Hold Me

Расплачиваюсь, быстро покидая здание магазина, спешу, хотя причина моей паники в такое время мне не понятна. Я ведь не уверена, что это был именно он, так, к чему такая спешка?

Ночь — время, когда я существую для себя, — это нечто интимное. Как чертовски глупо звучит, но что правда, то правда. И не позволю кому-то вот так разрушить мою «романтику».

Перебираю ногами, добираясь до дома быстрее, чем хотелось бы, при этом успеваю прочесть пару страниц, и, как ни странно, начинаю искать смысл в предложениях и словах, в которых он на первый взгляд отсутствует, так что чтение затрудняется.

Поднимаюсь на крыльцо, дергая ручку двери, но замираю, прислушиваясь, когда за мной слышу странный звук. Словно что-то катится с большой скоростью по дороге, но не оборачиваюсь, борясь с мурашками, что вновь бегут по спине, когда звук отдаляется. Так же быстро. Поворачиваю голову, успев зацепить отдаляющуюся фигуру до того момента, как парень сворачивает за угол на другую улицу. Слабо хмурю темные брови, коснувшись краем стаканчика губ.

Странный тип.

***

Школьные коридоры разрываются от громкого звонка, что напрягает мышцы моего тела, заставляя торопиться. Пытаюсь уложить все ненужное в шкафчике, при этом держа в одной руке книгу, от которой никак не могу оторваться. Это сложно назвать литературой, но написанное привлекает своей неоднозначностью. Или, быть может, я просто пытаюсь во всем искать суть. Моя собственная больная фантазия.

Ученики расходятся по кабинетам, чтобы не попасть в руки мистера Вудфу — дежурного учителя на этой неделе, который ловит всех опоздавших и отводит в кабинет секретаря, чтобы те писали объяснительные. И, дабы не оказаться в их числе, я закрываю шкафчик, торопясь в сторону кабинета физики. Черт, кажется, у меня скоро начнется приступ истерического смеха, ведь как только какой-нибудь учитель заболевает, в качестве замены нам ставят предмет мистера Морти. Ирония, самая настоящая и беспощадная. Хочу свернуть за угол, но ноги «въедаются» в сверкающий бледный пол, когда передо мной останавливается высокая фигура. Мне не нужно поднимать глаза, чтобы понять, кто это.

Рикт. Точно, его зовут Шон.

Делаю шаг в сторону, чтобы обойти, но и парень поступает так же, вот только нарочно не дает мне пройти, знает ведь, как учитель «любит» меня, и его особое отношение постоянно сказывается на моей успеваемости. А если я опаздываю, так это настоящий «красный» день календаря. Весь коридор уже поник в тишине, а голоса строгих учителей звучат эхом по всей длине. Хмурю брови, но голову не поднимаю, ожидая, что намерен делать Шон, который вдруг как-то грубо касается моих волос, взяв пальцами прядь, отчего мои губы приоткрываются, выпуская тяжелый, полный обречения вздох. Прижимаю книгу к груди, с полным повиновением готовлюсь вытерпеть то, что он хочет сделать, но парень явно не спешит. Его ровное дыхание касается моей макушки, так что вся кожа бугрится от неприятного ощущения. Сжимаю зубы, отчего челюсть напрягается, не шевелюсь, желая, чтобы поскорее покончить с этим, но пальцы парня внезапно скользят вниз, к моей щеке, и это прикосновение вызывает боль в груди. Мой напряженный взгляд сосредоточен на белых кедах, а сердце сжимается, отчего начинает биться медленнее. Хмурю брови, когда Рикт проводит пальцем по моей щеке к скуле, больно надавливая на кожу.

— Сдохни, Хоуп, — его голос звучит тихо, но этот шепот для меня подобен крику в большом пустом помещении. Проглатываю обиду, дернув головой, и сутулюсь, быстро обходя парня, чтобы уже попасть в кабинет. Уж лучше терпеть мистера Морти, чем это. Я, черт, совсем не понимаю! Что я ему сделала? Что я сделала всем им?!

Переступаю порог кабинета, не взглянув на учителя, который взрывается гневными комментариями в мою сторону. Прохожу к своему месту, слишком громко садясь на стул, и бросаю рюкзак на пол, повернув голову, когда в класс заходит Шон с таким видом, словно «всё нормально, я черт возьми, всем желаю смерти, в этом нет ничего странного». Вновь смотрю на книгу, которую укладываю на колени, открыв на той странице, где остановилась при последнем чтении. Пытаюсь сконцентрироваться на словах, уйти глубоко в себя, чтобы успокоить бушующие эмоции и привести сердцебиение в порядок, иначе прямо здесь… Прямо здесь сломаюсь. Не хочу, чтобы кто-то видел меня такой. Это лишь пополнить список причин издевок надо мной.

Нарочно не слушаю учителя, который понимает, что низкая оценка уже не пугает меня, поэтому мужчина с презрением выдавливает:

— Ниже падать уже некуда, Хоуп? — он не дает объяснений этим словам, словно они вовсе не относятся к моему опозданию. Тайный подтекст. Проблема намного глубже, чем мне кажется. Краем глаза замечаю, как все косятся на меня, словно они хорошо понимают, о чем говорит мистер Морти. Одна я остаюсь в неведении, да?

Утыкаюсь в книгу, сжав дрожащие губы. Учитель начинает диктовать условие задачи, но не думаю даже вытаскивать тетрадь для создания видимости того, что занимаюсь вместе со всеми. Чем больше прочитываю строк, тем сильнее ухожу в себя, отвлекаясь на рассуждения о том, что именно хочет донести до читателя автор этих слов. Не могу даже выделить какую-то конкретную тему, на которую он рассуждает, словно «всё-вместе-в-кучу». Кем бы этот человек ни был, все его мысли в полном беспорядке, а в голове творится хаос. Именно это меня и привлекает в первую очередь.

— Хоуп! — мистер Морти не смог так просто оставить меня в покое, не прощает мой открытый «игнор», поэтому не проходит и десяти минут, как его голос вновь разрывает ушные перепонки, заставляя меня всё-таки приподнять голову, но не взглянуть на мужчину. — Какой ответ?! — он кричит. Господи, но Вам-то я что сделала?

Смотрю на доску, не поднимаясь со стула, хотя обычно этого требуют все учителя, но тут меня словно током прошибло. Не хочу. Вот и всё. Но и ответа я не знаю, поэтому вновь опускаю глаза на парту, хмуря брови, когда по классу начинают «ходить» смешки.

— Хоуп! — вновь призывают к ответу, так что проглатываю комок в сухом горле, приоткрыв рот, чтобы сказать, что не знаю, но тут взгляд сам скользит к соседу по парте, присутствие которого я не замечаю.

Тихий. Молчаливый.

Его будто и нет вовсе.

Мое внимание привлекает его рука. Пальцы сжимают карандаш, а круговые движения вырисовывают на полях тетради большие знаки, которые, не задумываюсь, читаю:

— Икс равен восьми, — резко отвожу взгляд в сторону, надеясь, что учитель не заметил, что я воспользовалась подсказкой соседа, который прекращает водить пишущим предметом по листу. Вижу, как мистер Морти замялся, словно всё пошло не по его плану. Этому человеку нужно выдавить на кого-то всю свою злость, а я не даю ему такой возможности, поэтому он что-то ворчит под нос, вновь поворачиваясь к доске, и черкает мелом тот ответ, который произнесла секунду назад. И одноклассники разочарованно фыркают, а некоторые шепчутся, мол, «повезло», или «это легкий пример». Я ерзаю на стуле, чувствуя, как мое сердцебиение вновь выходит из-под контроля, но уже от безумного волнения, ведь то, что сейчас произошло, — это нечто новое для меня. Вытираю о джинсы вспотевшие ладони, покосившись взглядом на О’Брайена, который продолжает крутить бедный карандаш в руках, смотря в стол. Неуверенно, словно с опаской тянусь к своему рюкзаку, чтобы вытащить карандаш, и выпрямляюсь, успев много раз остановить свой порыв сомнениями, которые мешают нормально вдохнуть из-за внезапно напавшей тревоги. Кажется, даже в глазах всё плывет от осознания того, что я хочу сейчас сделать, но… Нет, черт. Прижимаю руку, в ладони которой держу карандаш, к книге, сглатывая, после чего вновь набираю больше воздуха в легкие, которые с болью увеличиваются в груди. И поднимаю руку на парту, коснувшись кончиком карандаша тетради парня, который прекращает стучать своим пишущим предметом по столу. Кажется, моя дрожащая ладонь и кривой почерк выдают моё напряжение, поэтому делаю всё быстро, отдернув руку с такой скоростью, словно боясь обжечься.

Теперь на листе коряво, но написано «спасибо», и я могу спокойно продолжить чтение, вот только уставить в книгу мне не позволяет подскочившее давление. Кровь приливает к голове, и в глазах повторно темнеет. Парень вновь начинает стучать по парте, никак не ответив на мою благодарность. Что ж, главное, что я нашла в себе силы сделать это. Листаю книгу, глубоко дыша через нос. Мне нужно привести себя в порядок.

— Хоуп!

И мне этого не дадут.

Поднимаю голову, но не смотрю на учителя, который, кажется, вновь находит до чего можно докопаться. И не скрывает своей радости:

— Что у тебя на коленях? — вопрос поставлен. Теперь должен последовать убедительный ответ, но я молчу, уставившись на свою парту, будто она может мне чем-то помочь. Я, конечно, могу треснуть ею по голове мистера Морти, но я всё-таки не настолько одичала. Тем более, не собираюсь я опускаться до их уровня.

— Что ты там держишь? — вижу, как все начинают разглядывать книгу на моих коленях, тихо переговариваясь между собой. Я остаюсь неподвижной, поэтому только больше злю мужчину, который стукнул мелом по своему столу:

— Встань, Хоуп! — приказывает, сводя брови к центру, чтобы продемонстрировать всю полноту своей злости, ноздри Морти расширяются от тяжелого дыхания, а моё понимания тщетности бытия уже неотъемлемая часть жизнь, поэтому отодвигаю стул, который противно скрипит, царапая поверхность пола, за что мне «прилетит» дополнительно от учителя, который уже в предвкушении. Смог застать меня за чтением книги во время урока? Да, страшнее грешка не сыскать.

Стоп. Я весь день бросаюсь сарказмом? Что со мной не так?