Hold Me

— Я ничего не сделал! — пытается не кричать, но его голос оглушает. Исподлобья смотрю на него, усмехаясь:

— Так, какого хера, ты там забыл? — пытаюсь скрыть свои настоящие эмоции за приторной ухмылкой, сильнее сдавливая рукой шею Шона, который вжимается в стену затылком, поднимая голову:

— Я-я пришел поговорить! Я всего лишь рассказал ей!

Мои глаза становятся больше, хотя мне самому с трудом удается понять, что только что вызвало во мне легкое напряжение, сравнимое с первой стадией страха. Открываю рот, выпустив судорожный от злости вздох:

— Что ты ей сказал? — не сдерживаюсь. — Что?!

— Это её дело! Тебе незачем знать! — кричит в ответ, пихая меня руками в плечи, отчего делаю шаг назад. — Отвали, черт подери!

Я напрягаюсь и хватаю парня за ворот, развернув в сторону ступенек, толкаю в спину, но, к сожалению, он не катится вниз, просто спотыкается, оказываясь на лужайке быстрее, чем мог. Шон дергает плечами, желая без рук поправить съехавшую ткань куртки, и поворачивается ко мне, тяжело дыша:

— Я ничего не сделал, — повторяет, хрипя и глотая ночной воздух. — Но… — бросает взгляд в сторону дверей, после чего вновь возвращает его на меня, щурясь. — Она сделает. Теперь, она точно сорвется… — практически шепчет. Сжимаю ладони в кулаки, делая большой шаг к краю крыльца, и Шон отступает назад, качая головой с усмешкой:

— На твоем месте я бы не заходил внутрь, — теперь в его голосе слышится что-то иное. Волнение? Чертово подобие того, что люди называют «предупреждением», от которого мне хочется блевать, поэтому делаю ещё шаг, но уже короче, опустившись на одну ступеньку вниз, и не свожу взгляда с парня, который пытается казаться собранным и уверенным, но в его глазах всё отлично читается. Чертов слабак.

— Если я ещё раз увижу тебя здесь… — говорю спокойно, без злости и напряжения, чтобы запугать, люди боятся тех, кто не выказывает эмоций, ведь не знают, чего от них ждать. — Я тебя сломаю, — киваю головой, будто соглашаясь со своими же словами, и усмехаюсь, в то время как ухмылка Шона исчезает с потного лица. — Уничтожу, — холод. Я должен проявить больше холода, яда, дав этому типу подавиться моими словами, захлебнуться, задохнуться. — Проваливай.

Шон качает головой, отступая назад:

— Ты ничего не понимаешь…

— Иди домой к мамке и там плачься, сосунок, — еле сдерживаю тон голоса. — Иначе вернешься к ней со сломанным носом.

— Не заходи туда, — Шон повторяет, нервно облизывая губы языком, и толкает калитку, выбегая прочь с участка. Я стою ровно, провожая его взглядом, и, только когда парень пропадает с поля зрения, выдыхаю. Всё, что есть во мне, выходит наружу. Вновь сутулю плечи, опираясь рукой на перила, и наклоняю голову, опускаю ниже, чем когда-либо. Шум за спиной. Поворачиваюсь, устремив взгляд в темноту коридора. Глотаю воду во рту, чтобы избавиться от сухости в горле, но это не помогает. Першение продолжается, ведь я повысил голос. С уже настоящим напряжением смотрю в сторону двери, действительно думая, как поступить. Шон что-то рассказал ей. Может ли это касаться «того» дня? Нет, он не настолько рискованный. Но парень явно пришел сюда с одной целью — «вывести» Эмили. Черт, такое чувство, что все только и ждут, что она сорвется и вытворит что-то этакое. Кого я обманываю? Так оно и есть, но…

— Черт, — шепчу губами, закусив нижнюю от тревоги, и повторно вдыхаю кислород, неуверенно шагая в сторону порога темного дома. Опираюсь рукой на дверную раму, заглядывая внутрь. Тишина, которая рушится лишь каким-то грохотом, но откуда тот исходит — непонятно. Переступаю порог, внезапно осознавая, что именно сейчас испытываю.

Страх.

Да, всячески прячу это правду от самого себя, но всё-таки, это чувство не исчезает. Пытаюсь отбросить все те рассказы ублюдков из класса о том, что «тогда» произошло, что «тогда» сделала Эмили, ведь не верю, что настолько хрупкий человек, боящийся чужих взглядов, способен на такое. Но ведь проблема есть, просто мне пока неясно, какой у неё характер. Вот, в чем суть. Как можно помочь кому-то, не зная о правильности действия. У Хоуп провалы в памяти, но что будет, если ей рассказать обо всём? Верно, её мозг, получив много информации, начнет напрягаться, воспоминания сами полезут в голову, и тогда произойдет «взрыв», которого все так добиваются.

Они хотят избавиться от Эмили.

Но будет ли это правильно?

Подхожу к лестнице, ведущей на второй этаж, и останавливаюсь, прислушиваясь, чтобы понять, откуда исходит шум. Точно не сверху. Опускаю глаза, напряженно всматриваясь в темноту, и вспоминаю, что видел дверь. Думаю, это что-то вроде подсобки, так что…

Грохот.

Проглатываю страх, делая шаги в сторону стены, у которой, предположительно, должна быть дверь. Вытягиваю руку, пытаясь заставить глаза привыкнуть к темноте, чтобы лучше разбирать дорогу. Пальцами касаюсь холодной ручки, и дергаю, правда, предварительно не успеваю оценить свои действия, так что жалею только тогда, когда сквозной ветер врывается в спуск вниз с лестницей, ведущей, как я надеюсь, в подсобку или подвал. Сквозняк сильный, так что ощущаю его, как толчки в спину. Осторожно, боясь оступиться, шагаю вниз, держась за перила лестницы, по обе стороны которой стены, дверь захлопывается под давлением ветра, но я всё равно неосознанно вздрагиваю, бросив взгляд назад. В темноту. Кромешную. И вздыхаю, качнув головой:

— Вот придурок, — продолжаю спускаться, проверяя состояние Засранца, который цепляется за ткань футболки, пытаясь удобнее расположиться, чтобы вздремнуть. Наконец, глаза привыкают к темноте, поэтому могу разглядеть перед собой ещё одну дверь, которая слегка приоткрыта за счет давление уже не такого сильного ветра. Спускаюсь к ней, слыша шум. Что ж, сомнений не остается. Эмили за дверью. Касаюсь ручки рукой, приоткрывая, и заглядываю в темное помещение со стеллажами. Думаю, здесь держат всякий ненужный хлам. Слишком много нераспакованных коробок. Небольшие окошки у самого потолка, неясно, как, но через них в подсобку проникает бледный свет от фонарей. Уже неплохо. Набираю в легкие пыльного воздуха, толкая дверь, и та поддается, скрипя. Черт, надо будет здесь всё смазать, и без того нервы на пределе. Всматриваюсь в помещение, прислушиваюсь, делаю шаг вперед, повернув голову, и замираю.

Её легко заметить.

Девушка стоит в конце, у самой стены. Ровно, не сутулясь, как обычно. Её темные волосы в естественном беспорядке, только теперь из-за них мне не разглядеть лица, глаз. Она одета в джинсы и белую майку. Не шевелится. Стоит немного боком ко мне, между стеллажами с коробками, голова повернута в мою сторону, и я хорошо осознаю, что она видит меня. Но проблема в том, что я не вижу её лица. Не могу оценить состояние. Даже дыхания не слышу, отчего в горле образовывается ком. Не двигаюсь, боюсь сделать лишнее движение, а морально сражаюсь со своими мыслями, пытаясь отогнать слова Шона: «Не заходи туда». Глотаю пыль, давясь, но сдерживаю рвущийся наружу кашель, что дается с особым трудом, и облизываю губы, всё-таки решая что-то предпринять, ведь эта игра в гляделки, в которой я чувствую себя слабым игроком, лишает меня сил.

— Эм… — успеваю шепнуть, как девушка резко убегает за стеллаж, издав при этом ни то рычание, ни то мычание. Я не смог расслышать, но теперь не вижу её. И не слышу. Так что в животе завязывается неприятный узел, давящая боль в висках рождает страх и панику, увеличивает неуверенность.

«Нет, — Джизи качает головой. — Она никого не убила, но… Психику разрушила многим детям. Да что там… Ты нашего физика видел? Это из-за неё он такой».

Дрожащий вздох слетает с губ, которые тут же сжимаю, начиная злиться на себя за такую слабость. Эмили — человек. Эмили — девушка. Она ничего не сможет мне сделать.

«Для неё это будто игра», — Джизи говорит тише, будто боясь реакции со стороны друзей.

Делаю короткий шаг в сторону стеллажей с хламом, вслушиваюсь, пытаясь уловить хоть какой-то звук, но ничего. Откашливаюсь, постоянно повторяя про себя, что Эмили — человек. Эмили — человек. Эмиличеловекчеловекчеловекчеловек. Но в голове лишь: «Надо уходить. Бросать это к черту! С какого хера он вообще вяжется с ненормальными?»

Черт, да, я спрашиваю себя об этом постоянно, каждый гребаный день начинается именно с этого. И я, как ни странно, убеждаю себя в правильности того, что все сторонятся Хоуп, так что покидаю дом с уверенностью, что вообще спокойно могу игнорировать её, как и остальных людей, но стоит взглядом наткнуться на неё, как все догадки отходят в сторону.

Ведь она совершенно не похожа на того человека, которого мне все описывают. Это чертовски неправильно, но… Кажется, Эмили…

Ход мыслей обрывается, когда слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь, и успеваю заметить, как Хоуп проносится по промежутку от одного стеллажа к другому, после чего я вновь её не вижу. Хмурю брови, стиснув зубы, и громкими шагами направляюсь за ней:

— Эй! — мои необдуманные действия объясняются страхом, так что повышенный тон голоса — неудачная попытка скрыть эмоции.