Холод 2

От чая в фарфоровой чашке шёл пар, в тарелках лежали баранки, пряники и всевозможная выпечка, в блюдцах были варенье и мёд.

— Угощайся, — незнакомец жестом указал на стол. — Наверное, устал по замку-то бегать? Проголодался?

Мужчина говорил по-простому, без церемоний, да и внешность его была простовата: добродушное лицо с короткой седеющей бородкой, закатанные до локтей рукава рубахи из грубого сукна, потёртый бежевый камзол.

— Спасибо, — ответил я, но к пище не притронулся. — Я вас знаю?

— Уверен, ты слышал обо мне, — незнакомец обмакнул в варенье кусок белого хлеба, откусил и запил чаем. Когда прожевал, заговорил снова. — Извини, не представился сразу. Просто мне показалось, ты в курсе, кто я.

— Мастер?

— Верно. Он самый, — мужчина промокнул рот заткнутой за воротник салфеткой.

— Ноэма рассказывала, — проговорил я.

— Да, конечно. Я знаю. Ноэма... Бедная девочка. Она так страдает, так переживает за всех вас. Мне порой тяжело от того, что я создал столь ранимое и беззащитное перед болью этого мира существо. Но таков удел красоты.

— Страдать?

Мастер кивнул с печальным видом, а потом вытащил из-за воротника салфетку, положил на стол и, поднявшись, проговорил:

— Пойдём.

Я последовал за ним.

Через застеклённые двери мы вышли на балкон с мраморной балюстрадой. Дворец находился на высокой горе, а внизу, от подножья до самого горизонта, насколько хватает глаз раскинулся город. Я догадался, где мы: на той самой скале, которую я увидел в свой первый день во Сне и до которой, по словам сноходцев, невозможно добраться.

— Кто это создал? — спросил я. — Вы?

— Вы, — ответил Мастер. — Люди. Это создали люди.

— Вас тоже создали люди?

— Нет, меня не создал никто. Я появляюсь сам в начале каждого цикла. Я — лишь одно из выражений Бытия, как и вы все, как Явь, как Сон. Всё есть Бытие, а Бытие — есть пустота. Оно берёт начало в пустоте и уходит в пустоту. Таков цикл. Вначале — творение. Я олицетворяю его. Потом — гармония и красота, порядок, если хочешь. Ибо гармония — есть порядок. Это вторая ипостась.

— Ноэма?

— Да, она есть воплощение красоты и гармонии.

— У всех разное понимание красоты.

— Верно, а потому каждый видит её по-своему. Она не одна. Как и я не один. Но все мы — одно. А вместе с порядком появляется энтропия. Вы сражаетесь с ней, пытаетесь победить, пытаетесь продлить своё существование, оставить после себя что-то, что увековечит ваши имена, не понимая, что это бесполезно и бессмысленно. Всё разрушается, всё идёт к своей конечно точке — Хаосу. Хаос тоже ипостась Бытия, но после Хаоса Бытия нет — а есть пустота, из которой однажды снова возникнет всё сущее. И процесс этот не остановить.

— Какой в этом смысл? — спросил я.

— Никакого. Смысла нет. Смысл вы создали сами в своей голове. Бытие бессмысленно, пустота бессмысленна, даже творение бессмысленно. Оно есть, потому что есть, потому что не может не быть.

— Ладно, допустим... — я решил зайти с другой стороны, ибо в словах Мастера не было ответа на интересующие меня вопросы. — Что я должен делать?

Мастер посмотрел на меня удивлённым взглядом.

— Что мне делать? — повторил я вопрос. — Ноэма просила уничтожать посвящённых. Она сказала, что они виноваты в появлении Мары. Я должен убивать посвящённых? Я должен остановить Хаос? Как остановить то, что грядёт? Как уничтожить то, что уничтожить невозможно?

— Сознание посвящённых стало чёрной дырой, которая исторгает мрак, — Мастер облокотился на перила и уставился вдаль. — Не знаю, когда это началось и как долго продолжалось, но сейчас мир находится на грани. Порядок нарушается, красота гибнет, энтропия растёт. Хаос близится.

— Значит, надо избавить мир от посвящённых?

— Надо? Кто сказал, что надо?

— Но если они — зло?

— А что такое зло? Разрушение? Нет, это не зло, это естественный процесс. Он неизбежен. Ничто не может существовать вечно.

— Но они же...

— Ускоряют распад, приближают Хаоса, — перебил меня Мастер. — Да это так.

— И я про то же, — сказал я. — Ускоряют. А оно надо?

— Знаешь, я много думал насчёт тебя. Вначале мне казалось, в твоём появлении здесь нет смысла. Всё придёт к своему финалу, и мир этот однажды закончит своё существование. Так какая разница, когда? Но вы, люди, хотите продлить свой век, хотите отсрочить конец. Видимо, поэтому ты и появился. Процесс ускорился сильнее, чем нужно. И ты его замедлишь.

— Меня сюда кто-то отправил?

— Нет, — замотал головой Мастер. — Твоё появление — лишь следствие естественных причин. Не более.

Слова Мастера были загадочны, но я всё понял. Я осознал свой путь и то, что должен сделать в этом мире. Рано или поздно судьба столкнёт меня с ситуацией, в которой не окажется иного выбора, кроме как принять свою роль. Таков естественный ход вещей, которому ничто не может препятствовать.

— Как мне выйти отсюда? — спросил я, но Мастера уже не было рядом.

Я вернулся в комнату, но и тут его не оказалось, как не оказалось и столика с самоваром. Зато напротив меня стоял парень в чёрном жюстокоре, расшитом золотом. Это был Даниил.

— Вот мы и встретились, — проговорил я. — Мне уже давно надо с тобой поговорить. Ты ещё злишься?

— Ты ответишь за всё, — процедил парень, выхватил шпагу и ринулся на меня.

Я достал саблю. Наши клинки скрестились, началась схватка. Мы кружили по залу, отбивая удары друг друга, звон железа эхом разносился под потолком. Мы нападали и защищались, но чем дольше продолжался поединок, тем больше я понимал, что мой противник владеет шпагой не хуже и не лучше меня. Он был моим отражением, и сколько бы я ни пытался сделать обманный манёвр, провести стремительную атаку или взять натиском, у Даниила всегда находилось, чем ответить. Как и мне — на все его приёмы. Он угадывал мои движения, я — его. Мы бились на равных. Он был моим отражением, он был мной. Я бы воспользовался чарами, но не чувствовал в себе магической силы. Она тут не действовала, и полагаться оставалось только на клинок.

Но вот я начал уставать, движения мои стали медленнее, реакция хуже. Но Даниил тоже выбился из сил. Он продолжал махать шпагой, но давалось ему это всё труднее и труднее. Однако, несмотря на усталость, ни он меня не мог достать, ни я его.

Остановились тоже одновременно. Опустив клинки, мы стояли и смотрели друг на друга, и тяжело дышали. Мы оба поняли: драться дальше смысла нет. Никто из нас не выйдет победителем из этой схватки, пусть даже она продлится целый день.

Даниил глядел на меня исподлобья. Глаза его сверкали ненавистью. Бессильная злоба обуревала парня. Я же не чувствовал к нему ненависти. Его злость казалась мне смешной и глупой.