Хорошо подготовленный разум

— Мне срочно нужно к мадам Помфри, — прошептал я.

Глава 17а

Помфри лечила меня целых два дня. Она прогоняла доброжелателей, орала на посетителей, чтобы они пошли все к Мордреду, в общем, защищала меня, как только могла. Барти остался у моей постели лишь на одну ночь, а затем и он ушел по своим делам, и я не виню его за это. Барти настроил часы так, чтобы они будили его через час, и он смог вовремя принять оборотное. Он больше всех нуждался во сне. Ему приходится тщательно следить за приемом оборотного, чтобы его не раскрыли прежде, чем закончится учебный год. Однако мадам Помфри не могла держать меня у себя вечно, и ей пришлось, под давлением Дамблдора, отпустить меня, как только я смог пересечь хотя бы полкомнаты.

Действия Дамблдора после турнира еще раз доказали, что он не заботится о моем благополучии. Я был укушен акромантулом, якобы боролся с Темным Лордом, чудом спасся от верной смерти и вернулся весь в кишках мантикраба, вдобавок у меня шла кровь из носа; и вместо того, чтобы взять на себя ответственность за раненного ученика и вызвать мадам Помфри или отправить меня в больницу Св. Мунго, он незаконно вторгся в мой разум, а потом начал распространять необоснованные слухи о возвращении Волдеморта и обсуждать их с министром магии. И все это происходило, пока я стоял там, ни жив, ни мертв, умирая от яда проклятого паука Хагрида!

Полностью игнорируя ее возражения, Дамблдор настаивал на том, чтобы мадам Помфри лечила меня здесь, в школе, пока они с Моуди ищут преступника. Единственная хорошая новость за тот вечер заключалась в том, что Каркаров сбежал, прежде чем кто-нибудь проверил его на проклятие Imperius или воздействие ментальных зелий. То есть, Каркаров был единственным человеком, на которого Барти мог со спокойной душой свалить всю вину за то, что натворил сам. Естественно, что он был признан виновным.

В субботу вечером, через два часа после того, как мадам Помфри отпустила меня, я обнаружил, что нахожусь в кабинете Дамблдора вместе с Барти и Сириусом Блэком. Барти упрекал Сириуса в том, что он верит только слухам, а не доказательствам, а Дамблдор сидел в своем кресле, изображая из себя мудрого и всепонимающего старца.

— Теперь ты мне веришь, Гарри? — спросил Дамблдор с грустной улыбкой. — Пророчество настоящее. Даже Волдеморт знает об этом. Вот почему он охотится на тебя.

Я фыркнул.

— Профессор, в вашем утверждении так много нестыковок. С чего бы мне начать? — Я задумчиво погладил себя по подбородку. — Давайте начнем с возвращения Волдеморта. Единственный человек, которого я узнал там, был Петтигрю, и, насколько я знаю, он работает на вас.

Его улыбка тут же исчезла, впрочем, как и благодушное настроение. По словам Риддла, которому, кстати, я не полностью доверяю, я должен постоянно задавать ему компрометирующие вопросы, чтобы заставить его оправдываться, пока он не спалится на какой-нибудь откровенной лжи.

„Осторожнее со своими желаниями, директор школы” — подумал я. До тех пор, пока я ничего не могу противопоставить Дамблдору, мне тоже стоит быть осторожным и не раскрывать все карты сразу.

— Гарри! — запротестовал Сириус, а Дамблдор удержал на лице слащавую улыбку, хотя далась она ему явно нелегко.

— Сириус, единственный раз, когда я смог увидеть Волдеморта вживую, это когда он «обитал» на затылке Квиррелла. Я понятия не имел, как он выглядит.

— Это не правда, Гарри. Ты встретился с Томом в третий раз, — сказал Дамблдор.

— Профессор, вы сами говорили, что не стоит доверять разумным артефактам. Дневник утверждал, что принадлежит Тому Риддлу^[26], но у меня не было никаких доказательств, что это правда. Поэтому, я могу лишь предполагать, чей это был дневник.

Дамблдор открыл ящик стола и, достав оттуда проклятую книгу, бросил ее мне на колени.

— На нем написано его имя. Обрати внимание на концевой титульный лист книги — на нем название маггловской типографии, что на Воксхолл Роуд. Если мне не изменяет память, она находилась менее чем в трех кварталах от его интерната.

Я рассмеялся.

— Профессор, я понимаю, что волшебники не особо дружат с логикой, а многие из них и вовсе невежественны в маггловских вопросах, но я никогда не думал, что вы один из них. До сегодняшнего дня. Знаете ли вы, что мы изучали в маггловской школе? — Он был озадачен. — Нет? В четвертом классе мы изучали все о карточной системе распределении продовольствий. Видите ли, сэр, — сказал я язвительно, — в 1940 году немцы захватили Францию. Вскоре после этого в Британии стало не хватать нескольких импортных товаров, в том числе бумаги, которые магглы начали официально лимитировать в 1942 году. Пожилая учительница, которая вела у нас уроки в третьем классе, рассказывала нам, что карточная система, в действительности, не пользовалась популярностью, потому что к тому времени, когда она стала востребована, некоторые товары были уже слишком дорогими для среднего потребителя, — принцип «Спрос-предложение» в действии. На свободную продажу бумага поступала только после обеспечения нужд военных и прессы, не раньше. То немногое, что попадало на прилавки, было примерно того же качества, что и дешевая туалетная бумага. — Я все еще держал книгу за переплет двумя пальцами. — Я понятия не имею, кому эта книга принадлежала, но сомневаюсь, что школьнику возраста Тома Риддла, потому что он не смог бы купить новую книгу такого качества в маггловском Лондоне во время второй Мировой Войны.^[27]Дамблдор хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег, а Сириус беззвучно открывал и закрывал рот, очевидно, пытаясь найти достойный контраргумент. Барти сохранял стоическое молчание, но его настоящий глаз щурился от смеха. Я был рад, что кто-то счел это смешным помимо меня. Честно говоря, Дамблдор тяжело пережил 30-е и 40-е годы. Мне не следовало напоминать ему о тех временах.

— Может быть, он купил его, прежде чем поступил в Хогвартс.

Я фыркнул.

— На какие деньги?

— Может быть, он нашел его на улице или украл.

— Тогда имя на титульном листе не его, не так ли? И, конечно, остается вероятность, что, вы переложили преступления Волдеморта на невинного человека^[28].

В этой комнате только у двух людей были конкретные доказательства, что Волдеморт и Риддл были одним и тем же человеком. Но ни Барти, ни я, разумеется, ни за что не признаемся в этом.

— Как я вам уже говорил, Директор Дамблдор, я не верю ничему без доказательств. Тем не менее, вы по-прежнему приводите мне свои домыслы и необоснованные обвинения, а не доказательства.

— А разве Миртл не доказательство?

— Нет, профессор. Миртл слышала лишь чей-то голос и видела василиска. Она никогда не видела того, кому принадлежал этот голос, и Министерство сломало из-за этого инцидента палочку Хагрида, а не Риддла. Все, что Миртл слышала, это голос, принадлежащий мальчику. А значит, под подозрение попадает половина школы.

— Но он был единственным змееустом.

— Вы не можете быть уверенным в этом. Учитывая то, как британские волшебники относятся к нам, любой змееуст, который вырос в нашем магическом обществе, постарается держать это в тайне. Опять же, профессор, где ваши доказательства?

— До того, как приехать в Хогвартс, он повесил кролика — питомца маленького мальчика, на стропилах, — выплюнул Дамблдор.

А не в родстве ли он со Снейпом, — подумалось мне. Нет, плохая мысль. Тогда он имел бы пятьдесят на пятьдесят шансов быть моим дальним родственником. Я вытер слюну с рукава одежды и покачал головой.

— Профессор, вы забыли, что я вырос в семье магглов, которые ненавидели магию? Я могу сходу придумать сотни причин, по которым убийство кролика можно оправдать. Для начала, Соединенное Королевство пребывало в экономическом кризисе до второй Мировой Войны. Возможно, кролик был единственным домашним животным в приюте и поедал то немногое, что доставалось детям. Убить кролика, чтобы не умереть с голоду самому было вполне логично. А повесил он его на стропилах для того, чтобы повар обнаружил кролика и приготовил на ужин.