Хочу проснуться, когда все закончится

А мама все плачет, шепча мое имя. И тут я слышу голос отца, который велит уходить. Он повторяет это без остановки. Его голос звучит у меня в голове и мне становится страшно. Он какой-то чужой, какой-то далекий и холодный, будто прорвавшийся через время и пространство.

Я не понимаю, почему он меня гонит. Почему он так строг со мной. Я продолжаю стоять на месте, вглядываясь в их лица, которые медленно начинают исчезать.

И вот это уже снова обычное окно, на той стороне которого опять пустота.

Не знаю сколько прошло времени с того момента, как я вышел из автобуса и стал, не отрываясь, разглядывать дом, будто меня загипнотизировали. Но, видимо, достаточно для того, чтобы новые хозяева стали периодически выглядывать в окно, подозрительно меня рассматривая. Пока, наконец, в дверях не показался хозяин с озабоченным и напряженным выражением лица.

– Молодой человек, Вы кого-то ищите?

– Я? Нет.. просто мимо проходил и засмотрелся. У Вас прекрасный дом... берегите его.

Мужчина с опаской посмотрел, но ничего не ответил. Может, принял меня за сумасшедшего, пялящегося в чужие окна.

Еще раз взглянув на дом, я медленно пошел прочь, чувствуя себя обессиленным.

Но сегодня мне предстояло выдержать еще одно испытание. Ежегодная поездка к могиле родителей.

В этот день мы все ходили молча, перекидываясь лишь короткими фразами, которые иногда не договаривали до конца.

Внутри все сжималось от боли. И даже зная, что мне скоро предстоит долгожданная встреча, я все равно не мог смириться с тем, что моя жизнь сложилась именно так. Именно так, как я бы никогда не хотел, чтобы она сложилась.

На кладбище тетя Кэрол долго стояла у могилы и то тихонько всхлипывала, то рыдая, разговаривала с фотографиями, рассказывая последние новости. Она была уверена, что мама с папой всегда приходят на эту встречу, чтобы послушать ее и посмотреть на всех нас.

После ужина я сразу поехал домой. Не мог выносить больше слез. Сил на скорбь тоже уже не осталось. А рассказать тете Кэрол свою тайну я пока не мог.

Вечером получил сообщение от Саймона. Он знал, что мне плохо, даже, когда его не было рядом. Он всегда находил нужные слова. В отличие от меня, который предпочитал промолчать, чем найти, что сказать в утешение.

Сейчас мне было достаточно слов "Я с тобой, друг", которые он написал, чтобы я действительно почувствовал, что не один.

XII ГЛАВА

Этой ночью уснуть не удалось. Внутренний голос издевательски надо мной смеялся. Сквозь его непрерывный смех я не мог разобрать, что он пытается сказать. Он произносил слово и тут же его голос снова срывался на смех, который напоминал мне истерический смех сумасшедшего.

Я лежал и, молча, смотрел в потолок, мысленно говоря ему, что он болен, и что лучше бы ему оставить меня в покое, пока я не разозлился окончательно и не вышвырнул его. Но реакция на мои слова была предсказуемой. Он еще громче начинал смеяться, открывая рот так широко, что я видел его глотку, в которую мне хотелось засунуть кляп, намазав клеем, чтобы он там и остался, заткнув его навсегда.

Мы никогда не знаем, кто управляет нами. И мне всегда было интересно услышать истинный голос своей души. Мужчина она или женщина? Или, может, ребенок? Было бы у нее человеческое обличие, если бы однажды она стала жить рядом с каждым из нас, а не внутри?

За всю эту неспокойную ночь удалось поспать не больше двух часов. И даже проснувшись, я продолжал слышать смех. Он звучал уже откуда-то издалека, и не так злил как ночью. Поэтому я смог настроиться и не обращать на него внимания. И это сработало. Как с человеком, когда начинаешь его игнорировать: ему становится скучно, и он отстает, отправляясь на поиски новой жертвы. Вот только с голосом было одно "но". Я точно знал, что он никуда не уйдет. Ему было со мной интересно, даже, когда я побеждал или не обращал внимания.

Все привычнее для меня становился новый образ жизни. Я ничего не делал, а лишь только попадал в какие-то передряги.

Стирая воспоминания, я хотел получить внутренний покой и найти то, что сделает меня счастливым. Но все идет не по сценарию. Во всяком случае, не по моему. И я даже начал свыкаться с этой мыслью. Но внутри, будто отдельно от меня разгорался бунт и протест против этого.

Я не хотел возвращаться на работу. Интерес к ней пропал. Сейчас даже не могу сказать, когда именно. До или после операции. Возможно, до нее я просто не хотел себе в этом признаваться, да и менять привычную жизнь тоже. Я попросту не знал, как ее менять и на что.

А может, все изменилось после. Может, в удаленных воспоминаниях хранился интерес и значимость работы для меня. А вместе с воспоминаниями ушли и они. Теперь уже не разобраться.

Но факт остается фактом. И признаться, у меня не просто пропал интерес и желание. Меня воротило от одной лишь только мысли, что снова придется изо дня в день ходить на работу и выполнять чьи-то поручения и желания, растрачивая понапрасну свою жизнь. Я больше не видел в этом смысла, и не хотел его искать.

Сейчас мне было сложно понять, чего я хочу. Остаться без работы не лучший вариант, и не лучший выбор. Желание быть свободным от всего перечеркивалось законами жизни, по которым должен жить каждый. Должен. И никто не спрашивает - а чего же хочешь ты на самом деле? От чего ты будешь счастлив? Что поможет тебе жить? Именно жить, а не существовать в том пространстве, где боль и отчаяние загоняют тебя в тупик, заставляя засыпать и просыпаться в одном и том же состоянии отвращения к себе и к миру.

Но я понимал, что деньги закончатся уже совсем скоро, и мне придется выйти на работу, или же искать другой вариант заработка.

Оставшаяся со мной привычка, откладывать все на потом, снова заставила пообещать себе вернуться к этому вопросу позже.

Забыть обо всех размышлениях меня заставил Саймон. Вернее, его сообщение.

"Дэн, сегодня суббота! Едем отдыхать, как и договаривались!"

Пока я раздумывал над ответом, а если быть честным - над отговоркой, чтобы никуда не ехать, он настойчиво продолжал писать, обещая незабываемый отдых, который отвлечет меня от всех проблем.

Не придумав ни одной достойной и стоящей причины не ехать, мне ничего больше не оставалось, как согласиться. У меня было ровно двадцать минут, чтобы собраться, как сообщил мне Саймон с несколькими восклицательными знаками.

Вышел я из дома даже раньше, чем он заехал. В городе еще было тихо. На улице почти никого, за исключением нескольких человек ожидающих на остановке автобус. И ждали они его, вероятно, давно, нервно поглядывая на часы. В выходные всегда проблема с транспортом.

Бледно-голубое небо постепенно окрашивалось в желтый цвет. Лучи солнца, как молодые побеги цветов, тянулись все выше, занимая свое законное место.

По утрам воздух был еще прохладный. Но такой легкий и свежий, какой бывает только весной. Он будто перерождался после долгой зимы и становился чистым. Его хотелось вдыхать снова и снова, и не выпускать из себя, заставляя с его помощью перерождаться самому.

Я словно кокаиновый наркоман стоял с закрытыми глазами и втягивал весь этот воздух, чувствуя, как он наполняет меня, как чистая родниковая вода наполняет кувшин. Становилось так легко и спокойно, словно накопившаяся тревога медленно покидала, даря равновесие и уверенность в своих силах.