Хождение Восвояси

– Господин… котэнгу!

– Ко…кто? – не поняла Серафима.

– Котэнгу – это малый тэнгу! – радостно пояснил трактирщик.

– Малый… кто?.. – наморщил лоб Агафон.

– Тэн-гу, – осторожно повторил за восвоясьцем Иванушка. – Ну это, мне кажется, как синус – косинус… тангенс – котангенс… Тэнгу… – котэнгу…

– Отношение прилежащего тэнгу к противолежащему?

Теперь настала очередь трактирщика таращить глаза и морщить лоб. Но, в отличие от гостей, не решаясь – или не умея – углубляться в научные дебри тригонолингвистики, он просто подал знак своим женщинам сделать гостям чаю, а сам, сложив руки на коленках, проговорил:

– Разрешите скромному хозяину "Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра" покатить рисовый колобок истории по глубокой колее времени.

– А-а-а…

– Э-э-э…

– Будьте любезны.

Он набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:

– Наша деревня Токатока прозывается. А моё имя – Отару Покупати. Я – Токатоки уроженец исконный. И предки мои. На этом месте Токатока давно стоит. Как построили наши предки ее тут – так и стоит. Лет триста, может. Может, и подольше. Хотя куда уж дольше-то! Капитану морских стрелков, самураю Обаока Мимо, предку уважаемого нашего господина Обаока Косо… – он покосился на бесчувственное тело поперек седла скромно переминающегося с ноги на ногу каменного коня в свежем проёме стены, – говорят, сам господин Каноэ Протекати, командующий нашим флотом, землю тут выделил, перед тем, как утонул.

– В награду за меткую стрельбу? – усмехнулся его премудрие.

– А вы откуда знаете? – удивился вотвоясец.

Агафон, сумев сохранить непроницаемое выражение лица, снисходительно отмахнулся:

– Мы всё знаем. Кроме того, что не знаем.

– Наверное, это была самая превосходная земля из всех выделяемых? – вежливо подтолкнул Иванушка колобок хозяина в колею повествования. Но тот, вместо того, чтобы катить его дальше, задумался, но скоро ликом просветлел.

– А что, замечательная земля, да будет дно морское ему илом! Не болото ведь, не пустыня. Хорошо! Места много. Хоть и не справа налево, а сверху вниз… Но много ведь! Опять хорошо! И всего вокруг в достатке было. И воздуха свежего, и солнца летом, и снега зимой, и ветров с дождями круглый год. Да еще две реки рядом. В долинах, правда. Зато дороги протоптали, пока оттуда воду носили! Опять хорошо! Правда, камней кругом было – козу выгнать некуда… Но если подумать – хорошо это: знай, стройся. Они и начали, предки наши. Строиться. А построились – пастбища расчистились. Коз завели, и даже овец. Предков этих, что сейчас пасутся вокруг. Колодец выкопали. И жить стали. Мой предок, старший счетовод Отару Пропивати, корабельной казной ведал, и в эти места с самураем Обаока Мимо пришёл. На одном корабле они плавали, и предок…

– Столица в какой стороне?! – Серафима уже подпрыгивала и скрипела зубами от нетерпения и передоза краеведения и предков на квадратную минуту.

– В той стороне столица, – трактирщик покрутил над головой рукой, словно лассо раскручивал и, сочтя ответ на вопрос гостьи исчерпывающим, степенно продолжил:

– А недавно среди ночи в трактир ворвался досточтимый господин котэнгу… с доброй госпожой Змеюки… и принялся расспрашивать, где его гнездо. Родовое, наверное, он имел в виду. Где родовое гнездо добродетельного самурая Обаоки я знаю. Вперёд и налево. А вот что в нашей деревне еще один древний род жил – не ведал. А ведь мои предки…

– Да-да-да, мы помним, – закивал Агафон. – Дальше.

– Так я ему и сказал, – чуть обиженно продолжил Отару. – Про предков. И тогда господин котэнгу заявил, что будет жить в моём доме, потому как он, оказывается, стоит прямо на том месте, где раньше был его дом. Я, конечно, в его словах засомневался – с чего моему предку на месте чужого дома строиться? Проще забрать себе его, да и всё. Но отчего-то… – взгляд Отару Покупати снова стал рассеянным и изумлённым. – Отчего-то… я разрешил им жить в моём доме… на втором этаже… во всех комнатах сразу… и сам перебрался на первый, в кладовую, где припасы хранились… Но что хорошо, так это то, что припасов скоро не стало, эти двое едят – как в огонь кидают. А кладовая, когда освободилась, большой оказалась, и нам с женой и дочкой там весьма просторно стало, хоть и окон нет. Зато не дует! Опять хорошо!

Трактирщик принял из рук женщины постарше поднос с чашками и чайником и с поклоном установил на уцелевшем столике.

– Чаю прошу испить, господа северные демоны.

– Где! Эта! Несчастная! Столица?!

– Сеня, успокойся. Надо, – многозначительно расширил глаза Иванушка, и жена его, издав тихое рычание, скроила любезную мину и опустилась на циновку, сложив ноги по-тамамски. Рядом приземлились мужчины – и рассказ продолжился.

– Сперва господин котэнгу и госпожа Змеюки жили спокойно. Целый день. Если не считать ругани. И посуды битья. Потом господин котэнгу начал целоваться с кувшинчиками. Если вы понимаете, о чём я. Мои запасы сакэ он за три дня выхлебал. Но я ему стал у торговцев из долины заказывать. Самое лучшее. И посуду для битья я им новую покупал… самый тонкий фарфор… И всё на свои деньги… каждый день… – трактирщик примолк, беззвучно повторяя последнюю фразу, словно не понимая, что говорит – и почему.

– А соседи не спрашивали, что у вас там за шабаш пошёл? – уточнил его премудрие.

– Нет, конечно! Они… они… – Отару озадаченно пожевал губами. – Они где так в каждую дырку нос сунут, а тут – будто оглохли и ослепли!

– Понятненько… – пробормотал маг, снова поводил перед собой руками, отщипнул что-то невидимое, выбросил через левое плечо, удовлетворённо крякнул и спросил:

– А вы сами им не рассказывали про квартирантов?

– Рассказать?.. рассказать?.. Мы?.. Мы… с жёнушкой и дочкой… про жильцов этих никому и полслова сказать не могли… если вспомнить! – удивлённо заморгал трактирщик. – Только рот разину я – а слова… все… слова…

Жест Агафона, словно убирающий паутину – и Отару Покупати встрепенулся:

– Сейчас первый раз рассказываю! И если припомнить, и соседи спросить ничего про них не могли: только рот раскроют – и стоят, как ловушки для мух!

– Точно, точно, сосед! – из разваленного проёма донёся женский голос.

Лукоморцы оглянулись. Пока они пили чай, деревня ожила. Люди забегали от колодца и обратно, засновали по площади с корзинами и просто так, дети замельтешили, играя в догонялки или гоняя ворон…

Его премудрие обвёл чайный зал придирчивым взглядом, высматривая что-то, простым смертным недоступное, и удовлетворённо кивнул:

– Ничего не пропустил. Напутано тут, конечно, было… как пьяница шарфик вязал. Ну так что у нас с уважаемой парочкой дальше малоуважаемого случилось?

Отару, словно пытаясь израсходовать все не сказанные за прошедшее время слова, затарахтел:

– Я теперь всё помню! Я всё слышал! Котэнгу пил и молчал – когда со Змеюки не ругался, а она его науськивала: живём в сарае, питаемся помоями, спим на гнилой соломе – а ты бы мог сделать так, чтобы мы в большом доме самурая жили, помыкать всеми, на пухе спать, мушмулой питаться и креветками заедать! Ну и допилила… Выпил он десять кувшинчиков – и пошёл господина Обаоку гнать… А против сказать ему никто не мог ничего: мы сами как деревянные болванчики тут были… Сами у себя в рабстве… Разорение… – трактирщик примолк, печально оглядывая учинённый конями разгром. – А теперь еще и уважаемые демоны приехали… как оползень прошёл… Но за то, что вы нас от чар котэнгу освободили… мы вам… бесплатно… благодарны.

– Так в какую сторону, говоришь, столица? – шёлковым голоском пропела Серафима. В глазах ее стояла смерть.

– Я провожу! – послышался голос с высоты конской спины.

Лукоморцы оглянулись: толстенький самурай принял вертикальное положение и сидел, сжимая коленками гранитные бока Агафонова скакуна.

– Я всё слышал! И дело чести теперь в знак благодарности за спасение меня и моих крестьян оказать вам услугу, о которой вы изволите просить! Только дозволить прошу взять своего коня.

Собравшийся люд одобрительно загудел, восхваляя добродетельность доставшегося им от судьбы самурая.

– Гут, – быстро кивнула Сенька. – Побежали.

– А с этими что делать? – спохватились вотвоясьцы, указывая на неудачливую пару заговорщиков.

– Госпожа Змеюки пусть мытьём посуды и подметанием улиц отрабатывает, – постановил Иван. – А ко…тэнгу мы забираем с собой.

– Вперёд! – Сенька нетерпеливо опрокинула в себя остатки чая и вскочила на коня. Маг последовал за ней. Четыре пары каменных копыт загрохотали по каменной мостовой, унося седоков к родовому поместью Обаоки.