Хорошо подготовленный разум

Разочарованный очередной паузой в рассказе, я попытался сосредоточиться на игре и вспомнить свой следующий шаг.

— Пешка на C3, — прошептал я.

Глаза Барти уперлись в меня.

Я знал, что мы вернемся к этому позже. Когда Сириус среагировал на мой парселтанг, у меня были такие большие надежды на то, что он расскажет мне, что подвигло мою маму на развод, но оказывается, этот идиот принес обет. Он либо не мог, либо не хотел рассказывать правду.

— Сириус, ты знал, что я змееуст?

Он тяжело вздохнул.

— Я не могу сказать, — сказал он, глядя мне в глаза. — Этого должно быть достаточно.

Другими словами, он знал, но эта информация тоже была под табу.

Перегнувшись через край, он сказал:

— Короткая рокировка.

— Пешка на D4.

Наша игра возобновилась. После того, как я потерял две пешки и рыцаря, наклонился вперед, изучая доску, пытаясь наметить все возможные ходы так, чтобы не потерять еще одну фигуру. Моя рука зависла над ферзем. Если я не перемещу ее, ее выбьет пешка.

— Ферзь на….

— Ты не можешь сделать этот ход, ибо автоматически откроешь себе шах, — мягко сказал Сириус. — Посмотри на своих коней. Они ходят только "Г-образно"…

Один из моих коней мог бы взять пешку. Я с облегчением вздохнул и направил фигуру вперед. Четыре хода спустя, Сириус все-таки объявил мне шах. Затем он указал мне на различные варианты и кажется, рассказал даже больше, чем Барти.

— Шах и мат, — сказал он, наконец. Мой король поклонился и сдался в плен.

Наборы „Stauton” были проще, чем у Рональда, и у них не было мечей.

Сириус вернул фигуры в исходную позицию и сделал первый шаг. Я ответил, и вскоре мы были в середине новой партии. Сорок минут спустя я проиграл снова. И неудивительно. Сириус отодвинул доску в сторону и откинулся назад.

— Гарри, мы должны поговорить о том, что произошло вчера.

— И о чем же конкретно ты хочешь поговорить?

Его тон выводил меня из себя. Дамблдор проник сквозь защитный пузырь? Он знал о сделке или о том, что я знал больше о маме, чем сказал?

— Профессор Дамблдор беспокоится о тебе, так же как и я. Я не знаю, что с тобой происходит, но ты слишком резко изменился.

Я посмотрел на него недоверчиво.

— Все, что я сделал, Сириус, это открыл глаза и посмотрел на мир вокруг себя. Это не моя вина, что Дамблдор все испоганил (п/п — примечание переводчика: здесь мат).

— Поттер, — пролаял «Моуди».

Я поморщился. Не ругаться и помнить о своих манерах, было одним из правил Барти, и он насаждал их, словно сам их соблюдал.

— Извините, профессор.

Хмыкнув, он перевернул страницу книги, которую якобы читал.

— Следи за языком, Поттер, иначе мне придется возобновить практику по уклонению от проклятий по утрам.

— Да, сэр, — уныло пробормотал я. Практика по уклонению от проклятий была классическим методом обучения Моуди, и Барти тоже обожал использовать ее.

— Не нужно быть столь суровым, — сказал Сириус. Жалящее проклятие попало ему в руку. Потирая пострадавшую конечность, Сириус чертыхнулся.

— То же самое касается и тебя, Блэк.

— Это не похоже на тебя.

Еще одно жалящее проклятие врезалось в Сириуса. Он хмуро посмотрел на расслабленного Аврора, но не решился ответить. Мой взгляд рыскал по всему его телу в поисках спрятанной палочки и не находил. Будто бы и не было никакой палочки. Барти, должно быть, опять включил параноидную личность экс-Аврора.

— Гарри, — сказал Сириус, наклоняясь вперед, — сколько из того, что ты сказал вчера вечером, было правдой?

— Каждое слово.

Не смотря на то, что все считают Волдеморта и Риддла совершенно разными людьми, мои слова не стали менее актуальными. Как бы не пыжился Дамблдор, ему нечем подкрепить свои громкие заявления помимо своего незаслуженного авторитета. Его обвинения против Риддла не выдержат критики в независимом международном суде; но даже в Магической Великобритании ему дадут пожизненный срок в Азкабане, если удастся доказать, что он игрался с разумом несовершеннолетнего волшебника и почти полностью переписал его личность. Но все это уже не важно, потому что Томас предпочитает решать свои проблемы без «помощи» Министерства. Он не хочет привлекать внимание прессы к махинациям Дамблдора, и я знаю, почему. Министерство может воспользоваться моим положением, чтобы более активно влиять на мою жизнь или даже оспорить опекунство надо мной, но мне не нравится, что Дамблдор может выйти сухим из воды. Задумчиво рассматривая меня, Сириус откинулся назад на подушки как Султан во время суда.

— Я не одобряю его методы, но, учитывая сложившуюся на тот момент ситуацию, его действия были необходимы.

— Стравливать меня, двенадцатилетнего ребенка, с василиском было необходимо? — мой голос так и сочился сарказмом.

Сириус поморщился.

— Я знаю, что он принял ряд спорных решений, но у него были добрые намерения^[31].

Моя магия вырвалась наружу. Книги слетели с полок и закружились по комнате подобно смерчу. Жалящее проклятие ударило меня по щеке, вырвав мое сознание из оков ярости. Глядя на разруху, что сам учинил, я вздрогнул.

— Извините, — сказал я и махнул палочкой. "Reparo" восстановило вырванные страницы и расставило книги по местам. Барти не стал комментировать мой очередной нервный срыв, но отложил свою книгу в сторону. Палочка была у него в руке, и он смотрел на нас с опаской.

Я закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на своем дыхании и очистить разум. Магия, кипящая под кожей, отступила. Я открыл глаза и встретился взглядом с Сириусом. Его глаза были широко распахнуты, страх плескался в их глубине. Его дыхание было тяжелым, словно он только что пробежал марафон.

— Сириус, я прошу тебя закрыть глаза и представить кое-что. Можешь сделать это для меня?

— Зачем?

— Потому что я твой крестник, и прошу тебя выслушать меня.

Его губы сжались в тонкую линию, но он закрыл глаза.

— Не подсматривай, — сказал я, заметив, что он пытается смотреть сквозь ресницы.

— Ну, я должен был попытаться.

На самом деле, я был очень зол на него и не хотел вновь сорваться и наломать дров. Надеяться на «милость» Барти было глупо, но я верил, что он удержит свою сущность Моуди в узде достаточно долго, чтобы я смог довести до Сириуса свою точку зрения.

Скрипя зубами, Сириус закрыл глаза полностью.

— Что теперь?

— Вспомни, что делало тебя тобой, когда ты был в моем возрасте? Какие аспекты своей личности ты высоко ценил?

Он сжал руки в кулаки, но послушно ответил.

— Мое чувство юмора. Планирование шалостей. Исследование анимагической трансформации. Лояльность к своим сокурсникам. Дружба. — Он помолчал.

— Ладно. А теперь представь, что ты был самым послушным учеником в школе и подчинялся всем действующим правилам. Ты был любимцем всех учителей, старательным, трудолюбивым. Одиноким. Твое любимое занятие — отвечать на вопросы учителей первым и зарабатывать очки для факультета. Ты не дружишь с другими Мародерами. На самом деле, ты робкий слизеринец и являешься частой мишенью для их шуток.