца быстро возвращало его в реальность.

Его, конечно, никто не бил. В нашей семье запрещалось поднимать руку на детей. Но после разговоров наедине с отцом, Ник признавался, что уж лучше бы получил пару подзатыльников.

– Это было бы слишком просто и не действенно, - говорил дядя Джош.

Ник с лицом великого мученика убирал со стола, не давая никому возможности допить кофе. И мы, чтобы не мешать ему наслаждаться наказанием, решили продолжить нашу беседу за игрой в карты, и переместились в гостиную.

После пяти подряд поражений, я решил перейти из ранга игроков в разряд наблюдателей. К тому же, игра мне уже порядком надоела. Моего терпения не хватало на долгое занятие одним делом. Спустя некоторое время оно попросту теряло в моих глазах свою увлекательность, и мне становилось невыносимо скучно.

Тетя Кэрол и Люси весь день провели на кухне, приготовив столько блюд, будто ждали еще одну большую компанию. Тетя всегда переживала, что кто-нибудь останется голодным, и предпочитала готовить с запасом. А постоянные отказы Люси от ужина приводили ее в отчаяние и раздражение. Сегодняшний день не стал исключением, когда Люси в очередной раз отказалась даже за стол садиться, боясь соблазна.

Ник как обычно не смог это не прокомментировать, за что был снова наказан, и весь вечер мыл посуду. Тетя Кэрол знала, как для него это унизительно, и поэтому использовала такой метод в качестве наказания. Она надеялась, что нежелание убираться на кухне, изменит его.

Все эти семейные перепалки утомили меня за весь день до нестерпимой боли в голове. И в десять часов вечера я уже пожелал всем спокойной ночи, решив пораньше лечь спать, в надежде, что быстро усну, и боль пройдет.

Но только голова коснулась подушки, как внутри черепа что-то зазвенело, застучало, заскрежетало. Невыносимый шум разрывал голову изнутри. Я даже невольно сделал ставку, кто из них одержит победу в операции "оставить Дэна без головы".

Если в этот момент я еще мог шутить, значит, не все было так плохо. Наверное. А "наверное" - потому что такого со мной никогда не случалось. Бывало, конечно, болела голова до звездочек перед глазами, но никогда не было так страшно, как сейчас.

Кое-как поднявшись с кровати, и, включив свет, я засыпал в рот горсть обезболивающих таблеток, и лег обратно, с головой укрывшись одеялом.

Через несколько минут наступила знакомая мне уже звенящая, угнетающая тишина, в которой я даже не слышал своего дыхания и биения сердца. Оно, казалось, остановилось. И вот я вроде бы жив, а мое сердце не бьется.

Вдруг я почувствовал такую небывалую легкость и умиротворенность, будто моя душа покинула уставшее измученное тело, обрела покой и собственную жизнь, покидая и усыпляя сознание.

– Дэн! Дэн, открой глаза!
– услышал я, как кто-то зовет меня полушепотом.

Голос казался мне знакомым, но в то же время я четко понимал, что он не принадлежит никому из тех, кто может сейчас находиться в доме. Испугавшись этой мысли, я хотел было резко открыть глаза, но они наотрез отказывались мне подчиняться. Казалось, тело не принадлежит мне.

Лишь только мысли в голове не просто двигались, а слонялись из стороны в сторону, сталкиваясь друг с другом в безуспешной попытке найти ответ на вопрос: "Что, черт возьми, происходит?"

– Дэн, ты меня слышишь?
– все не унимался этот голос. Это была девушка.

Потеряв уже всякую надежду на то, что смогу справиться со своим бессилием, я неожиданно открыл глаза.

– Рада снова видеть тебя, - улыбаясь, сказала она.

Я медленно осмотрелся. Вокруг ничего не было. Появилось ощущение, что где-то я уже это видел.

– Ты кто?
– спросил я и стал пристально вглядываться в ее лицо, надеясь вспомнить, кто она.

– Ты меня не помнишь?

– Впервые вижу!

– Не правда! Мы уже виделись. На этом же месте. Я - Эмили. Помнишь?

– Эмили!? Не...- мне будто дали по голове чем-то тяжелым. Мысли сразу выстроились в строгом порядке: операция, наркоз, и сон, в котором я вижу Эмили.

– А, снова этот сон!
– разочарованно сказал я.

– Это не сон. Все по-настоящему.

– Ну да, сон обычно всегда доказывает, что он не сон, - усмехнулся я.

– Зря смеешься, Дэн. Когда ты все поймешь, будет не до шуток.

Ее взгляд стал настолько серьезным, что я даже растерялся. Набравшись сил, я приподнялся и сел.

– Слушай, я оценил твое чувство юмора, классная шутка! Но, если это не сон, то, что тогда? Меня похитили инопланетяне и приказали тебе меня стеречь?
– рассмеялся я.

Эмили ничего не ответила, продолжая изображать на лице вселенскую скорбь.

– То, что ты сделал, все равно ничего не изменит, - печально сказала она.
– Зря ты меня не послушал.

"ЗРЯ Я ЕЕ НЕ ПОСЛУШАЛ?
– подумал я и настороженно посмотрел на нее.
– Похоже, она не в своем уме. Или, может, я, умер и пока не понимаю этого".

– Если ты не будешь меня слушать, то именно так и произойдет, - будто прочитав мои мысли, сказала Эмили.

– Почему это я должен слушать постороннего человека, который, скорее всего не смог справиться даже со своей жизнью, а теперь пытается учить меня.

– У меня не было собственной жизни.

Чем дольше продолжался наш диалог, тем больше я убеждался, что это самый нелепый разговор, который когда-либо со мной случался. И эта странная Эмили, похоже, сама толком не понимает, что происходит.

Она смотрела на меня, как обиженный ребенок. Я даже почувствовал себя виноватым в этом.

– А ты давно здесь?
– пытался я придать этому вопросу большую заинтересованность, чем было на самом деле. Неизвестно, сколько мне еще здесь находиться. А раз она уверена, что все знает, значит, нужно держаться к ней поближе.

– Иногда мне кажется, что я всегда была здесь. А иногда, что попала сюда совсем недавно. Но я все равно надеюсь, что найду для нас выход.

– Надежда - это напрасное ожидание того, что никогда не произойдет, - зачем-то сказал я, тяжело вздохнув.