Хождение Восвояси

– Проходите, – дайёнкю повторила приглашение мага. Бежать было поздно. В желудке княжны нервно заёрзал холодный комок предчувствий.

Тонитама закрыл калитку – руками, не волшебством – и привел их в свой миниатюрный сад камней. Они ступили с травы на белую гальку, устилавшую пространство между черными валунами, и солнечный свет над ними слегка померк. Встревоженная, Лёлька оглянулась и увидела, что Чаёку осталась стоять на траве, сунув руки в рукава кимоно и прикрыв глаза.

Вечный встал в самом центре круглого, как арена балагана, сада и жестом пригласил их занять место перед собой. Дети повиновались. Ладони мага зависли над макушками Ивановичей, и не успели они ничего понять, как камни вспыхнули алыми ломаными прожилками – будто молнии рвались изнутри наружу. Небо потемнело, и за пределами сада всё пропало. Левый глаз Вечного, скрытый повязкой, засветился белизной.

Лёка хотела крикнуть, отвернуться, убежать – но ноги словно приросли к земле. Взгляд ее – единственное, что еще могло двигаться – в панике метнулся к Яру. Он стоял, вытаращив глаза и приоткрыв рот. На лице его играли карминные отсветы молний. Темнее, светлее, то почти розовые, то словно налитые кровью, то багряные, набегавшись по лицу, они стекли на одежду и там снова принялись за свои психоделические догонялки. Глянув на себя, она увидела, что светопредставление вовсю идет и на ее руках и одежде. Несколько мгновений – и на груди ее, а потом и брата ослепительно-белым засветился какой-то прямоугольничек. Амулет Нероямы, поняла Лёлька. И тут же новое понимание осенило ее, одновременно пугая и приводя в восторг. Магию! Вечный ищет магию, но всё, что нашел – подарки своего товарища! Значит, ее заклинание…

Края одежды Яра очертила бледная кайма, и ее наряд поддержал это модное начинание сезона.

…Обнаружилось?!..

Сердце Лёльки подпрыгнуло и застряло в горле. Малиновый свет спустился на ноги, помигал рассеянно, и потух. Молнии на валунах еще с пару секунд тускло посветились бордовыми ниточками и тоже пропали. Вокруг стало темно, будто ночь опустилась на город. Лёлька глянула на небо в поисках луны или звезд – и поняла, что снова может двигаться.

– Идем, – проговорил Тонитама и увлек их к траве. Белая галька под их ногами чернела и рассыпалась в пыль.

Несколько шагов – и дневной свет резанул привыкшие ко мраку глаза. Лёлька вскинула кулаки, защищаясь, но успела разглядеть враз заслезившимися очами взволнованное личико дайёнкю. Было видно, что целый рой вопросов рвался с ее языка, но она стояла, сложив перед собой ладони лодочкой, и почтительно ждала, пока Вечный изволит с ней заговорить.

У Лёльки же не имелось никаких обязательств перед старшим по званию, и уж тем более не было дела до вамаясьского этикета.

– Я… буду жить? – просипела она трагическим голосом в лучших традициях Яра-плаксы, каким она его себе представляла, и тут ее взял за руку сам изображаемый персонаж. Его-ее поза и физиономия выражала бездну мужества, самоотверженности и презрения к опасностям, достойных не только любого примадона театра Выкаблуки, но и самого Алехандро Репиньяка из царской труппы.

– Я спасу тебя от чего угодно! Не бойся! Ведь я – твоя умная сильная сестра!

Лёлька застонала. Артист погорелого театра, в рот компот! Неужели она и впрямь так выглядит, когда в голову приходит поиграть во всемогущую старшую сестру?! Неужели так говорит?! А если нет, то теперь каждый слепой увидит, что Яр – это не она! Ну или не каждый… Но Чаёку, ставшая им обоим за это время старшей сестрой, обнаружит подмену точно!

– Вас что-то беспокоит, Яри-сан? – дайёнкю взволнованно склонилась перед ней.

– Завтрашний бой, – нахмурилась девочка и как бы невзначай двинулась к выходу. – Тренироваться надо.

Девушка озадаченно моргнула, но тут же традиционно-невозмутимое вамаясьское выражение вернулось на ее лицо.

– Вот слова, достойные буси, и дух настоящего самурая.

Взгляд ее вернулся к Вечному:

– Тонитама-сан. Если моим подопечным угрожает магическая опасность, совет будет перед вами в неоплатном долгу за раннее предупреждение.

Тот качнул головой. Для обычного человека это было равносильно долгому интенсивному мотанию на отрыв.

– На них самих ничего нет. Но на одежде я видел следы. Это может быть признаком вмешательства известного нам клана или кого-то иного.

– На одежде?.. – Чаёку свела брови в задумчивости. – Мой отец исправлял фасоны нарядов, вышедших из-под игл дворцовых швей.

– Это может всё объяснить, – согласился Тонитама, – но руку твоего отца я бы узнал из сотни. Хотя, говорят, когда боевой маг обращается к бытовым чарам, его отпечаток может меняться, а результаты быть непредсказуемы.

Он окинул взглядом одежду на лукоморцах и вздохнул с видом: "Я же говорю. Ну вот какому нормальному человеку может придти в голову носить такое?".

– Покойный Шизуки-сан называл это проблемами совместимости, – подтвердила девушка.

– Проблемами пренебрежения тривиальным бытом со стороны людей, способных мановением руки разнести в пыль дворец, я бы сказал, – сухо хмыкнул вамаясец.

– С вашего позволения, Тонитама-сан, если вы ничего не желаете добавить к вашему суждению, мы покинем ваше драгоценное присутствие, – почти не обиженная за отца поклонилась дайёнкю.

Вечный одарил ее нечитаемым взором и она, сложив руки перед собой, с поклонами попятилась, увлекая за собой Ивановичей. Прием – то ли у врача, то ли у члена совета – был закончен.

– Чего тебя утром потащило выпендриваться у ворот Тонитамы? – пережевывая ненавистную рыбу и лаская грустным взором креветок в тарелке брата, тихо пробормотала Лёлька за ужином.

– Я тебя изображал, между прочим, – надулся Ярик, считавший свой бенефис в роли сестры беспримерным успехом. – Ты бы в такой ситуации молчать не стала, а брякнула что-нибудь эдакое.

– В такой ситуации, и в другой тоже, я бы сперва подумала, чего брякаю! – въедливо сообщила она. – А если бы они обнаружили мою магию?

Яр округлил глаза и уставился на сестру в искреннем недоумении:

– Твою-то?! Да ну…

Лёка прикусила язык. С одной стороны хорошо, когда выдрессированный младший брат верит безоговорочно во всё, во что не веришь даже ты сама. А с другой…

– В следующий раз не только говори, как я, но и думай, как я. И будет тебе счастье, – буркнула она и принялась за чай.

Изображать Ярку тоже было не сахар: полдня подставляться под его неуклюжие выпады, падать от малейшего толчка, и делать вид, что задыхаешься уже на втором круге во время пробежки, артистизма требовало немалого. А когда Чаёку по пути в башню с восторгом указала на похожую на сердце розоватую тучку, кропившую дождиком Мишаню, попросила "Яра" сочинить что-нибудь красивое, а в ответ услышала: "Дождик, лей, дождик, лей – на меня и на людей. На моёго милого не капли ни единого"… По выражению ее лица можно было подумать, что ей предложили кимоно надеть задом наперед. Еле-еле усталостью и переживаниями за завтрашний день оправдаться смогла…

В конце концов, сытые, усталые и до определенной степени довольные, княжичи добрались до постелей. Но несмотря на то, что валились с ног, и глаза закрывались еще минуту назад, уснуть они не могли еще долго…

Тяжелый протяжный звон гонга заполнил внутренний двор Малого дворца Усердного Поиска Гармонии, заглушая голоса, и когда последний отзвук растаял, над брусчаткой, застеленной татами, воцарилась тишина.

Лёлька, чувствуя в районе желудка наступление глобального похолодания с ледниковым периодом в арьергарде, снова оглядела собравшихся вокруг поля их будущего боя. Тайсёгун, сложив на коленях руки, неподвижно восседал на открытой галерее, огибавшей стены дворца. Справа от него в таких же позах застыли двое Вечных, похожих как отражения – Нерояма и Нивидзима Кошамару. Слева, массивные и хмурые, возвышались двое незнакомых вамаясьцев в черном, судя по выражению брутальных физиономий – военные. В дальнем конце двора, одетый в белую мешковатую рубаху и черные штаны как два паруса, с видом полководца перед парадом побед, стоял Обормоту в окружении сенсеев. Один полировал его шест, другой нашептывал что-то на ухо, заставляя мальчика хихикать, третий беззастенчиво сверлил взглядом его противников, рассчитывая то ли смутить их, то ли высмотреть что-то полезное для их подопечного.