Холодок

– Но куда мы его отвезём?
– спросил Антошка.

– В моё убежище, - ответил Мит-каль. – Замок мой давно превратился в руины, но я нашёл довольно уютную пещеру в скале поблизости и устроился в ней. Там ему будет комфортнее, чем под открытым небом, да и запасы кое-какие у меня имеются. Нужно обязательно вылечить этого слугу. Мне кажется, что он знает кое-что ценное для нас.

Нам оставалось только согласиться. Осторожно перенеся вновь потерявшего сознание парня на повозку, мы отправились следом за Мит-калем к его пещере. И хотя я почти успокоился, но перед глазами нет-нет, да и возникало хорошенькое личико девушки, искажённое ужасом и страданием.

========== Глава 17. Исцелённый ==========

Пещера Мит-каля оказалась довольно комфортабельным обиталищем – сухая, чистая, с аккуратно сделанным очагом из валунов, над которым было что-то вроде вытяжки, по которой дым и уходил в щель в скале. У одной из стен было сооружено подобие ложа, покрытого громадными пушистыми шкурами. Как поведал Мит-каль, усмехнувшись, это были шкуры прежних хозяев пещеры – больших саблезубых кошек, хищных и диких. Само ложе было огромным, явно рассчитанным на прежние размеры Мит-каля – так что на нём вполне спокойно могли улечься мы все вчетвером, да ещё и место бы осталось.

Именно туда маг и сгрузил бесчувственного юношу, велев нам набрать воды и согреть её. Для воды имелись два больших, грубо сделанных глиняных кувшина – явно работы самого мага, а набирать её предполагалось из бьющего неподалёку родника. За два раза мы с Антошкой наполнили оба, поскольку никто из нас в одиночку поднять наполненный кувшин был не в состоянии. А затем мы просто подогрели воду с помощью силы.

Мит-каль тем временем полностью раздел спасённого и, осмотрев его, поморщился. И было от чего. Спину юноши покрывали давние зажившие рубцы от плети, причём было такое впечатление, что эту самую плеть сплели из колючей проволоки, ибо рубцы были неровными и бугристыми. Также на правом плече и левой стороне груди спасённого было два больших ожога – впрочем, тоже старых и заживших. В последнее время над ним явно никто не издевался – видно, старик не обижал своего слугу. Но что же пришлось пережить этому бедняге? За что с ним так?

Между тем, Мит-каль обтёр тело юноши губкой, смоченной в каком-то растворе, потом полил на рану немного зелья из серебряного кувшинчика тонкой работы – явно из запасов покойного старика, а потом с помощью какого-то инструмента, типа пинцета, ловко извлёк наконечник. Рана при этом снова закровила, но Мит-каль не стал останавливать кровотечение, а продолжил промывать рану зельем из кувшинчика, осторожно обтирая кровь губкой.

В ответ на мой вопросительный взгляд, он нахмурился и сказал:

– Яд. Вот почему мальчику стало так худо. Сама по себе рана не слишком опасна, но вот яд… И самое худое, что я понятия не имею, что это такое, и не могу его распознать. А раз я не могу это сделать – значит, и противоядие подобрать не смогу.

– И он… умрёт? – дрогнувшим голосом спросил подошедший Антошка. Я его понимал. Мы уже насмотрелись на смерть за сегодняшний день, не хотелось терять ещё и несчастного парня.

Мит-каль только вздохнул:

– Если смилостивятся над ним Сурайя и Шан-Сурайя – то, может быть, и выживет. Но я не могу ничего сказать, ибо не знаю, какое противоядие применить… Этот яд составлен весьма искусно, скорее всего, он оставлен в наследство Ордену самим Аш-Асином, да будет его имя проклято и забыто…

– Орденом? – с волнением спросил я. – Но разве на несчастных напали не разбойники?

– А откуда у простых разбойников яд такой силы? Нет, они действовали по чьей-то указке, им приказано было уничтожить целителя и его дочь. Меня сразу смутила жестокость этой расправы… А теперь понятно – несчастных приговорил Орден. К тому же… этот юноша явно рождён не в рабстве – видите эти ожоги? Ему, скорее всего, выжгли татуировки. Такие татуировки наносятся всем сыновьям и дочерям знатных родов в день совершеннолетия. И я даже предположить не могу, за какой проступок его могли лишить права считаться знатным человеком, да ещё и сделать рабом. Даже за участие в заговоре против Правителя… В моё время за это могли пытать и казнить, но знатный человек даже на эшафот всходил, как знатный. И если обычного простолюдина вешали без всякого милосердия, то знатный человек был вправе требовать для себя более почётной казни – ему отрубали голову особым мечом. Этот меч носил название Вершитель Справедливости и хранился именно для таких случаев.

– Да уж, - пробормотал Антошка, - как всё запущено-то… Но смотрите, мне кажется, ему становится хуже.

– Увы, - согласился Мит-каль, и вновь промыл рану зельем. – Я могу многое, но поднять мёртвого и спасти отравленного неизвестным ядом не смогу даже я. Во всяком случае, в своём нынешнем состоянии. Будь я прежним – возможно и рискнул бы. Но не сейчас…

Я ещё раз задумчиво покосился на парня, который явно готовился к отходу в мир иной… и тут в голове у меня что-то мелькнуло. Что-то такое мне шар рассказывал… Я мучительно поморщился… и вспомнил. После этого я подскочил к парню и крикнул Антошке:

– Чего стоишь? Помоги! Потащили его к роднику, не то будет поздно!

Антошка глянул на меня с некоторым удивлением, но потом тоже, видно, что-то вспомнил, потому что подхватился мне помогать с необычайной резвостью. Мит-каль же просто за голову схватился:

– Что ж вы делаете, мальчики? Не трогайте несчастного, дайте ему спокойно уйти в чертоги Богинь…

– Да погодите вы с чертогами! – непочтительно огрызнулся я. – Его можно спасти! Я чувствую!

Мит-каль остолбенел от удивления, а мы, подхватив неожиданно тяжёлое и горячее тело парня, потащили его к роднику. Родник представлял собой текущую из скалы струйку чистейшей воды, которая набиралась в большущую каменную чашу, по размерам скорее напоминавшую сидячую ванну. То ли это вода так выточила за века, то ли люди к этому руку приложили – я так и не понял.

Пристроив парня прямо в эту самую «ванну» я крикнул Антошке:

– Держи ему голову! Захлебнётся!

А сам погрузил руки в воду и взмолился, не говоря, а словно выпевая плачущие слова:

Вода светлая, вода чистая, дочь земная, сестра морская, омой рану, унеси всё плохое, принеси здоровье и силу! Дитя Моря тебя заклинает, словом своим к тебе взывает! Пусть кровь очистится, пусть яд растворится, в землю уйдёт, камнем станет… теки, вода, унеси тьму ночную, злобу чужую, принеси день светлый, добро ясное! Пусть будет слово моё крепко, слово моё чисто, слово моё справедливо! Да будет так!

Такое чувство, словно я не сам это говорил, а подсказывал мне кто-то. И я чувствовал, что всё делаю правильно.

С последним моим словом вода в скальной «ванне» пошла множеством пузырьков, словно бы закипела. Затем она почернела, потом покраснела, и под конец вновь стала прозрачной. Родничок продолжал мирно журчать, а парень открыл глаза, и на лице его отразилось удивление и непонимание.

– Кто вы? – удивлённо спросил он. – Где я? Что произошло? И почему вы так странно выглядите? Вы Чоуроджи? Я…

Похоже, парень намеревался задать нам целую кучу вопросов, но подошедший Мит-каль не растерялся – велел нам извлечь его из родника и укутал в кусок какой-то старой, но чистой и сухой ткани.

При этом я заметил, что вода не просто исцелила рану – рубцы и ожоги исчезли, кожа юноши стала гладкой и чистой, а на месте ожогов действительно появились две татуировки – почти одинаковые, только та, что на груди – побольше, а та, что на плече – поменьше. Татуировки были разноцветные и выполненные с большим искусством. Обе они изображали какую-то крылатую хищную птицу, закогтившую здоровенную чёрную змею. Да, видно, парень, и правда из знатных, только наказан за что-то. Вот сейчас и спросим, благо, он уже здоров. Вот сейчас – посижу минут пять и сразу же спрошу… Ой, что-то меня зевота одолела… Сейчас… Сейчас…