Хорошая примета

Я огляделась в поисках табличек “съемка запрещена”, и когда ничего подобного не обнаружила, принялась шарить по сумке и карманам в поисках смартфона, и не сразу сообразила, что он остался валяться на кровати, потому что карманов мой древний сарафан не предусматривал!

Цокая от обиды я медленно двинулась к виднеющейся в другом конце зала двери, и крутила головой, стараясь запечатлеть все это хотя бы в памяти.

Да тут можно избавляться от депрессии за считанные секунды…

Сильные обереги хранят память и молитвы всех, кто когда-либо к ним обращался, поэтому наши ученые нашли феномену исповеди вполне научное объяснение: когда тебя окружают память и молитвы сотен людей, твои проблемы становятся не страшнее песчинки соли в бочке меда.

Палец кольнуло, я отвлеклась от ветхой палицы на стойке и отметила изменившееся направление компаса, который теперь настойчиво требовал подойти ближе к витрине, где красовались какие-то костюмы.

— Да что ж такое… Чур меня…

Синий бархатный кафтан с золотым шитьем на рукавах и полах, и кушак, намертво приковали мое внимание. Наверное, впервые за долгое время я смотрела на шитье, которое не могла расшифровать с полу взгляда. Невообразимой сложности работа. Я знала почти все про обереги, но здесь симвология свернулась в затейливый глубок, из-за чего сюжеты не поддавались элементарным трактовкам.

В основном вышивками украшалась женская одежда, потому что нам требуется куда больше защиты. Да и вся шитая символика в большинстве случаев уподоблялась женщине: рожаницы, оленицы-матери, Макошь и дочери. Намеки на мужчин если и встречались, то очень редко, и никогда в центре сюжета, как здесь.

Рядом висели еще три подобных комплекта одежды, но синий явно выделялся. Только на нем вышивальщица самоотверженно отпускала сына, мужа или брата не просто на войну, а на верную смерть. Отсюда большую орнаментируемую часть занимает Даждьбог на коне, направляющий свободную душу к свету. В Ирий. Она знала, что он не вернется и сделала все, чтобы облегчить ему смерть. Вышивальщицей наверняка была ведьма, ведь непоколебимая вера аж сочилась даром предвидения.

Я не помню, как достала из сумки тетрадь и карандаш, но на первой странице уже отчетливо виднелась схема, где я начала отмечать детали и стежки, которые могут указать на время и место. Если сравнить техники, вычислить это будет не сложно, главное зарисовать, ведь в живую я такое вряд ли еще где-то увижу. Теперь, если подумать, фоткать и рука бы не поднялась.

Это же с ума сойти: черное шитье о большой любви! Да я себя не прощу, если не разберусь в каждом стежке этой истории…

У одной стрелки я пометила “время”, у другой “место”, и в заголовке листа крупно вывела “БИТВА?”, место которой мне помогут просчитать на историческом факультете.

— Битва при Константинополе, — раздалось у меня над головой. — Шестьсот двадцать шестой.

Карандаш выпал из рук. Я медленно отвела взгляд от тетради и наконец-то вспомнила, кто я, где я и что тут делаю. Кед на ногах уже не было, пуховик валялся неподалеку, а я практически легла на пол, уткнувшись в тетрадь, и все это посреди учебного дня в зале славы Сорочинки. Сдурела?!

Рядом со мной кто-то сидел. Судя по всему, на корточках, потому что мне удалось разглядеть только носы кроссовок и колени. Мужские колени. Я тоже села и сложила руки поверх сарафана:

— В-вы уверены?.. — уставилась я на кафтан, будто так и надо.

— Абсолютно. Человека, который это носил, звали Лучезар. Лучезар Казимирович, можешь пометить, — ткнули мне пальцем на тетрадь.

Я послушно кивнула и постаралась ровно вывести имя героя, которое мне так любезно подсказали. И что дальше делать?! Вдруг, сюда воспрещен вход всем, кроме учащихся? А если из института за такое попрут?! Но я же не собиралась ничего красть или осквернять, у меня исключительно профессиональный интерес…

— А-а-а, — быстро соображала я. — Как звали вышивальщицу?

Кто-то замычал:

— Здесь не подскажу. Имени мы не знаем, но бабушка говорит, “что-то на “В”.

Бабушка?!

— В-ваш пращур?

— Пра-пра и так десять раз.

— О-о-о…

В уши врезался звон колоколов, явно извещающий студентов о начале перерыва. Или учебы. Или матча!

Я сунула тетрадь в сумку, подскочила и огляделась в поисках обуви, ненавязчиво игнорируя взглядом собеседника. Сколько я здесь уже торчу?! Есения меня придушит…

Парень кашлянул. Я обернулась и увидела в его руках свои красные потрепанные кеды. Он опустил их на пол передо мной и кашлянул еще раз. Сейчас у меня на щеках наверняка румянец, что никакая свекла не нужна… Стыдоба!

Я благодарно кивнула и влезла в обувь, как в тапки, чем заслужила еще один хриплый смешок. Взгляд быстро скользнул по черно-белой спортивной форме, которая явно намекала на команду соперников. Я не удержалась и облегченно выдохнула. Это не преподаватель и не директор. Клюшкарь!

— Заблудилась, — брякнула я, глядя в потолок.

— Да я уж понял.

Парень встал, развернулся на выход и махнул рукой “за мной”.

Я старалась не отставать, но затекшие ноги, испуг и кеды этого просто не позволяли. Временами приходилось подбирать сарафан и трусцой догонять спину с цифрой “пять” на кофте, и хвала Богам, оборачиваться она на меня не спешила.

— Теперь только прямо, — указали мне на дверь в конце коридора. — Потом вниз по трибуне, думаю, разберешься.

— Спасибо, — кивнула я, справляясь с одышкой.

Вот забег выдали!

Парень обернулся так резко, что я даже испугаться не успела, и в меня тут же уперлись два светящихся янтарных глаза:

— Тебе спасибо.

— За что?..

Клюшкарь быстро обогнул меня по крутой дуге и крикнул уже в спину:

— За победу!

Глава 4

За указанной дверью оказался очередной коридор, только на этот раз мощеный светло серой плиткой. Таблички с указанием направлений и секторов были здесь на каждом шагу, я подошла к одной из них, но как бы не всматривалась, буквы и цифры плясали в глазах незнакомыми символами.

По лбу скатилась капля. Я опустила глаза на грудь. Спокойно, сарафан не колышется так явно, как кажется, и сердце осталось на месте.

— Ч-чур меня…

— Мила, твою жуть за перемать! Тебя где носит?! Я чуть с ума не сошла, уже думали сгинула в этих лабиринтах!

— З!

— Чего?

— Заблудилась!

Ольга схватила меня за руку и куда-то поволокла. Ступенька, еще одна, и мы вышли к заполненным трибунам, где судя по гомону уже собралась вся академия. Ожидаемо, все местные студенты были в форменной однотонной льняной одежде и даже одинаковых пуховиках. У девушек волосы собраны в аккуратные косы, на платьях лишь тонкие лаконичные узоры, а на юношах брюки и рубахи с похожими рисунками. О строгости местных правил мы хорошо знали, наши преподаватели частенько заикались, что пора бы их перенимать, и уравновесить разномастную институтскую солянку.